- Нет, - вмешалась неожиданно Джизбелла Мак-Куин. - Не соглашайся. Если хочешь быть спасителем, уничтожь секрет. Не давай ПирЕ никому.
- Что такое ПирЕ?
- Тихо! - рявкнул Дагенхем.
- Это термоядерное взрывчатое вещество, которое детонируется одной лишь мыслью... психокинезом, - сказала Джизбелла.
- Какой мыслью?
- Просто желанием взорвать его, направленным желанием. Это приводит его к критической массе, если ПирЕ не изолирован Инертсвинцовым Изомером.
- Я велел тебе молчать, - прорычал Дагенхем.
- Если мы все пытаемся на него повлиять - то я тоже хочу попробовать.
- Это больше, чем идеализм.
- Нет ничего больше идеализма.
- Секрет Фойла больше, - пробормотал Йанг-Йовил. - ПирЕ сейчас сравнительно маловажен. - Он улыбнулся Фойлу. - Секретарь Шеффилда подслушал часть вашей милой беседы в соборе. Нам известно, что вы джантировали в космосе.
Воцарилась внезапная тишина.
- Джантация в космосе! - воскликнул Дагенхем. - Невозможно! Ты не знаешь, что говоришь.
- Знаю. Фойл доказал, что это возможно. Он джантировал на шестьсот тысяч миль от крейсера В.С. до остатков "Номада". Как я сказал, это гораздо больше, чем ПирЕ. Мне кажется, этим следует заняться в первую очередь.
- Тут каждый говорит о том, что он хочет, - медленно произнесла Робин Уэднесбери. - Чего хочешь ты, Гулли Фойл?
- Спасибо тебе, - промолвил Фойл. - Я жажду понести наказание.
- Что?
- Я хочу очищения, - сказал он сдавленным голосом. Клеймо стало проступать на его перебинтованном лице. - Я хочу искупить содеянное; свести счёты. Я хочу освободиться от своего тяжкого креста... эта боль ломает мне спину. Я хочу вернуться в Жоффре Мартель... лоботомию, если заслуживаю... и я знаю что заслуживаю её. Я хочу...
- Вы хотите спасения, - перебил Дагенхем. - Спасения нет.
- Я хочу освобождения!
- Исключено, - отрезал Йанг-Йовил. - Ваша голова слишком ценна, чтобы отдавать её на лоботомию.
- Мы выше простых детских понятий вроде преступления и наказания... - вставил Дагенхем.
- Нет, - возразила Робин. - Всегда должен быть грех, и должно быть прощение. Мы никогда можем быть выше их.
- Нажива и убыток, грех и прошение, идеализм и реализм... - горько улыбнулся Фойл. - Вы все так уверены, так прямодушны... А я единственный в сомнениях. Посмотрим, насколько вы действительно уверены... Итак, вы отдаёте мне Оливию Престейн? Мне - да, так? А закону? Она - убийца.
Престейн попытался встать, но рухнул в кресло.
- Должно быть прощение, Робин? Ты простишь Оливию Престейн? Она убила твоих родных.
Робин смертельно побледнела. Йанг-Йовил попытался что-то возразить.
- Вы, Йовил. У Внешних Спутников ПирЕ нет; Шеффилд признался в этом. Всё равно будете испытывать его на них? Чтобы моё имя вспоминали рядом с именами Линча и Бойкота?
Фойл повернулся к Джизбелле:
- Вернёшься ты ради своего идеализма в Жоффре Мартель отсиживать срок до конца? А вы, Дагенхем, откажетесь от неё? Спокойно отпустите в тюрьму?
Он выслушал возмущённые возгласы и на миг увидел в них смущение, горькое и глубоко спрятанное.
- Жизнь так проста, - иронично продолжал он. - И это решение так просто, не правда ли? Уважить права собственности Престейна? Благополучие планет? Идеалы Джизбеллы? Реализм Дагенхема? Совесть Робин? Нажмите на кнопку, и робот дёрнется. Но я не робот. Я выродок Вселенной... мыслящее животное... Я пытаюсь разглядеть путь через эту трясину. Возвратить ПирЕ миру, и пусть он себя губит? Обучить мир джантации в космосе, и пусть себе величаво ступает от галактики к галактике, распространяя повсюду заразу своего уродливого образа жизни? Каков же ответ?
Робот-бармен внезапно швырнул миксер через всю комнату. В последовавшей тишине надсадно прозвучал голос Дагенхема:
- Проклятье! Ваши куклы, Престейн, опять разладились от радиации.
- Ответ - "да", - отчётливо произнёс робот.
- Что? - ошарашенно спросил Фойл.
- Ответ на ваш вопрос - "да".
- Спасибо, - сказал Фойл.
- Счастлив служить, сэр. - отозвался робот. - Человек в первую очередь - член общества, а только потом уже индивидуум. И независимо от того, обречёт ли себя общество на уничтожение или нет, вы должны оставаться с ним.
- Совсем спятил, - раздражённо бросил Дагенхем. - Выключите его, Престейн.
- Погодите, - приказал Фойл, не сводя глаз с ослепительной улыбки, застывшей на механическом лице робота. - Но общество может быть таким тупым, таким запутавшимся... Ты свидетель нашего разговора.
- Верно, сэр, но вы должны учить, а не диктовать. Вы должны учить общество.
- Джантации в космосе? Зачем? Стоит ли нам рваться к звёздам и галактикам? Ради чего?
- Потому что вы живы, сэр. С таким же успехом можно задаться вопросом "Ради чего жизнь?". Об этом не спрашивают. Просто живут.
- Сумасшествие, - пробормотал Дагенхем.
- Но увлекательное, - заметил Йанг-Йовил.
- Жизнь должна быть больше, чем простое выживание, - сказал Фойл роботу.
- Тогда определите это "больше" для себя, сэр. Не требуйте от мира остановки, если у вас возникли сомнения.
- Но почему мы не можем идти вперёд все вместе?
- Потому что вы все разные. Вы не лемминги. Кому-то нужно вести - и надеяться, что остальные не отстанут.
- Кому же вести?
- Тем, кто должен... увлечённым, одержимым.
- Выродкам.
- Все вы выродки, сэр. Вы всегда были выродками. Жизнь - это уродство. В этом её надежда и слава.
- Спасибо тебе большое.
- Счастлив служить, сэр.
- Ты спас сегодняшний день. И не только сегодняшний.
- Где-нибудь всегда выдаётся чудесный день, сэр, - проговорил робот. Потом он заискрился, затрещал и рухнул, развалившись на части.
Фойл повернулся к присутствующим:
- Эта штука права; сказал он - а вы не правы. Кто мы такие, любой из нас, чтобы принимать решения за весь мир? Пускай мир сам принимает решения. Кто мы такие, чтобы хранить секреты от мира? Пускай мир знает их и решает за себя. Идём в собор.
Он джантировал; остальные - следом. Район до сих пор был оцеплен, но вокруг собралась колоссальная толпа. Столько опрометчивых и любопытствующих людей джантировало в дымящиеся развалины, что полиция установила защитный индукционный экран. И всё равно озорники и зеваки пытались проникнуть в руины; опалённые индукционным полем, они убегали с жалобным воем.
По знаку Йанг-Йовила поле выключили. Фойл прошёл по горячему щебню к восточной стене собора, от которой ещё оставалось футов пятнадцать в высоту. Он ощупал почерневшие камни, раздался скрежещущий звук, и кусок стены три на пять футов с резким визгом стал открываться; потом заел. Фойл нетерпеливо схватил его и дёрнул. Перекалённые петли не выдержали и рассыпались, панель упала.
Двумя столетиями раньше, когда организованная религия была запрещена, а ортодоксальные верующие всех исповеданий ушли в подполье, несколько преданных благочестивых душ устроили эту потайную нишу и обратили её в алтарь. Золото распятия до сих пор сияло негасимым огнём веры. У подножия креста покоился маленький чёрный ящик из Инертсвинцового Изомера.
- Знак?.. - выдохнул Фойл. - Ответ, который я ищу?
Он выхватил тяжёлый сейф прежде, чем кто-нибудь успел пошевелиться, джантировал сотню ярдов на остатки кафедральных ступеней обращённых к Пятой Авеню и там, на виду у всей толпы, открыл его. Вопль ужаса сорвался с губ сотрудников Разведки знавших о его содержимом.
- Фойл! - бешено закричал Дагенхем.
- Ради бога, Фойл! - заревел Йанг-Йовил.
Фойл вытащил слиток ПирЕ - цвета кристаллов йода, размера сигареты... один фунт твёрдого раствора трансплутониевых изотопов.
- ПирЕ! - выкрикнул он, обращаясь к толпе. - Держите его! Это ваше будущее. ПирЕ! - Он швырнул слиток в гущу людей и добавил через плечо: - Сан-Франциско!
Фойл джантировал Сент-Луис - Денвер - Сан-Франциско, прибыв на площадку Русского Холма; там было четыре часа пополудни, и улицы кишели припозднившимися джантерами-покупателями.
- ПирЕ! - взревел Фойл. Его дьявольская маска налилась кровью и устрашающе горела. - ПирЕ... Он ваш. Заставьте их рассказать вам, что это... Ном! - крикнул он прибывающим преследователям и джантировал.
В толпе оцепеневших от ужаса лесорубов, торопящихся с лесопилок к своим бифштексам с пивом, возникла кошмарная фигура с тигриным оскалом. Фигура размахнулась и бросила фунтовый слиток цвета кристаллического йода в гущу людей.
- ПирЕ! Эй, там, слышите меня, нет? ПирЕ! Хватайте - и без вопросов. Слышите там, вы? Пусть расскажут про ПирЕ, и всё!.
Дагенхем, Йанг-Йовил и прочие, джантирующие за Фойлом с секундным опозданием, услышали:
- Токио. Императорская площадка!
Он исчез за миг до того, как долетели их пули.
В Токио было девять часов пьяняще свежего утра, и толпа утреннего часа пик, собравшаяся вокруг Императорской площадки у карповых прудов, была парализована видом самурая с тигриным лицом, который явился и швырнул в неё слиток странного металла вместе с памятными наставлениями.
Фойл побывал в Бангкоке, где дождь лил как из ведра, и Дели, где бушевал муссон... преследуемый по пятам гончими псами. В Багдаде в три часа ночи его встретили пьяным умилением завсегдатаи ночных баров, джантирующие вокруг света, вечно опережая время закрытия на полчаса. В Париже а потом в Лондоне стояла полночь; шумные толпы на Елисейских Полях и Пикадилли бурлили, как море, от странных действий и страстных призывов Фойла.
Проведя своих преследователей за пятьдесят минут почти полный путём вокруг света, Фойл позволил им настичь себя в Лондоне. Он позволил им повалить себя, вырвать из рук сейф из ИСИ и пересчитать оставшиеся кусочки ПирЕ.
- Для войны осталось достаточно. Вполне достаточно для полного уничтожения... если посмеете. - Фойл смеялся и рыдал в истерическом триумфе. - Миллиарды на оборону, но ни гроша на выживание...
- Ты понимаешь, что ты наделал, проклятый убийца?! - закричал Дагенхем.