ься со мной в каюте через интерком или через бортовую сеть, но вскоре выяснил, что и Денис не лыком шит. В мое отсутствие он навел в корабельном коммуникационном хозяйстве свой собственный порядок, и я, закрывшись в своей каморке, обнаружил себя наглухо изолированным от внешнего мира. Хоть через стенку перестукивайся.
Жаль, но азбукой Морзе я не владел.
Я оттолкнулся от переборки и, волоча за собой объемистую сумку с вещами, подплыл к люку. Борис с Денисом предпочли остаться за поворотом коридора, дабы не создавать мне неудобств при встрече. Впрочем, куда больше неудобств мне доставила необходимость в одиночку открывать входной люк, который как назло сегодня решил присосаться покрепче. Положение осложняло то обстоятельство, что на мне был надет скафандр, который, при всем уважении к StarSuit, все же изрядно сковывал мои движения.
В спортивном костюме проделывать эти акробатические трюки было бы, конечно, несравненно легче, но Луцкий и его команда категорически настояли на том, чтобы во время перелета на челноке никаров я непременно находился в скафандре. Слава Богу, хоть шлем разрешили заранее не надевать. Они ссылались на то, что Кадеста также была облачена в скафандр, и хотя неизвестно, что являлось тому причиной – перелет в челноке или посещение нашей драги – меня заставили нарядиться аналогичным образом.
Неподатливая крышка, наконец, глухо всхлипнула и открылась. По ту сторону проема виднелся гостеприимно распахнутый входной люк челнока, из которого лился яркий свет, но никого из встречающей делегации я не заметил. Немного обождав, я вздохнул, перекрестился и, помахав на прощание провожавшей меня парочке, нырнул в шлюз.
Не знаю, что я ожидал увидеть по ту сторону, какой инопланетный интерьер рассчитывал обнаружить, но ничего необычного мне не встретилось. Все те же поручни повсюду, жгуты и сетки для фиксации грузов, испещренные поясняющими надписями стеновые панели, скрывающие проводку и внутренние коммуникации. Вполне традиционная обстановка для шлюзового отсека, разве что не такая замызганная, как у нас на «Берте». Кроме того, поскольку для никаров понятия «пол» и «потолок» были практически лишены смысла, расположение оборудования выглядело несколько хаотичным. Мы обычно в силу привычки стараемся все размещать, исходя из некоей условной ориентации «верх-низ», а здесь люди, работающие с разными узлами, оказывались бы перевернутыми относительно друг друга. Хотя, если подумать, то такая организация рабочего пространства дает гораздо больше свободы и позволяет в том же объеме разместить больше рабочих мест.
– Привет, Олег! – послышался мужской голос из громкоговорителя внутренней связи, – у тебя еще какие-нибудь вещи будут?
– Нет, это все, – я повертел головой, составляя в мозгу схему помещения, чтобы потом не запутаться.
– Тогда я закрываю люк. Не будем терять понапрасну время.
– Да, пожалуй, – согласился я, с некоторой тоской наблюдая за закрывающейся крышкой и надеясь, что она не окажется дверцей захлопнувшейся мышеловки, – Вы – Аннэйв, верно?
– Так точно, – подтвердил мой невидимый собеседник, – давай, забирайся в кабину.
Я проплыл в дверной проем, толкая сумку перед собой, и оказался в следующем отсеке, который, по-видимому, и являлся кабиной. Челнок был небольшой, не рассчитанный на длительные автономные полеты, а потому его внутренние помещения не отличались просторностью. В небольшой комнатке, помимо нескольких стоек для размещения грузов и аппаратуры, располагались два кресла, перед которыми висел большой экран. Оба кресла были пусты. В поисках люков, ведущих в другие отсеки я закрутил головой, но ничего похожего не нашел.
– Пристрой куда-нибудь свой баул и располагайся, – пригласил меня голос Аннэйва, – если нужны удобства – они по левую руку от тебя.
Посмотрев в указанном направлении, я обнаружил дверь с соответствующим значком. Зафиксировав сумку парой эластичных жгутов, я даже заглянул в санузел, но не обнаружил там ничего неожиданного. Как не обнаружил и никого живого. Мое недоумение, наконец, достигло предела, и я был вынужден задать мучавший меня вопрос.
– А где же Вы сами?
– Я? Что значит где? – в некотором замешательстве переспросил Аннэйв.
– Я же… о! Извини, ты же, наверное, никогда не сталкивался… Я – симбионт.
– И что это означает?
– В определенном смысле, этот корабль – и есть я.
– Э-э-э… не понял, – малость опешил я, – искусственный интеллект?
– Зачем же сразу обижать! Почему же искусственный, самый что ни на есть натуральный, только оболочка другая.
– Все равно непонятно.
– Не забивай себе голову, – попытался отделаться от моих расспросов Аннэйв, – потом Кадесту расспроси, у нее язык получше моего подвешен. Забирайся в кресло, нам уже двигаться пора.
Я подплыл к креслу, но только ухватившись за его подлокотник сообразил, что вместе со скафандром я в нем не умещусь.
– Скафандр можешь снять, он тебе больше не понадобится, – заметил Аннэйв, – вы там у себя постоянно их носите?
– Почему же? – я расстегнул замки и, подобно новорожденной стрекозе, вылезающей из шкуры личинки, начал выбираться из непослушного комбинезона, – только на выход одеваем.
– А зачем сейчас нацепил?
– Так я думал, что у вас тут надо обязательно в скафандре находиться. Кадеста же в нем была, когда в гости прилетала.
– Ха! Так она точно то же самое про вас говорила! – Аннэйв хохотнул, чем окончательно убедил меня, что является живым человеком, и на душе стало заметно спокойней. Роботам чувство юмора неведомо.
Что ни говори, а «Дельфин» оказался куда лучше приспособлен к невесомости, нежели мой предыдущий костюм. Теперь я мог в считанные минуты нарядиться в него без посторонней помощи, а также потом снять обратно, не извиваясь при этом, как мучимый коликами червяк. Уже через пару минут мой скафандр висел, распятый жгутами, на стене рядом с сумкой и шлемом, а я втиснулся в кресло и был готов к отлету.
– Я на месте, что дальше?
– Поскольку ты, Олег, единственный пассажир на борту, то тебе и командовать.
– Как скажете, – я положил правую руку на панель управления, примостившуюся у подлокотника.
Большой экран передо мной ожил, и на нем высветились сообщения, которыми Аннэйв обменивался с Борисом в ходе стыковки. Голосовую связь никары принципиально не признавали, и мне пришлось принять их правила игры.
– Корабль готов к отплытию? – уточнил я.
– Так точно.
Я отправил Борису соответствующий рапорт, и он начал процедуру расстыковки. Со стороны шлюза донесся лязг открываемых замков и глухой хлопок, когда зажатый между крышками люков воздух вырвался на свободу.
«Счастливого пути, юнга!» – выскочило на экране, а потом еще, от Жана, – «Bon voyage!»
«Я буду без вас скучать!» – признался я, получив в ответ лаконичное:
«Ха-ха!»
Далее побежала череда технических сообщений, оговаривающих для нас параметры отхода, и на этом сантименты закончились.
– Давай я тебе картинку включу, – предложил Аннэйв, – чтобы скучно не было.
Служебная информация соскользнула в нижний угол, а весь остальной экран вдруг распахнулся широченным окном в открытый космос, где от нас медленно удалялась ярко освещенная прожекторами махина «Берты». Я аж подпрыгнул, настолько неожиданно это было. Буквально перед самым моим лицом проплывали мелкие пылинки, искрящиеся в лучах света, я с трудом удержался, чтобы не отмахнуться от них.
Такой большой голографический экран я в последний раз видел в кабинете у Луцкого, да еще на тренажере, но ни один из них не давал столь реалистичного и детального изображения. Потрясающе! И все это великолепие только ради того, чтобы развлекать двух пассажиров челнока!? Хотя, если подумать, то в таких условиях тем же дистанционным манипулятором можно управлять как своей собственной рукой, а никарам, поди, за бортом чуть ли не каждый день работать приходится, так что игра, возможно, вполне стоит свеч.
Генераторы в недрах корабля засвистели чуть громче, и наш челнок начал плавно отходить вбок, чтобы обогнуть тянущуюся к жилому уровню лифтовую мачту.
– Сперва разойдемся подальше, – прокомментировал Аннэйв, – а потом уже прыгать будем.
Я не мог не признать, что он отменный пилот, в совершенстве владеющий своим кораблем. Мое тело не побеспокоил ни единый толчок, и только мой желудок время от времени подсказывал мне, что двигатели аккуратно и мягко ведут челнок в требуемом направлении. Развести два корабля, мечущихся с сумасшедшей скоростью на такой… компактной орбите – задача не из легких. При длительности одного витка всего в полторы минуты хочешь – не хочешь, а приходится учитывать всякие второстепенные эффекты, которые, как назло, так и норовят столкнуть две махины лбами. Приходится постоянно подрабатывать тягой только для того, чтобы удерживать корабли на некотором безопасном расстоянии друг от друга, и осторожность надо соблюдать до тех пор, пока челнок не поднимется на орбиту выше жилого отсека, а это почти два километра неспешного дрейфа.
Аннэйв, наконец, вывел наш корабль так, чтобы он оказался позади «Берты» и уже относительно спокойно принялся поднимать орбиту.
Драга начала постепенно уменьшаться в размерах. Эта жестяная коробка уже успела стать для меня родным домом, и расставание с ней даже вызвало во мне что-то вроде легкой печали. Мне вдруг захотелось помахать ей на прощание рукой, и я не стал себя сдерживать, хотя и понимал, что меня все равно кроме Аннэйва никто не видит.
– Не переживай, – поспешил успокоить меня пилот, – через пару дней уже вернешься.
Вскоре «Берта» превратилась в еле различимую гирлянду вспыхивающих искорками навигационных огней, плывущую меж звезд. Мое внимание привлекло только что объявившееся зеленое пятно на краю зрения. Я перевел взгляд вбок и сфокусировался на таблице со служебной информацией, обнаружив, что мы уже удалились от нее почти на три километра. На таком расстоянии уже разрешалось выполнение портальных переходов, о чем и сигнализировал зеленый огонек.