– Я, мальчики, не великий любитель стоять у плиты вообще, а в такой день не встану и подавно. Да и есть, честно говоря, хочется не абы когда, а прямо теперь. Потому достархан накрываем «по-походному»: вываливаем на тарелки всё, что принесли с собой, моем руки – и за стол!
Сказано – сделано. Получилось если и не очень эстетично, то, благодаря обилию различного рода деликатесов, вполне празднично.
– Водку пить будем? – покосился на Кирилла Глеб.
– Я бы лучше выпил вина, – признался тот. – А то меня от одного её вида слегка подташнивает…
– Меня, знаешь ли, тоже! – рассмеялся Глеб. – Значит, пьём вино? Машаня, не возражаешь?
– Мне без разницы, – беззаботно улыбнулась Машаня. – Что нальёте, то и буду пить!
После тоста за павших, про войну больше не вспоминали, как и не было её…
… – Петька женат, он первым подсуетился, сама на его свадьбе гуляла, – загибала пальцы Машаня. – Николка точно не женат. Сашка… не скажу, от этого тихушника всего можно ожидать. Ритка – нет… А твои сестрички, Киря?
– Обе замужем.
– Здорово! А ты, значит, отстал? Хотя женишок вполне ничего, как думаешь, Глеб, вполне?
– Не знаю, – пожал плечами Абрамов-младший, – я как-то не по этой части…
– Ну да, ты по моей части… А сознайся, Киря, – Машаня подняла чуть осоловевший взгляд на Берсенева, – наверняка ведь есть какая русалка на примете, а? Они вокруг тебя небось хороводы водят?
– Не поверишь, – деланно вздохнул Кирилл, – всех русалок надводники расхватали, ничего не оставили…
– Ой, ли? – не поверила Машаня. – А вот мне сдаётся, что ты темнишь… Темнит? – обратилась она за поддержкой к мужу.
– Темнит! – уверенно кивнул Глеб.
– На то я и подводник, чтобы темнить, – отшутился Кирилл. – Специфика службы…
Ещё сегодня утром, шагая по булыжным мостовым Хельсинки, Кирилл Берсенев был абсолютно уверен в том, что сердце его свободно. А теперь…
Она вышла на обзорную галерею дирижабля «Суоми» в сопровождении старших флотских офицеров: холеная брюнетка с нездешней внешностью. На какой промежуток времени встретились их взгляды: на секунду, на две? Потом взгляды разошлись, чтобы в этот день больше не встречаться. Почему только в этот день, почему не никогда? На этот вопрос у Кирилла не было ответа. Он просто знал, что между их сердцами в тот миг протянулась незримая нить. Более того, он также знал, что и она это знает…
Когда вторая бутылка марочного вина опустела более чем наполовину, а тарелки с закусками пришли в полное расстройство Кирилл задал вопрос, который некоторое время не давал ему покоя:
– Ребята, вы что, так и собирались отмечать своё бракосочетание вдвоём, без гостей? Я ведь не в счёт, я подоспел к столу случайно.
– Понимаешь, брат! – пустился в объяснения Глеб. – Мы ведь, признаться, не рассчитывали, что нас сразу распишут. Думали: подадим заявление, а там к назначенному сроку и будем огород городить. А тут оказалось, что с началом войны кое-что в этом вопросе поменялось. Людям военным можно теперь жениться и без испытательного срока. Согласись, своя суровая логика в этом есть. А если, как сказала тётка в загсе, оба брачующихся (брр, ну и словечко!) носят форму, то и все документы оформляются в течение часа. И что, отказываться? Ага, счасс! Тем более что собрать всех близких одновременно по нынешним временам всё одно нереально. Вот мы, посовещавшись накоротке, большинством в два голоса против незначительных угрызений совести, и решили: бракосочетанию быть! Метнулись в салон, купили Машане шикарное платье (я и так был в парадке), потом она отправилась делать причёску, а я помчался за кольцами…
– И за цветами, – вставила Машаня.
– И за цветами, – согласился Глеб. – Но, по причинам, о которых я сейчас говорить не хочу, ограничился кольцами. Встретились вновь у загса, и… остальное ты знаешь!
– По крайней мере, догадываюсь, – кивнул Кирилл. – Ну а родителей-то хоть известили?
Глеб и Машаня переглянулись с таким видом, словно им самим такая мысль в голову и не приходила.
– Точно! – воскликнул Глеб. – Кирюха, ты гений! Мы, правда, хотели перенести все звонки на завтра… Но ты прав, лучше сделать это сегодня. Да что сегодня – прямо сейчас! Кто первый? – обратился он к жене.
– Давай я.
Машаня встала и вышла из комнаты. Вскоре из прихожей, где стоял ближайший телефонный аппарат, раздалось: – Привет, пап…
Глеб встал и прикрыл дверь.
– Не будем им мешать, – пояснил он, разливая вино по бокалам.
Машаня вернулась в прекрасном расположении духа.
– Я отстрелялась! – заявила она. – Теперь твоя очередь радовать предков.
– Я готов! – воскликнул Глеб. – Только сначала один вопрос: как дядя Миша отреагировал на сногсшибательную новость?
– По-моему, обрадовался, – не очень уверенно ответила Машаня. – По крайней мере, поздравил, и приветы передал, кстати, вам обоим.
– Спасибо, – поблагодарил Кирилл, тогда как Глеб только кивнул. – А как отреагировала Евгения?
– Понятия не имею, – нарочито беззаботно ответила Машаня. Потом пояснила: – Я ведь отцу на работу звонила, так что мачеха если и в курсе, то только сейчас. И как она реагирует, на то мне плевать!
Глеб встал из-за стола:
– Ну, вы тут празднуйте. Разрешаю тебе, Кирюха, слегка поухаживать за моей женой, пока я буду искать по телефону родителей. Найду ли? – Глеб в сомнении покачал головой и вышел из комнаты, не забыв прикрыть дверь.
– Киря, налей вина, – попросила Машаня.
Исполнив просьбу, Кирилл спросил:
– Ты с ней по-прежнему в контрах?
– С Евгенией? – догадалась Машаня. Вопрос, казалось, её слегка озадачил. Она наморщила лобик, слегка подумала, потом отрицательно помотала головой:
– Нет. Уже нет. Это я так, по инерции…
Вернулся Глеб.
– Быстро ты, – заметил Кирилл.
– Представляете – повезло! Мама оказалась дома. Сказала, что только вернулась из командировки. А отец где-то на фронте. Обещала сообщить ему при первой же возможности. А, вообще, она за нас рада. Велела тебя поцеловать. – Глеб обнял и поцеловал жену. – И тебя…
Глеб встал, явно намереваясь подойти к Кириллу, но тот отгородился руками:
– Нее… не люблю целоваться с мужиками!
– Ну и сиди не целованный! – Глеб вернулся на место.
– Что значит не целованный? – промурлыкала Машаня. – Разве не первейшая обязанность невестки исполнять пожелания свекрови? – Она пододвинулась к Кириллу и нежно поцеловала его в щёку.
– Приревновать, что ли?.. – как бы рассуждая сам с собой, произнёс Глеб.
Машаня поднялась, с улыбкой подошла к Глебу, оставаясь к мужу лицом, оседлала его колени и впилась в губы долгим поцелуем.
Кирилл с небольшой долей грусти подумал, что срок его пребывания на этом празднике жизни, кажется, истёк. Он встал и сказал в сторону милующихся молодожёнов:
– Ну, мне пора! – Машаня, не отрываясь от своего занятия, махнула в его сторону рукой, типа «пока!», а Глеб так же рукой изобразил нечто, понятое Кириллом, как «дверь сам захлопнешь!»
Прирастать будет Сибирью… Петроград
Седых давно мечтал побывать в столице России, но утренний Петроград ему как-то не глянулся. Может, потому, что рейс из Новосибирска прибыл совсем рано, и на улицах было ещё темно? Саша долго пытался разглядывать через стекла дребезжащего на стыках рельсов трамвая серые дома с блестящим от влаги стенами, потом спросил у сидящего рядом Ежова:
– Тут всегда так?
– Как так? – не понял Ежов.
– Серо.
– Серо? – удивился Ежов. – Сыро, да, а серо… как-то не замечал. Да ты не огорчайся. Солнышко выглянет, веселей станет!
Солнышко с рассветом так и не выглянуло, осталось за тучами, но урбанистический пейзаж всё же изменился в лучшую сторону – или глаз у Седых пообвыкся?
Ежов вёл его быстро, и Саша совсем не запоминал дорогу. Вот они прошли под арку меж двух домов, и во дворе подошли к огороженной металлической оградой одноэтажной кирпичной постройке. «Похоже на какую-то базу» – подумал Седых. На проходной документы предъявил один Ежов, про Седых сказал «Это со мной!», и их пропустили. Дальше была дверь с кодовым замком. Шифр Ежов ухитрился набрать так, что Седых не подсмотрел ни одной цифры. За дверью обнаружилась крутая лестница, больше похожая на трап, которая вела в подвал. Там находился ещё один пост, на котором дежурили уже не ВОХРовцы, а гебисты. Тут документы проверили и у Седых. Потом их пропустили к лифту.
Внизу, как только раскрылись двери, Саша почувствовал знакомый специфический запах и почти рядом послышался шум проходящего поезда.
– Метро? – спросил он у Ежова.
– Метро, – подтвердил тот, с интересом глядя на Седых. – Приходилось пользоваться? Где?
– Покатался в Москве, – признался Саша. – Был там после третьего курса. Как победитель студенческого конкурса месяц работал в нашем павильоне на ВДНХ.
– Понятно, – кивнул Ежов.
Вскоре они оказались на перроне, к которому примыкал всего один путь.
– А в московском метро везде два, а то и три пути, – заметил Саша, – да и станции покрасивее.
– В Питере тоже два пути, и станции красивее, – сказал Ежов. И, усмехнувшись Сашиному удивлению, пояснил: – Это спецветка, не для всех.
Подошёл поезд, состоящий всего из трёх вагонов, и они поехали. Минут через десять покинули вагон на таком же неброском перроне, как тот, который раскритиковал Саша, и направились к лифту. Наверху Ежов сказал:
– Это и есть наше КБ!
– Объясни, к чему так сложно, – попросил Саша. – Ведь можно подойти к окнам, и понять, где находишься?
– А ты подойди, – посоветовал Ежов.
Саша так и поступил. За окном высилась высоченная стена дома, которая оставляла вид разве что на клочок неба высоко вверху.
– И такой вид из всех окон, – пояснил подошедший Ежов. – Так что, брат, понять можно одно: ты в Питере, а вот где именно…
Собеседник, представившийся Данилой Андреевичем, «пытал» Седых, наверное, с час, задавая самые разнообразные вопросы от сугубо научных до чисто бытовых. Потом поблагодарил за беседу и проводил до двери, где с порога крикнул маявшемуся в коридоре Ежову: