– Тебе надо голову лечить! – Милана поднимается и отваливает, но налетает на возникшего на пути Клименко – тот только что вошел в класс и пропустил весь цирк.
Он осторожно придерживает ее за плечи, спасает от падения и тайком подмигивает мне.
На большой перемене покупаю в столовой бутылку воды без газа и в одиночестве прогуливаюсь по коридорам – делаю вид, что далека от мирских проблем, хотя внимательно прислушиваюсь к разговорам. Главной темой обсуждения среди учеников ненадолго стали выборы пары для бала. Ничего неожиданного: с уст потенциального электората не сходит имя Орловой.
Возле короба Милана в окружении свиты пересчитывает солидную пачку бюллетеней и по одному запихивает в узкую щелку. Бобров и Савкин, уловив явно пошлую, очевидную только им ассоциацию, сопровождают каждый жест звезды гоготом и улюлюканьем.
Все понятно: Орлова осуществляет преступный вброс. Даже странно, зачем, если она и так является фавориткой этого фарса.
Татьяна Ивановна любит еженедельно проверять наши знания: пока мы в поте лица корпим над тестами, она, не заморачиваясь над конспирацией, сидит в Одноклассниках.
На пятом уроке, в самый разгар самостоятельной работы, прилетает сообщение от Глеба. Я отвлекаюсь от простейших заданий и увлеченно обсуждаю Третьяковку и совместный просмотр кино. Идея захватывает и будоражит; я прихожу в себя только со звонком, растерянно озираюсь, быстро дописываю ответы и сдаю листок последней. Татьяна в недоумении поправляет очки:
– Что, Кузьмина, неужели так сложно?
– Дополнительные нагрузки порождают стресс, а он еще никого не сделал умнее…
Прощаюсь с класснухой и через две ступеньки несусь вниз. В гардеробе традиционное столпотворение и хаос, но ждать, когда народа станет меньше, я не могу – нужно успеть привести себя в порядок, прочитать рецензии на новинки и выбрать фильм.
Я оставляю рюкзак на подоконнике, чтобы ненароком не заехать мелюзге по лбу заклепкой или цепью, но, когда вырываюсь из замеса с трофеем в виде родной косухи, нигде его не нахожу. Возвращаюсь в пустой класс, заглядываю под парты, проверяю соседние подоконники, бегу к охраннику, но тот лишь разводит руками.
У зеркала прихорашивается Милана – жеманно поправляет французскую косу и воротник бордового пальто, Кислова услужливо держит ее сумку, а Даша подобострастно заглядывает в глаза.
– Что-то потеряла? – окликает эта стерва, я резко торможу и разворачиваюсь на подошвах:
– Допустим, пропала ценная вещь. Ты же в курсе, что воровство – уголовно наказуемое деяние?
– Почему сразу воровство? – Она заворачивает помаду и несколько раз причмокивает пухлыми, как вареники, губами. – Поищи там, где твое место. То есть в дерьме.
Бобров и Савкин, явно приложившие к похищению руку, переминаются с ноги на ногу и нахально скалятся.
От бессильной злобы немеют пальцы. Я оставила в рюкзаке телефон. Глеб, возможно, прямо сейчас ждет ответа, а я опять служу мишенью для издевательств.
– Вы учитесь в первом классе, идиоты? Если его там не будет, пеняйте на себя!
– Что ты сделаешь, Кузя? – глумится Бобров, но я рявкаю:
– Пр-рокляну!
И тот, заметно побледнев, отступает, чтобы меня пропустить.
Вылетаю на холод и щурюсь от бьющего по глазам солнца. С виду мы взрослые парни и девушки, но происходящее вызывает в точности те же эмоции, что и пять лет назад, – горький, разъедающий душу коктейль из жалости к себе и маме, с которой мы вместе выбирали этот рюкзак в торговом центре.
За спортзалом, прямо у кольев забора, возвышается ржавый гараж, где хранится устаревший спортивный инвентарь, а еще – метлы, грабли и лопаты для уборки пришкольной территории. За ним тайком курят ученики, а чуть дальше стихийно образовалось отхожее место для алкашей и прочих мутных личностей. Раньше Милана считала изысканным развлечением забрасывать туда мои пожитки и наблюдать, как я плачу.
Я срезаю путь прямо по пожухлому газону, матерясь под нос, заглядываю за гараж, но рюкзак благополучно лежит на пеньке – чистоплюйка не полезла в грязь на своих каблучищах, да и недостендаперы, видимо, не решились марать дорогие кроссовки. Удостоверившись, что ничего не пропало, вешаю широкую лямку на плечо, но из поредевших кустов доносятся звуки глухих ударов, сдавленные крики и возня, и я оборачиваюсь.
Отодвигаю ветку и пару мгновений офигеваю: толпа пятиклашек остервенело пинает лежащего на земле мальчишку. Тот не сопротивляется – катается по грязи, подтягивает колени к животу и прикрывает руками голову, а двое наглых типов в кипенно-белых рубашках снимают экзекуцию на телефоны.
Я вижу в поверженном мальчишке себя, Глеба, всех, кого унижали и буллили, и ярость падает на глаза красной шторкой. Увязая подошвами в жирном черноземе, в три прыжка оказываюсь в самой гуще событий: хватаю малолетних подонков за шиворот, раскидываю в стороны и ору:
– Пошли вон, или я вас сейчас на ремни порву, моральные уроды!
Их много, некоторые почти с меня ростом, но я ни черта не боюсь: передо мной творится несправедливость, и вдохновляющий пример Глеба придает сил. Связь между нами намного важнее и весомее осязаемой. Невидимая, но прочная шелковая лента…
– Ведьма! – блеют нападавшие и, буксуя по черной жиже, на четвереньках отползают подальше.
Оказавшись на безопасном расстоянии, они показывают мне средние пальцы, хватают куртки, рюкзаки и позорно сбегают.
– Идти можешь? – Я склоняюсь над мальчишкой и перевожу дух. – За что они тебя так?
– Могу. Не знаю. Просто я им не нравлюсь.
Он утирает грязной рукой слезы. Спохватившись, протягиваю ему пачку влажных салфеток, помогаю подняться, отвожу на газон и, присев на корточки, провожу инструктаж:
– В следующий раз не раздумывай – сразу бей. Бей в морду предводителю. – В этот момент я представляю Глеба, в одиночку справившегося с шоблой придурков, или себя в будущем, когда поставлю ногу на грудь Миланы – фигурально выражаясь, конечно. – Покажи, что ты сильный и самый страшный. Иначе они отберут у тебя время, шансы на нормальное существование и…
– А ты, оказывается, прикольная… – шмыгает носом пацан. – Я проголосую за тебя. Ты должна выиграть.
С трудом отрывая от асфальта ботинки с килограммами налипшей на подошвы грязи, ковыляю домой. Прохожие косятся – не каждый день увидишь потрепанную странную деваху в боевом раскрасе, – но мне наплевать, в душе я ликую. Моими стараниями в мире только что стало чуть меньше зла и чуть больше справедливости.
Впереди легкой походкой модели вышагивает Артём, но я нарочно замедляюсь, жду, когда он свернет за угол, считаю до десяти и только потом выдвигаюсь следом.
Дома первым делом закидываю в стирку заляпанную форму, мою и до блеска начищаю ботинки, наспех обедаю и надолго запираюсь в ванной. Дурной адреналин все еще курсирует по венам, но теперь его скачок связан с ожиданием скорой встречи с Глебом и с предстоящим разговором. Возможно, с тем самым разговором.
Я отмокаю в пене с лепестками роз и дышу по специальной системе – однажды Милана заставила Авдеева выйти к доске и объяснить перед всем классом. как он спасается от своих панических атак. Она издевалась над ним и подтрунивала, бедного Авдеева было искренне жалко, но техника дыхания, которую он тогда показал, потом не раз мне пригодилась.
Как водится, наступление холодов стало для коммунальщиков полной неожиданностью – отопление еще не включили, и квартиры окончательно выстудило. Стуча зубами, натягиваю спортивные штаны и черный свитер с высокой горловиной – чтобы не мерзнуть и… чтобы не пялился Глеб.
Нет, я, конечно, совсем не против, просто, обнаруживая его задумчивый взгляд в районе груди, превращаюсь в выброшенную на берег рыбу. Мозги отключаются, слова не находятся, а я умру от позора, если он сочтет меня глупой.
Включаю обогреватель, плюхаюсь на диван, сушу волосы полотенцем и прислушиваюсь к звукам на лестнице: шаги и голоса не принадлежат маме или Алине с Борей, значит, в комнату еще какое-то время никто не ворвется.
Глеб давно прочитал сообщение с моим адресом, но ничего не ответил – может, в школе напрягли с дежурством или внеклассной работой или появились неотложные дела дома, но он обещал, значит, обязательно придет.
Для порядка поторговавшись с собой, отыскиваю в Сети страницу одной из блогерок – любимиц сестры, просматриваю ролик и внимательно запоминаю последовательность нанесения ультрамодного макияжа. Вываливаю на плед содержимое косметички и пробую изобразить на своем бледном лице такое же буйство красок.
Телефон коротко жужжит, но мгновенная радость тут же сменяется разочарованием: сообщение пришло от Артёма, а соседний диалог по-прежнему мертв.
– Куда пропала? Я тебя и в раздевалке, и в фойе искал. Ждал на крыльце, да так и не дождался.
– Ой, прости. Пришлось уйти пораньше: мама попросила кое с чем помочь. – Я жду, что Артём снова начнет душнить и допытываться, но он резко меняет тему:
– Нелли, ты только не обижайся, ладно? Я внимательно наблюдаю за нашими чуваками, и ты к ним точно несправедлива. Орлова даже ходила по классам и агитировала малолеток, чтобы голосовали за тебя.
– Да брось. Тебе показалось.
– Я был там и собственными глазами видел. Она собрала бюллетени и честно закинула в ящик.
У меня отвисает челюсть, и слетевшая с катушек интуиция кричит о готовящейся подставе. Я судорожно вспоминаю моменты прошедшего дня и, кажется, нащупываю нужную нить: Милана что-то говорила о дополнительном испытании для тех, кто пройдет первый тур.
Пальцы не слушаются, и я надиктовываю Артёму голосовое:
– А что там еще придумали Елена и Игорь Витальевич?
– Не знаю. Но, если хочешь, узнаю, – обещает он.
В прихожей раздается протяжная трель звонка. Я встаю, в недоумении плетусь в потемки и, спотыкаясь о разбросанные Борей игрушки, открываю дверь. Курьер в зеленом прикиде вручает мне огромное в