Разогреваю в микроволновке приготовленный мамой обед и, вооружившись вилкой, быстро ем.
Алина облизывает деревянную палочку, выбрасывает в мусорный пакет и окончательно включается в жизнь – трещит про какие-то модные тренды, но я не слушаю: каждую минуту проверяю диалог с Глебом. Сегодня в нем только пожелание доброго утра и котики, но у Глеба по расписанию на один урок больше – напишет, как только разгребет все дела в реале. Задумываюсь о наших совместных вечерах, тысячах присланных сообщений, о его приятном голосе и немного непривычной манере произносить слова, и теряю бдительность: Алина заглядывает через плечо и обнаруживает на экране настоящую сенсацию.
– Ого! Это кто так тебя любит? Старостин? – На слове «любит» я давлюсь и мучительно закашливаюсь. Сестра заботливо похлопывает меня по спине, но отставать не собирается: – Вот это новости! А говорила, что никогда ни с кем не станешь встречаться!..
Сарказма в ее тоне нет – она реально думает, что я закрутила роман с прыщавым ботаником и воинствующим женоненавистником Старостиным. Может, у нас действительно много общего – фриковатость, нелюдимость и агрессия в ответ на любые попытки выстроить контакт, но он даже для меня слишком плох.
Я вдруг понимаю, что, оценивая людей, оперирую понятиями Миланы и тоже делю их на сорта по внешке и социальному статусу. Открывшаяся истина не радует. Может, это и есть взросление и смена приоритетов, про которые толковала мама.
– Нет. Не Старостин, – бурчу я под нос, и Алина округляет глаза:
– А кто же? Артём?
– Нет.
– А что за парень? Откуда? Давно это у вас?
– Да так… – Я заливаюсь краской – настолько густой, что щеки пульсируют от нахлынувшего жара, споласкиваю посуду и сбегаю к себе. Падаю на диван и, подложив под голову руку, смотрю в белый потолок, украшенный люстрой футуристического дизайна. Сердце стучит у горла, а чувства не поддаются анализу – невинный вопрос Алины стал той самой бабочкой, взмахом крылышек разрушившей казалось бы крепкую плотину. Как там говаривала мама? «Любовь невозможно контролировать»?..
– Какая еще любовь?!
Терпеть не могу бестактность. Люди лезут к тебе со всякой тупостью, а ты потом долго не можешь вернуться в привычное русло. К примеру, зачем при встрече спустя десять лет с довольной улыбкой говорить давнему знакомому, что тот потолстел? Разве он и сам этого не знает? Или утрата былой красоты должна его радовать? Нет, конечно, а дурацкое замечание станет лишним поводом для неловкости и неприятных мыслей. Вот и Алина поступила точно так же: из-за банального любопытства надавила на больную мозоль, а я теперь мучаюсь.
Если серьезно: кто для меня Глеб? Он в курсе всех моих переживаний, понимает с полуслова и всегда знает, как поддержать. С ним интересно, и долгие вечера превращаются в мгновения. У него обалденная внешность и улыбка, от которой перехватывает дыхание. И взгляд – иногда теплый и безмятежный, а иногда – настороженный или пристальный. А иногда он, черт возьми, беззастенчиво пялится – точно так же, как пялятся на девчонок-акселераток наши школьные дуболомы, но я прихожу от этого в восторг. Несколько раз разговоры подводили нас к опасной черте, но мы так и не зашли за нее, хотя я бы очень хотела… признаться и услышать его соображения насчет происходящего.
Кто для меня Глеб… Несмотря на с виду непробиваемую броню и тонны штукатурки на лице, у меня всегда имелась идеальная картинка отношений между девушкой и парнем. И в моих мечтах идеальный парень и идеальные отношения выглядят именно так…
Словно поймав ту же волну, Глеб появляется в Сети. Он что-то долго пишет, а у меня от волнения дрожат пальцы. С трудом попав по нужному значку, раскрываю длинное сообщение, пробегаю глазами по строчкам, и где-то под ребрами начинает нестерпимо жечь: он не предлагает провести вместе время, зато рассказывает о какой-то однокласснице, подвалившей к нему с домогательствами.
Окей. Это нормально, что он нравится девочкам, – не у меня одной есть глаза. Однако сейчас мне невыносимо горько и жизненно необходимо выяснить мельчайшие подробности: кто она, как выглядит, насколько интересна и умна.
Расспрашиваю Глеба, но тот сливается и просит добавить фанатку в игнор, а я ощущаю бессилие, потому что при всем желании не смогу оказаться с ним рядом и проконтролировать ситуацию, – ведь телепорт пока еще не изобретен.
То, чего я так боялась, начинает происходить – вселенная слишком необъятна, она не вращается вокруг одной меня, ее законы мне неподвластны. Вся надежда на Глеба – он же обещал, что не подведет… И я в который уже раз решаю ему верить.
А дальше и вовсе происходит чудо: Глеб просит притвориться его девушкой, а еще говорит, что ему никто не нужен, потому что у него есть я. Это очень смахивает на неловко обставленное предложение встречаться – у меня даже замирает сердце:
– Ты сейчас серьезно?
– Нет, конечно. Я это просто так сказал, – спохватывается Глеб. Если бы мне вонзили шило в бок, не было бы так больно. Глеб никогда не производил впечатление расчетливого холодного человека, но что я действительно знаю о нем? Только то, в чем убедилась эмпирическим путем: в свободное время мы общаемся в Сети. А больше никогда ничего и не было.
Злая слеза катится по щеке, и я резко стираю ее ладонью. Ненавижу себя, жалею и смеюсь в голос: с чего я вообще взяла, что вдохновляю его на борьбу, направляю и помогаю не сбиться с пути, если сама не знаю, куда двигаться, и мечусь, как слепая комета в черном космосе?
Если стряхнуть наваждение и ворох глупых мечтаний, останется факт: Глеб – мой друг. А это тоже немало… И я пишу:
– Мы друзья, а друзья помогают друг другу. Так что ради нашей дружбы я готова стать кем угодно, даже твоей девушкой.
Звучит бредово, но сообщение улетает, а Глеб, прочитав, долго записывает голосовуху. Пока я слушаю ее, приходит еще одна, и еще. Он говорит, что больше не хочет мстить Макарову и решил остановиться, – мы даже тут совпали, и по щекам текут новые слезы. Но совпадения в мелочах – не повод без памяти влюбиться. Скорее наоборот: это противоположности притягиваются, а потом вечно мучаются от одиночества, как и их истинные половинки, – рядом с кем-то другим. Например, с ним рядом какая-то Оля. И она уже пускает в ход свои чары.
Прочистив горло, надиктовываю ответ, что он все делает правильно: власть и заработанная таким образом популярность все равно не принесли бы радости.
– Ведь мы с тобой не для этого все затевали…
– А для чего? Напомни, пожалуйста, а то я и впрямь начал забывать. Разве мы не собирались стать звездами?
Вопрос выводит из равновесия. На него нужно отвечать честно, но я не могу признаться, что меня больше не заботят глупые статусы. Я просто хочу, чтобы люди, которые мне дороги, были счастливы. И, как бы Глеб ни определял для себя это самое счастье, буду ему помогать.
– Звезды указывают путь, они вдохновляют и вселяют надежду, – произношу я задумчиво. – Они помогают заблудившимся вернуться домой и приносят нам красивые мысли и сны. По крайней мере я хотела быть именно такой звездой, а не бешеной кометой, которая носится в черном пространстве и врезается во все подряд.
А потом меня накрывает звенящая тишина: мучительно стыдно за то, что я торопила события и нарисовала в голове картинку идеального мира, которого не существует. У Глеба своя, отдельная жизнь, он запросто может выбрать не меня.
Я разбита: не могу приступить к домашке, не могу выйти из комнаты, не могу подняться с дивана.
Когда Алину бросил Серега, она бодрилась – купила новые шмотки, постриглась под каре и много тусовалась с подружками, но однажды призналась, что самый страшный удар можно получить только от любви. На что я выплюнула: «Как то, что существует только в твоем воображении, может нанести реальный вред?»
Вернувшаяся с работы мама несколько раз стучится в дверь и настаивает на ужине. Я собираю остатки сил и бреду на кухню.
Алина в бодром расположении духа: мамочки с детской площадки рассказали ей о покалеченной тачке Серёги, и сестра поглядывает на меня с нескрываемой благодарностью.
Я уношу еду к себе, но аппетита нет. Достаю из дальнего угла коробку с куклами – теми, что не годятся на продажу, выбираю самую дешевую и уродливую и, выдвинув ящик стола с иголками, нитками, бусами и лентами, с маниакальным упорством принимаюсь за создание новой, успешной личности.
Время ускорилось, дни пролетают как мгновения: снова пятница, но пейзаж за окном больше не похож на летний – тротуары засыпаны желтыми листьями, на клумбах отцветают мальва и физалис, на газонах пожухла трава.
Пальцы исколоты иголкой, глаза болят и наверняка опухли, но бессонная ночь прошла зря: из куклы не получилось принцессы – волосы не легли в прическу, а платье в оборочках еще больше ее изуродовало.
Я повыше поднимаю воротник, взбираюсь по грязным мраморным ступенькам школьного крыльца и рывком раскрываю пластиковую дверь – от запахов щей, хлорки и мела мутит, я мерзну и с самого момента пробуждения ощущаю усталость.
Меня уже не держит спор, не держит Глеб. Не держит земля. И я спотыкаюсь и едва не падаю посреди оживленного холла.
От позора спасает завуч Елена Николаевна – с недюжинной силой хватает за рукав, отводит за колонну с заляпанными зеркалами, неодобрительно пялится на розовые волосы, и на ее лице отражается мучительная борьба. Я готова к нотациям и сочиняю остроумные ответы, но она неожиданно мягко и вкрадчиво воркует:
– Кузьмина… – Сердце ухает в желудок: я уже знаю, что она скажет, и речь пойдет явно не о смене имиджа. – Э-э… Ты не могла бы зайти на большой перемене к Игорю Витальевичу?
– Могу, конечно… – хриплю я, и последняя надежда на благополучный исход улетучивается, потому что Елена сует мне в руку сценарий Осеннего бала.
Стоит мне переступить порог класса, как Бобров и Савкин устраивают овацию, Милана присоединяется – издевательски ухмыляется и хлопает громче всех.
– Поздравляю с выходом во второй тур! Готова к сегодняшнему испытанию?