Сначала у Румянцевой открывается рот, потом расширяются глаза:
— А ты не офигел?
Я смеюсь и пожимаю плечами.
— Ты пошутил, да? — с неуверенностью спрашивает она, но в глазах читается прежнее изумление.
— Думай, как хочешь.
— Если ты продолжишь это, у тебя точно будут неприятности.
— Скажи своим, что я советую им в следующий раз меня сразу убить, иначе я буду залавливать их по одному.
— Нет, ты точно больной.
— Пишите лучше ваши речи и не теряйте время. Вам придётся очень постараться, чтобы придумать хоть что-то хорошее, что можно сказать о Макарове.
— Не волнуйся, — Румянцева принимает свой обычный нахальный вид. — В Гугле уже всё написано.
На биологии показывают документальный фильм ВВС про различия между мужчинами и женщинами. Внезапно это оказывается любопытно, и я закидываю Нелю сообщениями: «Представляешь, если запустить в лабиринт мужчин и женщин, то мужчины раньше женщин найдут выход». «У мужчин сильнее, чем у женщин развито стремление принадлежать какой-то группе». «Женщины лучше различают цвета, зато мужчины хороши в отслеживании быстро движущихся объектов». «Из-за тестостерона мужчинам проще похудеть и быстрее набрать мышечную массу» и всякое такое прочее.
Она пишет: «Это всем известные факты, Глеб. Ты что с луны упал? А ещё женщины лучше чувствуют запахи, а мужчины чаще прислушиваются к своему самочувствию».
Я наверное и впрямь упал с луны. Всё это совершенно для меня ново.
— Хочешь, сходим сегодня в Третьяковку? — от биологии я уже отвлёкся.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Вот прямо после школы и выдвинемся. Я буду всё снимать и показывать тебе, как будто мы вместе.
Неля какое-то время не отвечает, но я в восторге от своей идеи и кажется странным, что мы не додумались до этого раньше.
— Ты, кстати, знаешь, что Третьяков подарил свою галерею городу с условием, чтобы посещение в ней было совершенно бесплатным, а когда император предложил ему за это дворянство — отказался, ответив, что купец никогда не сможет стать дворянином.
Наконец, Неля возвращается в сеть.
— А разве там можно снимать на телефон? У нас знакомые недавно из Москвы приехали, говорят, даже фотографировать в галерее запрещено.
Точно. Об этом я и не подумал. На улице по-прежнему идёт дождь и отправиться на прогулку тоже не вариант.
— Я бы пригласил тебя в кино. Но это будет извращение: транслировать весь фильм с экрана.
— Можешь пригласить меня в кино дома. Устроим сеанс одновременного просмотра.
Видимо я уже совсем потерял голову, потому что её предложение очевидно.
— Отлично! Тогда я приглашаю тебя в кино. Только фильм выбираешь ты.
— А ты покупаешь попкорн, — смеётся она тремя смайлами.
— Запросто! Говори адрес.
— Ты серьёзно? Я же пошутила.
— А я нет. У вас же в городе есть доставка?
— Есть, конечно, но это совсем не обязательно.
— Обязательно! У нас должно быть всё одинаковое, чтобы получился эффект присутствия.
— Не могу поверить, что ты хочешь сделать это на самом деле.
— Можешь не верить. Просто напиши адрес.
Едва я успеваю отправить последнее сообщение, как заканчивается урок, а потом у нас физра и телефон приходится оставить в раздевалке.
Пока переодеваемся, пацаны то и дело косо поглядывают и я внутренне готовлюсь, что могут напасть. Но они не решаются. И я ощущаю новый прилив уверенности в том, что смогу их победить и не только физически.
Однако эта непоколебимая уверенность длится всего один урок, пока мы бежим кросс и потом сдаём норматив по метанию мяча, потому что после, когда я весь из себя довольный возвращаюсь в раздевалку, то не обнаруживаю ни своих вещей, ни рюкзака.
— Быстро всё отдали, — кидаюсь сразу к Журкину, но тот жёстко отпихивает меня.
— Отвянь, припадочный.
В тесноте небольшой комнатушки они плотно обступают меня.
— Ты чего это удумал? — вылезает вперёд Титов. — Типа в смертники записался? Нам Румянцева передала послание. Не боишься, что мы воспользуемся твоим советом?
Ответить я не успеваю, потому что сзади кто-то бьёт меня по хребту. От неожиданности падаю одним коленом на длинную лавку и ударяюсь плечом о шкафчик. Выпрямиться не успеваю, на голове у меня тут же оказывается куртка и удары начинают сыпаться со всех сторон: по спине, по ногам, по голове.
Куртку держат крепко и освободиться от неё не получается, я мотаюсь из стороны в сторону и слепо машу руками направо и налево до тех пор, пока меня не сбивают с ног. Голову застилает туман, боль разливается по всему телу, уши закладывает. Я призываю на помощь Максимуса, но он не приходит, а единственная мысль, которая застревает и крутится, крутится не переставая, что умирать мне нельзя, потому что я обещал Нелли попкорн.
Глава 22. Нелли
Тучи рассеялись без следа, выглянуло ослепительно яркое солнце, однако на улице заметно похолодало — не ожидала от погоды такой подставы и быстро застегиваю косуху. Мама целует меня в макушку — совсем как маленького ребенка, — и, напоследок окутав облаком сладких духов, спешит к остановке.
В носу щиплет — я сегодня не в меру сентиментальная. Вечернее общение с Глебом разбередило душу и вплотную подвело к вопросу, на который очень страшно отвечать.
Медленно направляюсь к воротам школы, смотрюсь в синее небо в отражении луж и размышляю над тем, что в моей жизни настоящее. И кто настоящий.
Реальность постоянно и неотвратимо меняется: еще каких-то три недели назад Алина в бикини загорала на пляже у городской речки, а я, изнывая от жары, в тени прибрежных кустов читала книгу и мечтала о прохладе. Сейчас же изо рта вырываются облачка пара, в воздухе явственно ощущается мертвое дыхание зимы, мерзнут руки, и лето кажется далеким сном. Чуть больше недели назад Артем занимал все мои мысли, но вдруг стал неинтересным настолько, что я стараюсь его избегать. Совсем недавно моим миром являлось лишь то, что можно было потрогать, увидеть, услышать, проконтролировать. Но его границы внезапно расширились до размеров вселенной с миллионами звезд. Это завораживает и... пугает. Пугает, ведь длины руки не хватит, чтобы протянуть ее и убедиться, что Глеб действительно существует, что он именно такой, каким я его себе представляю, что он не передумает. Остается только слепо доверять ему. И верить.
Школьное фойе похоже на пещеру Али-Бабы: на стеклянных полках фальшивой позолотой блестят кубки и медали, злосчастный короб в лучах утреннего солнца переливается золотом. Маленькая девочка робко опускает в него надвое сложенный листок, а меня одолевает мандраж.
Если бы существовало заклинание, исполняющее всего одно желание, я бы не задумываясь применила его и стерла свое имя из дурацкого списка. Хорошо, что девчонка голосует не за меня.
Вхожу в класс, обустраиваюсь за партой и готовлюсь к уроку — выкладываю учебник, тетрадь и ручку, и кожей ощущаю пристальное внимание Миланы. Выдержав театральную паузу, она поднимает королевский зад, дефилирует к галерке и с грохотом разворачивает ко мне пустой стул. Опирается локтями на мою парту и задумчиво изрекает:
— Что, ведьма, попутала берега? Думаешь стать принцессой, как в той сказке?
— Напомни, в какой? — сочувственно подхватываю я. Орлова зависает, кривит губы и густо краснеет, но не находится с ответом.
— Надеешься пройти, серьезно? Даже если случится чудо и за тебя проголосуют, Елена и директор устроят дополнительный просмотр. Забыла, что у тебя кривые ноги и розовые патлы? Сколько лет ты не репетировала? Не боишься опозориться, пугало?
— Бывает, что невезение в конечном итоге приводит к успеху, а мимолетная удача — к полному провалу. Бесконечное число возможных событий — это и есть наша жизнь, так зачем же бояться ее естественных проявлений? — Изображаю самую отмороженную из улыбок, а в пустых глазах Миланы вместо настороженности загорается привычное превосходство.
Этот взгляд мне отлично знаком и не сулит ничего хорошего: я задела ее самолюбие, значит, нужно готовиться к неотвратимой расплате. Если бы я была парнем, тоже разобралась бы с ней на кулаках, но суровая реальность наглядно продемонстрировала: в моем случае драка — не выход. Майская потасовка с выдиранием волос привела лишь к позорному походу к директору, многочасовой нотации и слезам мамы.
— Тебе надо голову лечить! — Милана поднимается и отваливает, но налетает на возникшего на пути Клименко — тот только что вошел в класс и пропустил весь цирк. Он осторожно придерживает ее за плечи, спасает от падения и тайком подмигивает мне.
На большой перемене покупаю в столовой бутылку воды без газа и в одиночестве прогуливаюсь по коридорам — делаю вид, что далека от мирских проблем, но внимательно прислушиваюсь к разговорам. Главной темой обсуждения среди учеников ненадолго стали выборы пары для бала. Ничего неожиданного: с уст потенциального электората не сходит Орлова.
Возле короба Милана, в окружении свиты, пересчитывает солидную пачку бюллетеней и по одному запихивает в узкую щелку. Бобров и Савкин, уловив явно пошлую, очевидную только им ассоциацию, сопровождают каждый жест звезды гоготом и улюлюканьем.
Все понятно: Орлова осуществляет преступный вброс. Даже странно, зачем, если она и так является фавориткой этого фарса.
Татьяна Ивановна любит проводить еженедельные срезы наших знаний: пока мы в поте лица корпим над тестами, она, не заморачиваясь над конспирацией, сидит в Одноклассниках.
На пятом уроке, в самый разгар самостоятельной работы, прилетает сообщение от Глеба: отвлекаюсь от простейших заданий и увлеченно обсуждаю Третьяковку и совместный просмотр кино. Идея захватывает и будоражит — прихожу в себя только со звонком, растерянно озираюсь, быстро дописываю ответы и сдаю листок последней. Татьяна в недоумении поправляет очки:
— Что, Кузнецова, неужели так сложно?
— Дополнительные нагрузки порождают стресс, а он еще никого не сделал умнее...