и куришь, так что все мы можем взлететь на воздух! Убирайся вон! Уйди с глаз моих, ради бога! Ты уволен. Возьми свои спички и свои дрянные папиросы. Вон отсюда, пока я не вышвырнул тебя сам!
Он схватил Уикса за плечи, повернул и вытолкал за дверь. Уикс в коридоре растянулся во всю длину и ушиб ногу о ступеньку. Артур с треском захлопнул дверь.
В кабинете наступила тишина. Артур оперся о стол, все еще дыша прерывисто, как после быстрого бега, – казалось, ему не хватало воздуха. Гудспет бросил на него один только быстрый и растерянный взгляд. Взгляд был инстинктивный, и Артур это понял.
– Он заслужил это, – воскликнул он, – я должен был его уволить!
– Да уж, конечно, такого парня оставлять незачем, – согласился Гудспет, смущенно глядя себе под ноги.
– Могу ли я допускать подобные вещи?
– Нет, конечно, не можете, – подтвердил Гудспет, все еще в замешательстве не поднимая глаз от пола. Помолчав, он прибавил: – Теперь он пойдет и скажет своему отцу Джейку Уиксу, контролеру.
Артур делал усилия казаться спокойным:
– Я его ударил не больно.
– Он будет уверять, что вы его чуть не убили. Эти Уиксы – такие вредные люди… – Гудспет круто оборвал и двинулся к двери. – Пойду делать обход, – сказал он и вышел.
Артур все стоял, прислонясь к столу. Он сделал ошибку, ужасную ошибку, ударив Берта Уикса. В этом виноваты заботы и переутомление. Гудспет отправился заглаживать его промах. Ах, если бы все обошлось! Артур отошел от стола и вышел в раздевальню за кабинетом. Там он надел рабочий костюм, так как хотел сегодня утром осмотреть «Новый Парадиз». Входя в клеть, чтобы спуститься в шахту, он еще надеялся, что все обойдется.
Но дело не обошлось. Берт, поднявшись, отправился на площадку у входа в шахту, где отец его проверял вес подъезжающих вагонеток. У Берта болела нога в том месте, где он ушиб ее о ступеньку, и чем больше он думал о своей ноге, тем больше она болела. Он уже боялся ступать на нее.
Его отец, Джейк Уикс, видел, как Берт подходил, особенно осторожно ступая на одну ногу.
Джейк остановил вагонетки.
– Что с тобой случилось, Берт? – спросил он.
Громко всхлипывая, Берт рассказал все. И Джейк, выслушав его, объявил:
– Он не имеет права делать подобные вещи.
– А он это сделал, – возразил Берт. – Он ударил меня и сбил с ног, вот он что сделал! И когда я уже лежал на земле, он еще раз пнул меня.
Джейк сунул за пазуху записную книжку, в которой отмечал вес вагонеток, и туже затянул свой кожаный пояс.
– Он не имеет права делать это, – повторил он. – Он не имеет права так с нами обращаться.
Джейк хмуро размышлял. И все это из-за того, что бедняга Берт забыл выбросить из кармана несколько спичек, раньше чем спуститься в шахту! Все только из-за этого, из-за проклятых новых правил! Этого никто не потерпит, а тем более он, контролер от рабочих! Он сказал отрывисто:
– Пойдем, Берт!
Он бросил вагонетки и проводил Берта в больницу. В этот день дежурил доктор Веббер, молодой врач, недавно окончивший учение и назначенный сюда интерном. Джейк внушительным тоном человека, знающего себе цену, попросил доктора Веббера осмотреть ногу Берта.
Джейк Уикс, помимо должности контролера, в которой он сменил Чарли Боулена, состоял еще казначеем санитарной комиссии. И для доктора Веббера было очень важно заручиться расположением Джейка Уикса, так что он проявил величайшую любезность и услужливость и долго и внимательно осматривал ногу Берта.
– Что, есть перелом? – спросил Джейк.
Доктор Веббер этого не находил. Собственно, он убедился, что нога не сломана, но в таких вещах никогда нельзя быть уверенным и, во всяком случае, выражать такую уверенность вслух было бы неосмотрительно. В медицинских журналах постоянно приводились случаи врачебных ошибок с пренеприятными последствиями для врачей. А с Джейком Уиксом связываться было опасно. Доктор Веббер, надо прямо сказать, струсил и объявил:
– Придется сделать рентгеновский снимок.
Джейк Уикс нашел, что это хорошая мысль.
– А что, если мы уложим его в кровать на сутки? – услужливо предложил доктор Веббер. – Пролежать сутки в постели тебе не повредит, Берт. А это даст возможность поставить правильный диагноз. Как вы находите?
И Джейк и Берт нашли, что это наилучший маневр при данных обстоятельствах. Берта уложили в мужской палате, а отец его отправился прямо в клуб и позвонил Геддону в отделение Союза, в Тайнкасл.
– Алло! Алло! – начал он осторожно. – Это Том Геддон? Говорит Джейк Уикс. Знаете, контролер в «Нептуне»? – С Геддоном Джейк разговаривал совсем другим тоном, чем с доктором Веббером.
– Ну, в чем дело? – донесся в телефон отрывистый голос Геддона. – И говорите покороче, пожалуйста. Не целый же день мне вас слушать. Что такое?
– Да я насчет моего парня, Берта, – начал Джейк весьма заискивающим тоном. – Тут дело идет о нападении и преследовании. Вы должны выслушать, Том.
Целых пять минут слушал его Геддон. Он сидел по другую сторону провода, прижав трубку к уху, и мрачно слушал, с ожесточением грызя ногти и сплевывая огрызки на лежавшую перед ним папку.
– Ладно, – сказал он, выслушав до конца. – Ладно, говорю! Я приеду.
Двумя часами позже, когда Артур поднялся из «Парадиза» наверх и, выйдя из клетки шел по двору, Геддон уже сидел в конторе, ожидая его. Увидев Геддона, Артур почувствовал удар в сердце. Он вдруг весь похолодел.
Геддон не встал с места и сидел с угрожающим видом, словно прирос к стулу. Он не начинал разговора.
Молчал с минуту и Артур. Он прошел в ванную, вымыл руки и лицо, затем вернулся, вытираясь, но видно было, что умывался он рассеянно, так как руки его оставляли на полотенце темные пятна. Он встал спиной к окну, продолжая вытирать руки. Нужно было что-то делать – это немного успокаивало нервы. Вытирая руки, он чувствовал себя увереннее. Пытаясь говорить небрежным тоном, спросил:
– Что случилось, Геддон?
Геддон взял со стола линейку и вертел ее в руках.
– Вы сами знаете, – ответил он.
– Вы пришли из-за Уикса, – сказал Артур. – Но я ничего сделать не могу. Я уволил его за дерзкое неподчинение правилам.
– Вот как?
– Его застали курящим внизу, в «Глобе». Вам известно, что там обнаружен гремучий газ. Я истратил массу денег на то, чтобы сделать этот рудник безопасным. Я не хочу, чтобы произошла новая катастрофа, ужаснее первой.
Геддон удобно скрестил ноги, все еще вертя линейку. Он не спешил, но в конце концов заговорил.
– Берт Уикс в больнице, – сказал он, обращаясь к линейке.
У Артура все внутри точно оборвалось. Ему чуть не стало дурно. Он перестал тереть руки полотенцем.
– В больнице?!
И затем, через минуту:
– А что с ним такое?
– Вам лучше знать.
– Я не знаю.
– Думаю, что у него сломана нога.
– Не верю я этому! – закричал Артур. – Я ему ничего не сделал. Мистер Гудспет был при этом. Он вам скажет, что это ерунда.
– Уиксу на завтра назначено просвечивание – тогда увидим, ерунда или нет. Это распоряжение доктора Веббера. Я только что из больницы.
Артур был очень бледен; у него ослабли ноги, пришлось присесть на подоконник. Он вспомнил, что Берт Уикс за дверью полетел на пол.
– Ради бога, Геддон, – сказал он тихо. – Скажите, к чему вы клоните?
Геддон положил линейку. Геддон не признавал никаких «нежностей» и «братской любви к ближнему». Ему, по роду его обязанностей, полагалось быть суровым и настойчивым, и он не намерен был отступать от своих обязанностей.
– Слушайте, Баррас, я буду говорить прямо. Вы сегодня вышли из себя и напали на рабочего. Не отпирайтесь. Не важно, что сделал этот человек. Но вы учинили над ним физическое насилие. Вы чуть не сломали ему ногу. А это дело серьезное. Тут уж возвращением на работу не отделаешься. Это – уголовное преступление. Не перебивайте меня! Я говорю от имени всех рабочих, которые еще остались на вашем проклятом руднике. И стоит мне поднять палец, как они все забастуют.
– А что даст им забастовка? – сказал Артур. – Им работа нужна, а не забастовка.
– Рабочие должны стоять друг за друга. Задев одного, вы задеваете всех. Не нравится мне этот рудник. Он у меня на примете с тех пор, как здесь произошло несчастье. Я не намерен допускать никаких глупостей.
От резкого тона Геддона у Артура упало сердце.
– Да знаете ли вы, сколько каторжного труда я вложил в этот рудник? – слабо запротестовал он. – Что вы затеваете?
– Вы это скоро узнаете, – отвечал Геддон. – Мы сегодня в шесть часов созываем собрание в клубе. Рабочие очень волнуются. Я вас только предупредить хотел. Теперь бесполезно что-нибудь предпринимать. Дело кончено. Вы попали в переделку. Да, в чертовски неприятную переделку!
Артур молчал. Он как-то обмяк весь, ему претили Геддон и угрозы Геддона. Эти угрозы входят в обязанности Геддона. Он старался его запугать, и, кажется, успешно. Но в глубине души Артуру не верилось, что Геддону удастся поднять рабочих: они слишком дорожат работой, чтобы решиться бастовать. Во всем районе царила страшная нужда, город кишел безработными. Те, кто еще работал, считались счастливцами.
Артур встал и сказал утомленно:
– Делайте как знаете. Я уверен, что вы не захотите вовлечь рабочих в беду.
Геддон тоже поднялся. Он привык, чтобы хозяева стучали кулаками по столу, рычали на него и требовали, чтобы он убирался к черту. Он привык к переругиванию, проклятиям, угрозам. Ему платили за то, чтобы он воевал, – и он воевал. Летаргия Артура вызвала что-то вроде жалости в его глазах.
– Я все сказал. О дальнейшем вы узнаете. – И с коротким поклоном вышел.
Артур стоял неподвижно. Он все еще держал в руках полотенце и теперь аккуратно сложил его, прошел в ванную и повесил на горячую трубу. Потом заметил, что полотенце не совсем чисто, снял его и бросил в пустую ванну.
Он переоделся в свой обычный костюм. Сегодня ему было не до ванны. Он все еще ощущал усталость, тупое безразличие, физическую слабость. Все представлялось нереальным. Собственное тело казалось ему чем-то невесомым. Он был очень впечатлителен и склонен остро все переживать, но когда впечатление переходило некоторый определенный предел, он становился нечувствителен. Такое именно оцепенение души он испытывал сейчас. Он вдруг увидел себя в небольшом четырехугольном зеркале, висевшем на белой кафельной стене. Неудивительно, что он чувствует такое изнеможение! Он казался десятью годами старше своих тридцати шести лет. У глаз – морщины, волосы потеряли блеск, а макушка почти облысела. Зачем он тратит напрасно свою жизнь, превращается раньше времени в старика, гонится за бредовыми идеалами, влюбленный в безумную мечту о справедливости? Другие наслаждаются жизнью, пользуются вовсю своими деньгами, а он торчит тут, на этой унылой шахте, тянет лямку, не видя благодарности. В первый раз Артур подумал: «Боже, какой я дурак!»