– Есть у вас какие-нибудь предложения? – спросил вежливо мистер Бэннерман. – Если да, то будьте любезны нас с ними ознакомить.
– Почему бы тебе не сходить к этому Гоулену, – сказал неожиданно Тодд, обращаясь к Артуру, – и не попробовать с ним договориться? Поторгуйся с ним. Скажи, что не хочешь продавать за наличные, что хочешь вступить с ними в компанию. Потребуй места в правлении, акций – словом, участия в деле, Артур. Если только Гоулен возьмет тебя в компаньоны, твое дело в шляпе!
Артур медленно краснел.
– Блестящая идея, Тодд. Но, к сожалению, ничего не выйдет. Видите ли, я уже пытался…
Он посмотрел на всех и с неожиданным взрывом горького цинизма прокричал:
– Два дня тому назад я ходил к Гоулену, в его проклятую новую контору. Господи! Вам надо было бы видеть этот дом: массивные бронзовые двери, каррарский мрамор, лифт из тикового дерева и обит гобеленами. Я пытался продаться Гоулену. Но вы знаете, что это за субъект. Начал он свою карьеру с того, что обманом отнял у Миллингтона завод. Сразу разбогатев, он надул своих акционеров. Он за всю свою жизнь ни одного дня не жил честным трудом. Все, что у него есть, он добыл нечестным путем – эксплуатируя своих рабочих, мошенничая на подрядах во время вакханалии с заготовкой снарядов. Но я закрыл глаза на все это и пытался продать свою совесть. – Артур помолчал, весь дрожа. – Вы бы посмеялись, если бы слышали! Он играл со мной, как кошка с мышью. Начал с того, что это, мол, для него большая честь, но что наши взгляды, по-видимому, немного не сходятся. Он говорил о своем новом заводе в Ресфорде, который выпускает сотнями военные самолеты и продает их всем странам Европы. Он распространялся о выгодности этого производства, так как самолеты, по его словам, имеют более сокрушительную силу, чем другая продукция военных заводов. Так он, шаг за шагом, меня обрабатывал, вставляя здесь намек, там обещание, до тех пор пока я не проклял все, во что я когда-либо верил. И когда он вывернул всего меня наизнанку, он посмеялся надо мной и предложил мне место помощника смотрителя в «Нептуне».
Снова молчание вокруг, на этот раз длительное. Дэн Тисдэйл сердито заерзал на стуле и в первый раз заговорил:
– Это позор! – Его румяное лицо выражало живейшее негодование. – Почему вы не бросите все это, Артур, и не уедете к нам? Мы не наживаем капиталов. Но они нам и не нужны. Мы и без них вполне счастливы. Есть вещи поценнее – и ценить их научила меня Грэйс: быть здоровым, работать на свежем воздухе, видеть, как наши дети растут крепкими. Переезжайте к нам, Артур, и начните новую жизнь с нами.
– Хорош бы я был среди цыплят! – сказал Артур с мучительным унынием.
Бэннерман опять сделал нетерпеливый жест:
– Могу я узнать наконец, какие вы даете мне директивы?
– Разве я не сказал вам: продавайте? – В словах Артура звучало глубокое разочарование, и он резко встал, как бы желая покончить со всем этим делом. – Продайте и «Холм» тоже. Гоулен и его хочет купить. Пускай берет все это проклятое наследство. Он может получить и меня в придачу в качестве помощника смотрителя, мне все равно.
За дверью Баррас, стоя на коленях, смотрел во все глаза. Лицо его было очень красно и выражало ужасное смятение. Он не вполне уяснил себе, что происходит в комнате, но своим отуманенным мозгом уловил все же, что в «Нептуне» случилась беда, которую только он один может поправить. Все они забыли о нем, о том, что он сумеет добиться невозможного. Ну, хорошо же!
Он присел на корточки на плитах передней. В столовой больше не разговаривали, а он немного устал и хотел расположиться поудобнее и все обдумать.
Вдруг, в то время как он сидел тут на корточках, дверь столовой отворилась и все вышли. От неожиданности Ричард свалился на спину. Его халат распахнулся, открывая худые голени, нижнее белье, всего его в натуральном виде – высохшего, уродливого, хитрого, безумного, жалкую пародию на человека.
Однако Ричард не смутился. Он приподнялся и сел тут же на холодных плитах в передней, лукаво поглядывая на всех и хихикая.
На всех лицах выразилось огорчение, и Хильда бросилась к нему с криком:
– Бедный папа!
Тисдэйл и Хильда подняли его, проводили наверх в его комнату. Бэннерман, подняв одну бровь, пожал плечами и чопорно простился с Артуром.
Артур остался в передней и стоял, глядя в упор в желтые глаза Адама Тодда – того, кто несколько лет тому назад умолял его не плыть против течения. Он сказал неожиданно:
– Едем вместе в Тайнкасл, Тодд. Мне сегодня надо напиться!
XVII
В последовавшие за этим дни Ричард был очень слаб и оставался в постели. После инцидента, внесенного в его записную книжку под наименованием «Открытие на наблюдательном посту № 2», Хильда внушительно посоветовала держать его в постели. Он так ослабел и ноги настолько его не слушались, что Хильда перед своим отъездом в Лондон настояла, чтобы его по крайней мере не выпускали из спальни. Это всполошило Ричарда, так как он находил, что из спальни не сможет руководить операциями на «Нептуне». Но он прикидывался образцовым пациентом, был кроток, послушен и делал все, что приказывала тетя Кэрри.
Его мысли теперь сосредоточились на новой великой цели – восстановлении его рудника. Все утро в пятницу он был так воодушевлен этой мыслью, что с трудом сдерживался. Он сидел в своей комнате, а в голове стучало молотом, и ему казалось, что кожа у него на голове натянута, как кожа барабана. Раз даже мелькнула мысль, что на него опять действуют электрическим током. Но он откинулся на подушку и не открывал глаз до тех пор, пока они не выключили ток.
Когда он очнулся, он увидел подле себя Артура.
– Поправляешься, папа? – спросил Артур и посмотрел на отца с тенью грусти на застывшем лице. Артур не мог без грусти видеть несчастного, глупого, ссохшегося старика и его робко бегающие по сторонам, хитрые, налитые кровью глаза.
– Я решил зайти и поговорить с тобой, папа. Ты понимаешь меня?
Понимает ли он! От такой дерзости кровь опять бросилась в голову Ричарду. Он сразу же замкнулся в себе:
– Не теперь.
– Мне хотелось бы объяснить тебе все, папа, – продолжал Артур. – Тогда ты легче все примешь. Ты обеспокоен и так возбужден. Ты не сознаешь, что нездоров.
– Я здоров, – сердито возразил Баррас. – Никогда в жизни я не был здоровее.
– Знаешь, что мне пришло в голову, папа, – продолжал Артур, желая как можно осторожнее подготовить его к предстоящей перемене. – Пожалуй, было бы неплохо расстаться с «Холмом» и переехать в усадьбу поменьше. Видишь ли…
– Не говори ничего сейчас, – перебил его Ричард, – может быть, завтра поговорим. Сейчас я не стану и слушать. В другой раз. Я просто не стану слушать… Не теперь.
Он лежал с закрытыми глазами в кресле и не слушал Артура, так что Артур в конце концов отказался от своего намерения и вышел из комнаты.
Он пока еще не желал говорить с Артуром! Нет, разумеется! Позднее, когда он закончит восстановление «Нептуна», он будет диктовать Артуру свои условия.
Тут он, вздрогнув, открыл глаза, и его рассеянный лихорадочный взгляд тупо уставился на белый потолок. О чем это он думал? Ах да, вспомнил! Разумеется, о своем «Нептуне»! Тупое выражение исчезло с лица. Тусклые глаза увлажнились и засверкали. И как он не подумал об этом раньше? Мысль пришла смелая и блестящая. Он бросит всем вызов, явившись самолично в «Нептун»!
Трепеща от волнения и радости, он встал и сошел вниз. Пока все шло отлично. Внизу он не встретил никого. Все были заняты, озабочены, расстроены. Он прокрался в переднюю, торопливо схватил там свой котелок и нахлобучил на голову. Волосы, давно не стриженные, висели из-под котелка спутанной бахромой. Но ему было все равно. С большой осторожностью он вышел за дверь и остановился, пошатываясь, на ступеньках. Перед ним тянулась аллея с открытой калиткой в глубине, и у калитки не было никого. Там далеко, за лужайкой и ракитником, начиналась область запретная, опасная. Как Хильда, так и доктор Льюис объявили ее совершенно запретной и опасной. Предприятие было отчаянное, но Ричард шел на все. Спотыкающимся аллюром одолел он разом и ступени и дорожку – и наконец очутился на свободе. Правда, при этом покачнулся и чуть не упал, но какое это имело значение, раз он так скоро от всего избавится – от спотыкания, от стука в висках, «электричества», от всего этого отвратительного заговора против него.
Он прошел по аллее до Слус-Дин. Он не так глуп, чтобы идти к «Нептуну» обычной дорогой: эта дорога, конечно, под надзором и его перехватят. Нет, нет! Он не так глуп! Он выбрал длинный обходный путь – мимо рощи, через поле и «Снук», чтобы прийти на рудник с другой стороны. Он упивался ловкостью своего контрвыступления. Замечательно придумано, замечательно!
Но шел сильный дождь, и дорога, им выбранная, была грязна. От ливня все рытвины превратились в большие лужи, и Ричард едва волочил ноги. Скоро он вымок под дождем, был весь забрызган грязью. Он, спотыкаясь, шлепал по воде и грязи, пока не добрался до высокого перелаза в конце Слус-Дин.
Тут он остановился. Перелаз являлся непредвиденным препятствием. Ричард видел, что придется на него карабкаться. Но он не мог поднять ноги выше чем на шесть дюймов от земли, а ступенька перелаза находилась на высоте по меньшей мере восемнадцати дюймов.
Ричард не в силах был взобраться на такую высоту, и слезы задрожали в отуманенных старостью глазах.
Слезы и ярость – да, бешеная ярость! Он не побежден, нет! Эта приступка в плетне – только часть все того же заговора против него. Он должен и ее одолеть, эту коварную приступку! Дрожа от ярости, Ричард поднял руки и упал на плетень. Живот его пришелся у верхней ступеньки перелаза. Он секунду балансировал всем телом, словно плавая, на верхней ступеньке, затем кувырнулся через плетень. О чудо, чудо, он уже на той стороне! Он тяжело упал лицом в лужу грязи и лежал, задыхаясь, оглушенный; изо рта текла слюна, а молот в голове и «электричество» действовали вовсю, сквозь грязь и слякоть.