то из них не знал, сколько времени это длилось, они работали с таким остервенением, что забыли о времени, об израненных до крови руках. Так они работали в течение семи часов подряд и перебрались через пятнадцать ярдов обрушившейся породы. Первым выкарабкался на дорогу Лиминг.
– Ура! – завопил он, таща за собой Пата Риди.
Вслед за ними перебрались и остальные, говоря все разом, смеясь, торжествуя. Вот счастье, что они уже по ту сторону обвала! От радости они смеялись как дети. Но, пройдя еще пятьдесят ярдов, они перестали смеяться: снова обвал, и на этот раз не щебень, а камень, твердый, сплошной базальт, поддающийся разве только алмазному буру. А у них – ничего, кроме рук. Путь только один – и этот единственный путь загражден. Сплошной базальт, массивный, твердый, как скала. И голые, израненные до крови руки. Наступило молчание. Долгое, леденящее молчание.
– Ну что ж, ребята, – сказал Роберт с деланой веселостью, – не так уж далеко мы от старой шахты. За нами придут. Придется ждать здесь. Рано или поздно до нас непременно доберутся. Ничего не остается, как сесть на корточки и стучать. И не падать духом.
Все сели. Гарри Брэйс, прикорнувший у самой стены, подобрал тяжелый кусок базальта и начал колотить им о поверхность камня, выбивая что-то вроде барабанной дроби. Он рассчитывал, что спасающие услышат стук. Время от времени он испускал долгий и громкий крик. Так они сидели и ждали глубоко под землей, в заброшенном отвале, на расстоянии четверти мили от старой шахты. Стучали, кричали – и ждали.
XXIII
В это утро, часов около шести, Ричарда Барраса разбудил легкий стук в дверь его спальни. Стук продолжался уже некоторое время. Баррас крикнул:
– Кто там?
Из-за двери донесся голос тетушки Кэрри, робкий и испуганный:
– Я не стала бы вас беспокоить, Ричард, но пришел помощник смотрителя с «Нептуна». Он непременно хочет вас видеть.
У тети Кэрри не хватало духу повторить то, что прямо, без обиняков, сказал Гудспет. Пускай он сам сообщит Ричарду жуткую весть.
Ричард оделся и сошел вниз; он обычно вставал почти в этот час.
– Доброе утро, Гудспет. – Ему бросилось в глаза, что Гудспет полуодет и страшно взволнован. Видно было, что он бежал всю дорогу.
И Гудспет тотчас же выпалил:
– Мистер Баррас, в обеих главных шахтах вода залила все этажи. Клеть нельзя спустить ниже пласта «Файв-Квотерс».
Жуткая пауза.
– Так. – Это было сказано машинально, со спокойствием автомата.
– Вся первая смена находится в «Глобе» и «Парадизе». – Обычно спокойный, голос Гудспета теперь дрожал. – Мы не можем до них добраться. Ни один не поднялся наверх.
Баррас внимательно наблюдал Гудспета.
– Сколько человек в смене? – спросил он все с той же механической четкостью.
– Человек сто взрослых и мальчиков… точно не знаю, но около того. Меня только пять минут тому назад подняли с постели, за мной прибежал один из ламповщиков, я его послал к мистеру Армстронгу, а сам – как можно скорее сюда!
Ричард не медлил дольше. Шесть минут спустя они были уже во дворе конторы. Ламповщик Джимми, старший рабочий-рукоятчик, его помощник и табельщик Козенс стояли тесной кучкой, молчаливые, испуганные.
Когда подъехал Баррас, старший рабочий сказал:
– Мистер Армстронг только что пришел, сэр. Он наверху, у подъемника.
Баррас сказал Гудспету:
– Сходите за ним.
Гудспет побежал по лестнице наверх, в помещение подъемника. А Баррас тем временем вошел в контору, где круглые часы на стене над камином показывали четверть седьмого. В ту минуту, когда он вошел в пустую контору, зазвонил телефон из шахты. Он тотчас схватил трубку и сказал своим обычным, сухим и невыразительным, голосом:
– Алло, алло.
Ему ответил голос Роберта Фенвика из Скаппер-Флетс. То был зов людей, погребенных под землей. И когда разговор прервался, Баррас ощупью, как слепой, повесил трубку на место, но затем овладел собой, снова выпятил грудь. Через минуту вошли Армстронг и Гудспет.
– Ну, мистер Армстронг, – начал сразу Баррас властным тоном, – расскажите все, что знаете.
Армстронг заговорил медленно и с усилием. Он говорил минуты две, и все это время его не покидала мысль: «Если плохо кончится, то и службе моей конец». Щека под одним глазом у него задергалась, и, чтобы скрыть это, он заслонил рукой лицо.
– Так, – сказал Баррас, и потом отрывисто: – Позвоните мистеру Дженнингсу.
– Я послал за ним Сола Пикингса, мистер Баррас, – поторопился ответить Армстронг. – Это было первое, что я сделал. Ждем его с минуты на минуту.
– Вот это вы хорошо сделали, – сказал Баррас с довольным выражением. Он в совершенстве владел собой, и под влиянием его спокойно-авторитетного тона Армстронг и Гудспет приободрились. В особенности первый.
Баррас продолжал:
– Пойдите к телефону, мистер Армстронг. Сейчас же. Позвоните Риттеру и Хедстоку в Тайнкасл, братьям Гендерсон в Ситон, позвоните в Объединенную компанию угольных копей и фирме «Хортон», а главное – мистеру Проберту и от моего имени сообщите им о положении на «Нептуне». Просите помощи. Скажите, что нам нужны все виды помощи. Нам понадобятся копры, насосы, все электрическое оборудование, какое они могут нам дать. Просите в Тайнкасле главным образом паровые лебедки. Пусть Объединенная компания пошлет нам спасательный отряд, всех свободных людей, какие у нее имеются. Скорее, пожалуйста, мистер Армстронг.
Армстронг побежал к телефону, в свою контору. Баррас обратился к Гудспету:
– Возьмите десять человек и идите в старую шахту Скаппер. Осмотрите все. Как можно скорее и тщательнее. Выясните, насколько возможно, состояние этой шахты. Потом бегите обратно сюда.
Когда Гудспет вышел, появился мистер Дженнингс. Инспектор копей был плотный, краснолицый и веселый мужчина с решительными манерами. Все знали, что «Дженнингс не потерпит никаких глупостей»; не отличаясь напористостью, он добивался всего благодаря сильному характеру. Немного бесшабашный и бесцеремонный, он, однако, пользовался всеобщим уважением и любовью. В последние дни Дженнингс страдал от большого фурункула на затылке.
– Ой! – сказал он, плюхнувшись в кресло. – Чертовски болит эта штука! Что такое случилось?
Баррас объяснил ему.
Дженнингс сразу забыл о своем фурункуле. На лице его выразился ужас.
– Не может быть, – сказал он в полном смятении.
Помолчав, Баррас официальным тоном предложил:
– Не осмотрите ли площадку?
Дженнингс, только что усевшийся в кресло, тотчас же поднялся и сказал:
– Да, пойду наверх, взгляну.
Баррас пошел вперед. Оба осмотрели площадку у устья шахты. Насосы уже совсем вышли из строя, а вода в обеих шахтах поднялась еще на шесть футов.
Дженнингс расспросил механика подъемной машины. Оба они с Баррасом возвратились обратно в контору. Дженнингс сказал:
– Вам понадобятся добавочные насосы для этих шахт, мистер Баррас. И очень скоро. Но уровень воды так высок, что вряд ли это много поможет…
Баррас выслушал его с подчеркнутой вежливостью. Он дал Дженнингсу высказаться, не сделав ни одного замечания. Когда же Дженнингс кончил, он, словно не слышав всего, сказанного инспектором, объявил безапелляционным тоном:
– Чтобы выкачать воду из главных шахт, понадобится не один день. Надо пройти туда со стороны старой шахты Скаппер, авось удастся пробраться по откаточному штреку. Воды много, это несомненно. Гудспет сейчас вернется из старой шахты. И, как только будет возможно, мы должны спуститься туда.
Дженнингс, видимо, несколько растерялся. Он чувствовал, что столкнулся с волей сильнее его собственной, которая подчиняла его, подавляла. А тут еще мучительно болел затылок. Что ж, Баррас самым ясным образом изложил положение дел, и его план спасения – единственный разумный выход. На грубоватом лице Дженнингса выразилось невольное одобрение.
– Значит, вот как вы хотите действовать, – заметил он. Затем прибавил: – Но как же вы обойдетесь без плана старых выработок?
– Должны обойтись, – возразил Баррас с неожиданной силой.
– Ну-ну, – примирительно сказал Дженнингс, – попытаться, конечно, можно. – Он вздохнул. – Да, был бы у нас план, не случилось бы сейчас всей этой проклятой передряги. Господи, какими идиотами были люди в старые времена! – Он поморщился от боли в затылке: – Черт бы побрал проклятый фурункул! Я стал пить дрожжи, но не вижу, чтобы это сколько-нибудь помогало.
Пока Дженнингс возился со своей перевязкой, вернулся Гудспет.
– Я как следует все осмотрел, мистер Баррас, – доложил он. – Ничего хорошего насчет этой старой шахты не могу сказать. Она завалена пустой породой, хотя и не так уж сильно. Но там не одни обвалы, там и газ тоже, скверный черный газ. Мы спустили туда человека лебедкой, и он вернулся обратно еле живой. Впрочем, я думаю, за сутки можно очистить шахту от закладки и газа.
– Благодарю вас, Гудспет. Мы пойдем в шахту сейчас же.
Сомнений быть не могло: Баррас намеревался сам руководить спасением рабочих. Было что-то надменное в спокойном и решительном тоне его распоряжений, он подчинял себе людей без всякого усилия, подавлял панику, действовал, как самодержавный властитель.
Когда они вчетвером выходили из конторы, к ним навстречу бежал через двор молодой врач Льюис, работавший теперь вместе с доктором Скоттом. Он сказал:
– Я только что узнал… возвращаясь от роженицы… Не могу ли я чем-нибудь помочь здесь? – Он выжидательно замолчал, уже мысленно представляя себе, какие героические подвиги совершит в глубине шахты.
Доктор Льюис был розовощек и юношески пылок, энтузиазм так и бурлил в нем. В Слискейле его за глаза называли всегда «молодой доктор Льюис». Дженнингс посмотрел на него так, словно ему хотелось дать «молодому Льюису» хорошего пинка в его молодой зад, и отвернулся.
Баррас же сказал благосклонно:
– Очень вам признателен, доктор Льюис. Нам, может быть, понадобятся ваши услуги. Ступайте в контору, там Сол Пикингс напоит вас горячим какао. Вы нам можете понадобиться позднее.