Джо шел пешком до Бич-роуд, и на лице его было странное выражение. Какое счастье, что он тогда вовремя убрался из Слискейла!
В этот вечер он был необычайно любезен со своей увядшей квартирной хозяйкой, дружески поговорил с ней и, казалось, мысленно поздравлял ее с тем, что она стара и некрасива и не имеет дочерей.
Весь следующий день Джо не мог думать ни о чем, кроме предстоящего ужина у Миллингтона. После работы он забежал в парикмахерскую Григга в конце Бич-роуд, где тщательно побрился и причесался, потом пошел домой и принял ванну. Он сидел голый на краю ванны, тихонько насвистывая и подпиливая ногти. Сегодня он решил показать себя в полном блеске.
После ванны он вернулся в комнату, служившую ему и спальней и гостиной, оделся с особой тщательностью, достав свой самый лучший костюм – светло-серый в едва заметную полоску, копия костюма, который он как-то видел на одном франте в «Эмпайре». Джо мечтал о смокинге, его попросту мучило честолюбивое желание иметь смокинг, но он знал, что для этого время еще не пришло. Впрочем, он и в простом сером костюме был хорош: подбородок гладко выбрит, волосы напомажены, глаза блестящие, живые; тонкая часовая цепочка выпущена высоко на жилете, в галстуке булавка с поддельной жемчужиной. Он улыбнулся своему ослепительному образу в зеркале, сделал пробный поклон, прорепетировал несколько небрежно-изящных поз. Улыбка стала шире, он сказал себе: «Наконец-то ты пробрался, куда хотел, мой мальчик, теперь только следи за собой – и ничто тебе помешать не сможет». Потом он снова стал серьезен и по дороге в «Хиллтоп» репетировал нужный тон – почтительный, но смелый. На лице его, когда он поднимался по лестнице, готовый побеждать, было именно такое мастерски сделанное выражение.
Та же нарядная горничная Бесси впустила его в комнату, где Лаура стояла одна, опершись обнаженной рукой на камин и протянув к огню ногу. В простом черном платье она была удивительно эффектна, огонь румянил ее бледное лицо и играл на чудесно отполированных ногтях. Джо пришел в восторг.
«Она, ей-богу, великолепна!» – подумал он. И, ощущая знакомое внутреннее напряжение, но делая трогательно-смиренное лицо, он подошел поздороваться с Лаурой.
Последовала неловкая пауза. Джо потер руки, пригладил волосы, поправил галстук и улыбнулся:
– Холодный сегодня был день, ужасно холодный, не по сезону. И сейчас как будто подмораживает.
Лаура протянула к огню другую ногу и сказала:
– Вот как?
Джо почувствовал, что его «осадили». Лаура внушала ему благоговейный трепет. Никогда в жизни он не встречал еще такой женщины. Но он не сдался:
– Вы очень добры, что пригласили меня сегодня. Это для меня большая честь, уверяю вас. Когда мистер Стэнли сказал мне об этом, я просто обалдел, ей-богу!
Лаура посмотрела на него со своей невеселой усмешкой, отметив про себя и дешевую цепочку, и фальшивую жемчужину, и одуряющее благоухание помады. Затем, словно жалея, что заметила все это, отвела глаза и сказала, обращаясь к огню:
– Стэнли придет сию минуту.
Джо был обескуражен, он не понимал ее. Он все отдал бы за то, чтобы знать наверняка, что она за женщина и каковы его шансы на успех. Но он не знал этого, и она почти внушала ему страх. Во-первых, она настоящая леди. Не «похожа на леди», как говаривала глупенькая Дженни (он чуть не засмеялся, вспомнив жеманство Дженни, сгибание мизинца, поклоны, всякие кривлянья, фразы вроде «как любезно с вашей стороны» и «как вам будет угодно»), а действительно настоящая леди. Лауре не надо стараться, она родилась дамой высшего света.
К тому же ее непонятное бесстрастие нравилось Джо, покоряло его. Он угадывал, что она никогда не бывает настойчива: если она не согласна, она просто прекращает разговор и остается при своем мнении, усмехаясь этой странной, невеселой усмешкой. Казалось, Лаура тайно смеется над чем-то. Джо подозревал, что она в глубине души презирает условности и целиком не согласна с общепринятыми суждениями о жизни. Но внешне она соблюдала все приличия. Она чрезвычайно следила за собой, одевалась со строгим изяществом. И все же Джо, несмотря ни на что, чуял в ней презрение к условностям. Он инстинктивно угадывал, что Лаура презирает всех, в том числе и его.
Мысли его прервал приход Стэнли. Стэнли был в хорошем настроении, пожал руку Джо и ударил его по плечу, слишком явно стараясь его ободрить.
– Рад видеть вас у себя, Гоулен. Мы здесь церемоний не придерживаемся, так что будьте как дома.
Расставив ноги, он стал на середину коврика перед камином, спиной к огню, и воскликнул:
– А как насчет того, Лаура? Насчет порции рома, которая полагается каждому солдату?
Лаура подошла к ореховому столику, где стояли кувшин со льдом и стаканы. Они выпили по стакану сухого мартини. Потом Джо и Миллингтон – по второму. Миллингтон быстро выпил и налил себе еще третий.
– Слишком много я его пью, Гоулен, – сказал он, облизывая губы. – И спортом мало занимаюсь. Но в самом ближайшем времени я начну тренироваться и опять буду в форме. Гимнастика – вот что главное! Закаляться, как нас закаляли в колледже! – Он согнул руку и, хмурясь, пощупал свои мускулы.
Чтобы подбодриться, Стэнли выпил еще стакан, и они пошли в столовую ужинать.
– Удивительно, как легко человек распускается, – жаловался Стэнли, развертывая салфетку и обращаясь к холодному цыпленку на своей тарелке. – Дела, конечно, вещь хорошая, и чтобы делать деньги, приходится не вылезать из конторы. Но черт побери все! Здоровье – лучшее богатство. Это сказал, кажется, Шекспир? Или кто-то другой?
– Не Эмерсон ли, – предположила Лаура, глядя на Джо.
Джо не отвечал. Библиотека его состояла из книжки в истрепанной обложке, под названием «Пикантные анекдоты, переведенные с французского», и Библии, принадлежащей миссис Колдер и с назидательной целью положенной перед стеклянным ящиком с восковыми фруктами. Из этой Библии Джо в воскресные вечера, когда он бывал особенно благочестиво настроен, перечитывал то, что он называл «солеными местами».
– Как жаль, что я не могу вступить в армию, – плаксивым тоном размышлял вслух Стэнли. У него была привычка тупых людей говорить до тошноты об одном и том же. – Только там человека приводят в настоящий вид.
Короткое молчание. Стэнли в минутном недовольстве крошит свою булочку. Моменты безоблачного настроения перемежались у него часто с приступами ворчливости и горькой раздражительности, как у всякого человека, который видит, что он начинает стареть и лысеть. Стэнли, впрочем, всегда был склонен сетовать на судьбу. Полгода тому назад он жаждал заработать много денег и восстановить прежнее положение фирмы. А теперь, когда он этого добился, у него все еще оставалось ощущение неудовлетворенности.
Стэнли один завладел разговором. Лаура говорила очень мало, а Джо, несмотря на всевозраставшую уверенность в себе, вставлял лишь изредка осторожные замечания, соглашаясь с тем, что говорил Стэнли. Пока последний разглагольствовал о бридже или гольфе, а особенно – пока он длинно и подробно описывал, каким способом он однажды загнал шар в лунку, глаза Джо время от времени встречались через стол с глазами Лауры, и намеренная непроницаемость этих глаз вызывала в нем тайную досаду. Он спрашивал себя: что она чувствует к Стэнли? Она его жена вот уже семь лет… Детей у них нет. Она очень внимательна к мужу, слушает все, что он говорит… а может быть, и не слушает? Неужели под ее холодным безучастием не таится никаких чувств и она просто «ледышка»? Праведное небо, да что же она собой представляет? Джо знал, что Стэнли вначале был без ума от Лауры, – их медовый месяц продолжался шесть недель, а то и больше; теперь же Стэнли не казался уже так сильно влюбленным. В нем мало осталось от блестящего донжуана. Теперь часто казалось, что он, по выражению Джо, «совсем выдохся».
После сладкого Лаура встала, и Джо, спотыкаясь от избытка усердия, галантно кинулся открывать перед ней дверь. Стэнли выбрал себе сигару, зажег ее и с великодушной щедростью подвинул ящик Джо.
– Курите, Гоулен, – сказал он. – Отличные сигары.
Джо взял сигару с наружным смирением и благодарностью. В душе же он был раздосадован покровительственным обращением Миллингтона. «Ну, погоди ты у меня, – думал он, – я тебя проучу когда-нибудь!» Пока же он был олицетворенная почтительность. Закурил сигару, не сняв ярлычка.
Последовало долгое молчание. Стэнли, вытянув под столом ноги и расстегнув жилет, посмотрел на Джо.
– Знаете, Гоулен, – объявил он наконец, – вы мне нравитесь.
Джо скромно улыбнулся и ожидал, что будет дальше.
– Я человек свободомыслящий, – продолжал ораторствовать Стэнли. (Кроме коктейлей, он выпил еще полбутылки сотерна и стал словоохотлив.) – И мне решительно наплевать, кто вы такой, лишь бы вы были порядочный человек. Сын герцога или сын мусорщика – мне все равно, меня это не интересует, лишь бы был честный человек. Понимаете?
– Ну разумеется понимаю, мистер Стэнли.
– Ну так вот, Джо, – продолжал Миллингтон, – раз вы поняли, к чему я веду, то я продолжаю. Наблюдал я за вами очень внимательно последние месяца два, и то, что я заметил, меня вполне удовлетворило.
Стэнли остановился и передвинул сигару во рту, следя за выражением лица Джо, затем сказал медленно:
– Клегг – конченый человек, – это во-первых. Во-вторых, у меня явилась одна мысль, Гоулен: хочу испытать вас в должности директора.
Джо чуть не лишился чувств.
– Директора? – с трудом прошептал он.
Миллингтон усмехнулся:
– Да, я предлагаю вам должность Клегга. Теперь ваше дело решать, справитесь вы или нет.
Волнение Джо было так сильно, что комната поплыла у него перед глазами. Он уже раньше чуял что-то в воздухе, но ни о чем подобном и мечтать не смел. Он так побледнел, что лицо у него приняло цвет бараньего сала, и уронил сигару на тарелку.
– О мистер Стэнли! – ахнул он. На этот раз ему не надо было притворяться, это вышло естественно и убедительно. – О мистер Стэнли…