Звезды царской эстрады — страница 5 из 57

[7]. Спустя три месяца царю был подарен красивый альбом из 20 дисков.


Варя Папина. Рекламная открытка


Варвара Васильевна становится желанной гостьей на всех концертных площадках империи. Импресарио от Петербурга до самых дальних российских окраин заранее уверены в успехе, если в концерте будет заявлено ее имя.

Этим пытаются воспользоваться многочисленные жулики от искусства.


Из газеты «Голос Москвы» от 21 апреля 1909 года:

«Неизвестный аферист, назвавшийся Смирновым, управляющим артистки Вари Паниной, назначил в Острогожске концерт, собрал с публики 400 руб. и скрылся».


Весной 1910-го на единственный совместный концерт, данный Варей Паниной и Анастасией Вяльцевой в Дворянском собрании, «попасть было также трудно, как на парадный спектакль в честь французских гостей». Выступали два кумира: в первом отделении пела «несравненная» Анастасия Вяльцева, «певица радостей жизни», во втором – «божественная» Варвара Панина, «певица роковых страстей и глубокой печали». В семье Паниных хранится программа этого концерта, около фамилии Паниной – три точки, что означало: певица будет петь исключительно по заказу, заранее репертуар не указывался. Публика неистовствовала. Концерт удалось завершить только около двух часов ночи после вмешательства полиции.


Варвара Васильевна Панина на пороге своего дома в Москве


«Концерт знаменитой Вари Паниной. Зал переполнен, – сообщал рецензент журнала “Рампа и жизнь”, -Панина, допевающая свою “лебединую песнь” под аккомпанемент гитары и цитры, голосом, уже начавшим тускнеть, очень хорошо исполнила ряд песен и настолько очаровала молодежь, что та, окружив Панину тесным кольцом, устроила ей шумную овацию, засыпав цветами». Неведомый критик и не подозревал, что расхожая фраза о «лебединой песне» станет пророческой. Через год, в июне 1911-го, Вера Панина скончалась от сердечного приступа прямо в своей гримерке. Певице было 39 лет.


Из газеты «Театр» от июня 1911 года:

«Во вторник похоронили Варю Панину, последнкю блестящую представительницу настоящего цыганского жанра, любимицу Москвы.

На похоронах, кроме многочисленных поклонников, присутствовали представители высшего чиновничества, элита артистического и теаарального мира, титулованные особы… Гроб "царицы романса" утопал в цветах.

Она пережила смерть самых близких людей – сначала мужа, Затем матери и брата. Сиротами остались пятеро ее детей. Похоронили Варю Панину на Ваганьковском кладбище».

«Король романса»

Были когда-то и вы рысаками

И кучеров вы имели лихих,

Ваша хозяйка состарилась с вами,

Пара гнедых! Пара гнедых!..

А. Апухтин, «Пара гнедых». Из репертуара А. Давыдова


Этот год с двумя единицами стал роковым для русского романса. Уходила эпоха. Чуть раньше Паниной покинул бренную землю артист, во многом повлиявший как на Варвару Васильевну так и на Анастасию Дмитриевну Вяльцеву.

Артистическая карьера прославленного русского певца Саши Давыдова началась в Тифлисе. Сначала Давыдов с успехом гастролировал на юге России. Затем переехал в Москву, учился в Институте восточных языков. Позднее начал выступать с собственной программой на эстраде.

В 1870-1880-е гг. считался королем романсов. Лучше всех написал о Саше Давыдове его друг, Влас Дорошевич. Жаль, поводом для прекрасной заметки стала смерть артиста.

«Сколько женщин, – о, добродетельных! – теперь предавшихся молитве, нянчащих милых внучат, – сколько женщин украдкой смахнули слезу, набежавшую при известии о смерти легкомысленного друга их молодости!

Балерины и цыганки, и прекрасные московские купчихи, и французские актрисы…

Список был бы слишком длинен.

– Вы поете порок?

– Я пою легкомыслие.

Все прекрасно, что приносит только радость.

Одно время старая, грешная Москва со снисходительной улыбкой рассказывала о беспутном “Саше”:

– Вы знаете? Давыдов каждый день ходит на Тверской бульвар посмотреть на своих деток. Трогательная картина! Три кормилицы одновременно выносят гулять трех его дочерей. Одна законная, две незаконных!

Бог благословил Давыдова почему-то дочерями.

У него родились только дочери.

У него была масса дочерей.

И все носили различные фамилии!

И всех он помнил и любил».

Впрочем, один «сынишка» у Саши Давыдова все-таки имелся. По иронии судьбы, в одно время с «королем романса» на сцене блистал его полный тезка – Александр Давыдов, которого охочая до пикантных историй публика тут же записала в родственники к Саше.


Дочь Саши Давыдова певица Зина Давыдова


Несмотря на два десятка лет разницы, певцы дружили. Их часто видели вместе за ресторанным столиком или в театральной ложе, что давало газетчикам повод утверждать, будто А. М. Давыдов «внебрачный сын» известного своими амурными историями А. Д. Давыдова, но это, конечно, было неправдой.


«Сынок» – А. М. Давыдов


На самом деле Александр Михайлович Давыдов родился в семье учителя в маленьком еврейском местечке. С 12 лет пел в кафешантане. Один из импресарио обратил внимание на талантливого юношу и помог ему перейти в хор Киевской оперы. В семнадцать лет дебютировал на оперной сцене. В 1900 году был приглашен солистом в Мариинский театр. По приглашению С. П. Дягилева в 1909 году выступал в Париже в программе «Русские сезоны». Внезапно обрушившаяся болезнь привела к глухоте. В 1914 году певец оставил оперную сцену, но еще десять лет продолжал концертную деятельность, исполняя цыганские романсы. В 1924 году эмигрировал в Париж, где трудился консультантом в Театре русской оперы. В 1934 году стал режиссером в труппе Шаляпина и по его же настоянию был приглашен в качестве режиссера в парижский театр «Опера комик» в качестве постановщика «Князя Игоря».

В 1935-м вернулся в СССР, занимался педагогической деятельностью в Ленинградском театре оперы и балета им. С. М. Кирова (бывшая Мариинка).

Написал воспоминания о П. И. Чайковском и Ф. И. Шаляпине, а также собственные мемуары, сохранившиеся в рукописи, но до сих пор не опубликованные.

Но вернемся к воспоминаниям Власа Дорошевича:

«Этот баловень жизни был ребенком.

Как ребенок, он быстро и охотно такал.

При воспоминании о “дочках”:

– Что-то они все теперь делают?

От того, что у него нет денег.

– Что, Саша, если бы тебе вернуть все деньги, которые ты выпил на шампанском?!

– Что на шампанском! Если бы вернуть, что я при шампанском на жареном миндале проел, – у меня был бы каменный домина! – ответил Давыдов.

И заплакал.

Как ребенок, он был со всеми на ты.

С первого же слова.

И, как ребенок, не понимал, что “дяди” могут быть очень важные.

В Петербурге, у Кюба, он подошел к одному “приятелю”, назначенному министром:

– Ты что ж это, такой-сякой, – я иду, а ты даже “Саша” не крикнешь?

Министр посмотрел на “опереточного лицедея”, как принц Гарри, сделавшись королем, смотрит на Фальстафа, и перестал посещать ресторан.

– Чего это он? – искренно удивлялся Давыдов.

Когда ему нужны были деньги, он просил просто и “бесстыдно”.

Как просят дети. У малознакомых людей. И деньги тратил на лакомства.

Как-то после удачного концерта все деньги проел на землянике.

Дело было в марте.

Он просидел у Дюссо – у знаменитого в Москве Дюссо – целый день в кабинете, пил шампанское и ал только землянику.

Наконец, распорядитель с отчаянием объявил:

– Вы, Александр Давыдович, всю землянику в Москве изволили скушать. Везде посылали. Больше нигде ни одной ягодки нет.

Давыдов уплатил по счету и сказал:

– Дай денег тоже!

Или тратил деньги на игрушки.

С трудом достав несколько сот рублей, вдруг накупал каких-то абажурчиков для свечей, закладочек для книг.

– Дочкам подарки.

– Да ты с ума сошел! На что им эти игрушки? Дочки-то твои почти замужем!

– Все-таки об отце память!

Иногда он рассуждал о политике и с глубоким вздохом говорил:

– Революция необходима! Надо собраться всем и подать прошение на высочайшее имя, чтобы всех градоначальников переменили.

Он был детски простодушен и по-детски же хитер.

Когда он приехал в Москву, у него была масса кавказских безделушек: запонки, булавки, спичечницы с “чернетью”.

Из любезности эти вещи хвалили:

– Премаленькая вещь!

“Саша” сию же минуту снимал с себя.

– Бери.

– Что ты? Что ты?

– Нельзя. Кавказский обычай. Называется: “пеш-кеш”. Бери – обидишь. Раз понравилось – бери. Куначество.

Но затем и он начал хвалить у “кунаков” золотые портсигары, брильянтовые булавки.

И ужасно обижался, что ему никто не дарил “на пеш-кеш”:

– Мы не кавказцы!

– Хороши кунаки!

На него никто долго не сердился, как нельзя долго сердиться на детей.

Хорошее и дурное было перемешано в нем в детском беспорядке…Как ребенок, он быстро привязывался к людям. В нем все старело, кроме сердца. Природа дала ему прекрасный голос, такую постановку голоса, какой не мог бы дать самый лучший профессор, бездну вкуса и помазала его талантом пения. Саша подошел к рампе. Лицо стало строгим, торжественным.

Пара гнедых, запряженных зарею…

Первое исполнение нового романса. И со второго, третьего стиха театр перестал дышать.