Из разжавшихся пальцев выскользнула и подкатилась к ее ногам пластинка мнемозаписей. Эта пластинка раньше лежала в витрине в парадном коридоре. Была серебристая табличка… гордость академии… гимн написан выпускниками… восхищенные взгляды… я тоже буду… список распределения… целый ворох образов. Планы и надежды.
Теперь – лишь пыль среди развалин.
Она замерла. Захватчик коротко застонал и пошевелился. Не помер еще. Она сняла пояс, торопливо, но крепко перетянула ему плечо, выше раны. Если жгут не убрать потом… Да и ладно, пусть хоть отвалится!.. Ладони стали влажными от крови… У него явно не одна рана.
А вот не надо было нападать!
Он вдруг открыл глаза. Спросил хрипло, но внятно:
– Уверена, что… делаешь пр-равильно?
– Молчи, мразь! – процедила она снова. Ее ведь учили. Но, кажется, все-таки не уверена.
– Что… дальше?
На этот раз она не успела ничего ответить. Послышался шум, по коридору явно кто-то шел. Потом раздались и голоса. Она вскинулась.
– Звездная чума!.. Ищите, должен же был хоть кто-то выжить!
Она перешагнула через захватчика, который попытался подняться, но не смог. Чтоб ты совсем сдох, мелькнула в голове злая мысль.
Она вышла в коридор. Увидела синюю форму федеральных войск.
– Кадет Мунир… в строю.
Из сериала фраза. Не знала, что придется в жизни говорить.
Их было шесть человек и они все вскинули оружие. Ни один не выстрелил.
– Долгих дней, кадет! Не ранена?
Она тупо уставилась на свои ладони. Отвратительно-яркие красные пятна, будто кислотная краска. Разве кровь такая?
– Н-нет.
Надо было сказать: это не моя. Она промолчала. Командир отряда шагнул вперед.
– Другие выжившие?
Она пожала плечами. Сколько она здесь? Никого не видела.
Тяжелая рука опустилась Ей на плечо.
– Молодец, что продержалась, кадет. Линия обороны восстановлена. Идешь с нами. Осмотрим тут все и вернемся в лагерь… Ты среди своих. Спину прямо, кадет!
Отряд двинулся дальше по тому, что осталось от парадного коридора. Мимо разрушенного актового зала. Она оглянулась. Светлое пятно посреди чернильно-черного коридора. И мерцающие в сумраке следы…
***
– Так нечестно! Ты специально привел этот отряд! Она бы справилась!
– Ага, то-то я и видел, как она справлялась!
Никт и Алуки вопили друг на друга, позабыв о том, что нужно скрываться.
– Выходит, вы все никак не успокоитесь, – устало произнес Морф. Брат с сестрой разом замолкли. Морф стоял у стены, привалившись к ней спиной. Руки скрещены на груди. Во взгляде – осуждение.
– Опять эксперименты с внедрением людей в чужие сны. Запрещенные, между прочим! – Владыка как будто хотел повысить голос, но передумал. Мол, все равно бесполезно. Вместо этого он спросил:
– Вы вообще чего добиться-то собирались?
Никт и Алуки переглянулись. Никт неловко пояснил:
– Ну, это… сильные страхи мешают людям развиваться. Ты их видел? Потенциал успел оценить? Только у одной неуверенность в себе такая, что там беспросветно. А другой – настолько в людях разочаровался, что никому не верит. Зато у него знаешь какой талант к фотографии и чуйка на остросоциальные темы! А она, между прочим, научными исследованиями могла бы заняться. Ну, в будущем, если бы захотели. Только не захотят. Мотивация подавлена. А вот если они в своих снах справятся и уверятся в том, что способны на большее…
Морф тихо зарычал.
– А обязательно это делать запрещенными методами, вы, двое недалеких… великих естествоиспытателя?!
– Если они почувствуют зыбкость сна – ничего не получится, – запротестовала Алуки. – Мо-орф, ну ты же знаешь теорию. Сон не причиняет вреда на физическом уровне. Но и не помогает без активного вмешательства Владык.
– На которое у вас разрешения нет! Да вы и до Владык еще не доросли, так что я вам просто могу доступ к снозиданию ограничить! Так и сделаю, имейте в виду. Для вашего же блага, – посулил Морф. – Вы же просто снимете их страхи. И что? Никакого саморазвития, никакого осознания. Люди либо не придают значения снам, либо идеализируют их. Не поймут они ничего, короче говоря.
– А если все-таки…
– А если «все-таки» – еще хуже! Уверятся в своих безграничных возможностях и попросту злоупотребят вашим даром.
– Ну, Мо-о-орф! Чего ты опять заводишься?
– Чего я завожусь? Как будто до вас тут никто не пытался людям помогать. Только сначала это «немножко уверенности», а потом некоторые додумываются до того, чтобы «дать человеку возможность перешагнуть через все преграды». Снимают блок человечности – а в мире людей потом хаос знает что творится!
– У них там всегда хаос знает что, – фыркнул Никт, но, под тяжелым взглядом Морфа, сник и добавил: – Да не собирались мы никакие блоки снимать! Мы за любовь. Да, Алуки?
– Да, Никт. Мо-орф, не злись!
Владыка вздохнул.
– Вот я так и подозревал, что вам бесполезно что-то доказывать. Вот вам сувенирчик из мира людей. Изучайте!
Морф бросил что-то Никту, тот перехватил.
– Учебник истории?
– За седьмой класс? – протянула Алуки. – Смеешься, да?
– А что я, плакать должен, что у меня в напарниках два всемогущих дурака?
Никт и Алуки были подавлены. Морф никогда не был таким… бессильным. Скорбящим.
– Извини, – поддавшись порыву, сказала Алуки. – Ну, хочешь, мы больше не будем? Только не тоскуй.
– Ага, не будете вы, – фыркнул Морф, немного приходя в себя. – Значит, так. Пока не прочтете, эксперименты запрещаю. А этим своим… излеченным, сотрите воспоминания. Я понятно поставил задачу?
– Более чем, – расстроено протянул Никт.
– И без разговорчиков! – пригрозил Морф. А потом начал таять. Просто вылинял, через него стали проглядывать облачные занавеси. Морф повисел в воздухе прозрачной сущностью, которая с укором еще какое-то время смотрела прямо на Никта и Алуки, а потом все же исчез окончательно. Брат с сестрой переглянулись.
– И что он так дергается, – буркнул Никт. – Будто детей отчитал. Мы ведь просчитывали вероятности! И на агрессию не замыкали.
Алуки вздохнула.
– Иногда Морф бывает таким занудой! Мне кажется, что сам он тоже в людях не очень-то разбирается.
***
Звон разбитых чашек разнесся по всему залу. Конечно, на них посмотрели все, даже шумная компания за угловым столиком попритихла на мгновение.
– Ты не поранилась? – это, конечно, Машка. Принесло же их с Галиной… То есть, против Машки Рита ничего не имела. Но могли бы ходить обедать в какое-нибудь другое заведение. Среди студентов популярней кафешка через дорогу. Конечно, фастфуд, зато быстро, сытно и недорого. А Галина специально ходит в «Кофе-стрит», специально подгадывает, когда у Риты смены.
– Нет, простите, – Рита оглянулась, столкнулась с недовольным взглядом Мирославы. Мирослава не любит происшествий. А тут, как ни крути…
– Приносим извинения за беспокойство, – администратор подплыла к столу с улыбкой, способной растопить ледяную скульптуру в мороз. Рита вздохнула, собирая разлетевшиеся по полу черепки.
Галина тоже улыбалась – Мирославе. Всем видом показывала, что не напугана и не обеспокоена. Смахнула осколки с юбки – под ноги Рите.
И с чего она вообще решила, что Рита флиртует с ее Сержем? Серж этот, между прочим, сам себя галининым не считал и со своей сверхобщительностью улыбался каждой встречной-поперечной. Но Галина почему-то взъелась именно на Риту.
Никто, разумеется, не видел подножки. Устраивать разборки Рита не решилась. Мирослава встанет на сторону клиента в любом случае. Будет в чем-то права, конечно…
И с чего это она будет права, внезапно подумала Рита. Я что, пустое место?
Ну, иногда она себе такой и казалась.
Осталось два курса. А потом – с дипломом – она уже не будет зависеть от подработок. И Галина сможет спокойно вздохнуть, потому что на Сержа Рита не претендует. Вопрос только: входит ли сама Галина в планы Сержа? По наблюдениям Риты, так не очень. Серж в Европу собирается, а не к алтарю.
…на пары Рита опоздала. И конечно, возле нее крутился Серж с этими своими байками. Вечно находит какие-то дурацкие истории в новостной ленте, потом пересказывает. Сегодня Рите смеяться над его историями совсем не хотелось. Хотелось уже выкрикнуть Сержу в лицо, чтобы уматывал.
Потом еще разговор с матерью по поводу «несознательного Ромика». Твой брат опять дома не ночует. А в соцсетях ты видела его переписку? О чем они там вообще думают?!
Ромик любил поныть, как тяжело быть младшим. Семнадцать стукнуло, а мать все никак не уймется. Ныл он преимущественно Рите, при маме старался держаться шелково. Образцовый сынуля. Все выслушает, а потом сделает по-своему. У Риты так почему-то не получалось.
И вроде ничего не произошло за день, но к вечеру Рита вымоталась, как будто ее в кофемолке мололи.
Не удержалась и закурила. Уже почти решила, что избавилась от вредной привычки. Но пачку так и не выкинула. Видимо, потому и сорвалась.
Остановилась неподалеку от витрины одного из магазинов женской одежды. В витрине стояли несколько манекенов, взгляд притягивал центральный – в платье винного цвета. Рита попыталась вообразить себя в этом платье. Куда она, правда, пойдет? На пары? В платье в пол? Ага, заходит она такая в аудиторию… Рита так ярко представила себе общий шок, что между лопатками даже зачесалось – как будто кто-то уже на нее смотрел.
– Держи спину, кадет, – раздался за спиной глубокий, заставивший невольно вздрогнуть голос. Он чуть акцентировал «р», получалось как-то раскатисто. – Тебе пойдет. Если с каблуками, конечно, а то подол по полу будешь волочить.
Слишком уж знакомый, но совершенно нереальный голос, пришедший откуда-то из снов. Всего лишь эхо… Рита оглянулась, едва не отскочив. Винные отблески играли в чернильно-черных глазах, смотревших на нее снизу вверх.
– Медсестр-ра из тебя, кстати, никакая, – снова этот голос. И усмешка. Прежде чем осознать, Рита выдохнула:
– Дракон!