В свертке, что я привез с собой, лежали кубики льда. Я раздробил их. Из кучки осколков выбрал подходящую ледышку, подержал на ладони. Льдинка растаяла до нужной толщины. Получился тонкий скользкий клин.
Я заклинил шпингалет пластинкой замерзшей воды. Штырь завис над гнездом в раме, удерживаясь ледовым стопором.
Прошло тридцать шесть секунд, прежде чем раздался глухой стук. Ледяной клин подтаял, освободив механизм шпингалета. Под тяжестью собственного веса смазанный штырь устремился вниз, закрыв окно. Вода от растаявшего льда бесследно исчезла, просочившись в трещину на подоконнике.
Кто теперь обратит внимание, что рычажок шпингалета не повернут параллельно плоскости окна? То есть не вставлен в прорезь на обойме, обозначающей положение “заперто”? В том-то и дело, что никто этого не заметит, как Игорек при осмотре места происшествия. Иначе он не стал бы меня уверять, что закрыть шпингалеты снаружи невозможно.
Итак, окно затворилось с задержкой в тридцать шесть секунд. Но ранним утром воздух намного прохладнее, чем днем. В обеденное время, когда убили Леночку, солнце палит нещадно. Две недели назад стояла такая же жара.
Несомненно, полуденный зной вдвое укоротит время задержки закрытия шпингалета. Да пусть даже втрое! Как восемнадцати, так и дюжины секунд вполне достаточно, чтобы покинуть дом через окно. Наслоения краски не дадут створкам открыться, лед стечет водой, штырь упадет в гнездо на раме, и…
Потом приедет Игорек, взломает запертую убийцей на замок входную дверь, увидит закрытые на шпингалеты окна. Это позволит Игорьку утверждать, что в момент своей смерти Леночка находилась в доме одна. Леночку сочтут самоубийцей.
Я продолжил исследования.
К форточному проему наружных створок крепилась москитная сетка. Игорек считал, что, не сорвав ее, закрыть верхний шпингалет нереально. У меня на этот счет имелось другое мнение.
Запор по конструкции не отличался от нижнего, но чтобы затворить окно, штырек нужно поднять вверх. Тут льдом не отделаешься. Но я не унывал. Эту задачку я решил еще до рассвета, выпив восьмую чашке кофе на голодный желудок.
Через распахнутое окно я вылез на заброшенный участок. Там нашел кусок медной проволоки, которому придал форму буквы “Г” с крючком на кончике.
Аккуратно просунув “букву” в ячейку сетки, я подцепил рычажок шпингалета, и медленно поднял стальной штырь. Окно закрыто.
Я повторил этот трюк несколько раз, и каждый раз успешно. На сетке не осталось даже намека на повреждение. Первая фаза эксперимента подошла к концу.
Все предыдущие манипуляции с окном и шпингалетами я собрал воедино. Начал с изготовления ледяной пластинки, и закончил применением “буквы “Г”.
На все про все ушла минута. Я стою на территории заброшенного участка, а окно спальни Леночки закрыто на шпингалеты изнутри дома. Чего еще желать убийце?
Я повернулся спиной к лачуге Леночки. Взору предстал запущенный двор и домишко, пару сотен лет назад выглядевший как новая копейка. Теперь же он напоминал хижину дяди Тома после пирушки, устроенной термитами.
Штукатурка кое-где отвалилась. Стеклами давно не пахло. Дверь заколочена досками крест-накрест. Треть черепицы с крыши сорвал либо ветер, либо практичный сосед. Сквозь дыры видна почерневшая обрешетка, изъеденная древоточцами. Не хватало таблички: “Райком закрыт. Все ушли на фронт”.
Домик одним торцом граничил с улицей, другим – с вереницей деревянных сараев. Стена получилась непроглядная. С противоположной стороны двора листву сирени проткнуть взглядом еще нереальнее. Крытая замшелым шифером соседская крыша – единственный доступный взору предмет.
Прекрасный путь отхода после убийства. В этом дворе можно проводить секретные испытания новейшей модели лунохода, и никто не узнает. Потому, что не увидит.
Уличный забор порос одичавшим виноградом. В зеленой чаще виднелся лишь узкий проход, ведущий к стальной дверце. На фоне ржавой калитки несуразицей смотрелись ее петли, набитые свежим солидолом.
Замок поддался уговорам гвоздя с завидной легкостью. Отсутствие должного скрипа при открывании ржавого механизма меня не удивило. Такого количества солидола, что в нем находилось, замок не видел от рождения.
Со двора я вышел на пустынную площадку размером с теннисный корт. Слева она сужалась до автомобильной колеи. Далее переходила в обычную улочку, параллельную той, где расположен дом Леночки. Справа – тупик, а передо мной пустырь, поросший белесой от солнца травой.
Здесь убийца чувствовал себя в безопасности. Кругом ни одной живой души.
В десяти метрах площадка круто обрывалась к реке, открывая прекрасный вид. Ветер забыл, зачем он вообще нужен, и ни единым дуновением не нарушал водной глади. Солнце зависло над своим отражением в зеркале воды. Рыбацкие лодки замерли на середине реки как фишки на поле настольной игры. Пахло тиной и кувшинками.
У подножия обрыва – полузабытая дорога, замкнутая кольцом для разворота. Между ней и рекой оставалось десять метров песка, усеянных кострищами от пикников.
Дикий пляж. Ну, конечно! Оставлять машину на пустыре у калитки заброшенного участка глупо. Для этого пришлось бы проехать в опасной близости от дворов любопытных соседей, а реклама убийце ни к чему.
Дикий пляж – отличное место, где можно оставить такси, не привлекая внимания. Обувь на берегу и одежда на сидении в салоне создадут иллюзию присутствия водилы, приехавшего искупаться в жаркий день. А не видно потому, что заплыл далеко, за камыши.
Выдающему себя за купальщика вовсе не обязательно заходить в воду. В это время можно стоять позади сидящей за компьютером жены, и нажимать на спусковой крючок револьвера.
Кратчайший путь от пляжа до лачуги Леночки – крутой склон, над которым я стоял. Дождевая вода вырезала в земле глубокую рытвину с бесформенными уступами. Благодаря им русло пересохшего ручья превратилось в подобие лестницы.
Спускаясь по склону, я почувствовал, как в сандалию вонзилось нечто острое. Меня снабдили лыжным тормозом без моего на то согласия. На мгновение я потерял равновесие, но удержался.
Причина резкой остановки – стеклянная банка с отбитой горловиной. Острые края прикрыла трава, потому я их не заметил. Литровая емкость надежно вросла в смесь мусора с землей, словно прикипела.
Последствия контакта обуви с банкой я рассмотрел уже на берегу дикого пляжа. Стекло довольно глубоко врезалось в мягкую подошву, основательно ее повредив. Чудесно! Срок службы сандалий сократился вдвое!
Я включил секундомер. Затем быстро поднялся по руслу пересохшего ручья на пустырь. На этот раз банка с отбитой горловиной для симметрии испортила мне правую сандалию. Хронометр я остановил возле окна спальни Леночки.
Две минуты и тридцать пять секунд. Примерно столько же займет проезд на машине от лачуги Леночки до пляжа. Плюс время на выстрел, закрытие изнутри входной двери, колдовство со шпингалетами, обратный путь. Итого десять минут, которые не заметит ни диспетчер, ни клиент, вызвавший такси к подъезду.
В крайнем случае, разницу во времени Олег мог объяснить пробкой на дороге. Но кто его об этом спросит?
Я застыл с выражением на лице, напоминающем кирпич. Хоть прямо сейчас в кладку. Я вспомнил слова Игорька: “На ее руке найдены следы пороха”. Это означало, что Леночка из револьвера стреляла!
– Ч-ч-черт! – прошипел я, и еще пять минут материл свою тупость, при этом ни разу не повторился.
Всевышний внял моим молитвам, ниспослав мне прозрение. Ведь все проще пареной репы! Убийца мог вложить пистолет в руку Леночки, и спустить курок. Я немедленно наградил себя медалью “За острый ум”.
В следующий миг я уже тащил в дом винтовое кресло, стоявшее у дворовой уборной. Установил на точки, натертые его ножками на бетонном полу там, где Леночка сидела за компьютером. Сел на пятно засохшей крови и выставил указательный палец, имитируя пистолет. Я метил в окно спальни, держа руку как можно ниже, чтобы видеть максимальный разброс по высоте. Засек положение “ствола” относительно сидения, покинул кресло, сел рядом на корточки и опять прицелился.
Через окно, словно амбразуру, виднелся клочок поросшего виноградом забора нежилого участка. Неба не видно. Я мысленно отметил на зарослях углы окна. Затем установил там две истлевшие доски, служившие садовыми дорожками, и натянул между ними бечевку по замеченным ориентирам. Получилась проекция оконного проема на забор, если смотреть от кресла Леночки.
На сороковой минуте я поздравил себя с находкой, заметной в переплетениях веток как ящерка в густой траве.
Пуля застряла в молодой виноградной лозе, благодаря чему осталась почти неповрежденной. Не попадись на ее пути мягкой древесины, ценная улика расплющилась бы об забор. Головная часть свинчатки деформирована, но хвостовая целехонька. Сохранилось достаточно следов от нарезки ствола для проведения экспертизы.
Звонок прозвучал как ритмы техно в оперном театре. От неожиданности я чуть не выронил пулю в заросли сорняка.
Мобилка разразилась голосом Клавдии Петровны:
– Вы все-таки поступили по-своему, Аристарх! Я же вас просила с мишиной мамой не встречаться!
– Я сделал, как счел нужным. Если хотите, можете наш контракт расторгнуть.
– Ладно, теперь об этом говорить поздно. Что вы узнали о деньгах?
– Вы о чем?
– Вы прекрасно понимаете! О восьми тысячах, высланных Мишей. Вы их нашли?
– У меня новое задание?
– Не вздумайте их прикарманить! Эти деньги не ваши, не забывайте! Вы обязаны мне их вернуть! Немедленно! Где вы сейчас?
– На участке, видном из спальни Леночки.
– Это же чужой двор! Ищете неприятностей?
– Не беспокойтесь, Клавдия Петровна. Здесь давно никто не живет. Ремнем меня не отшлепают. Некому.
– Как вы туда попали?
– Через окно.
– Но зачем?
– Ищу причины смерти вашей дочери.
– На чужом участке?
– Тут много интересного. Как и в окнах спальни, на диком пляже…
– Что-нибудь нашли?