– А стоит ли искать продавца и Левшу? Их наверняка великое множество. Увязнуть не боитесь?
– У вас есть предложение получше?
Не моргнув глазом, Вика продолжила:
– Как вы правильно подметили, мы поменяли приоритеты. Рокировка, так сказать. Сейчас нам важнее найти деньги Леночки. В связи с этим, не проще ли сразу обыскать квартиру Олега? Вы ведь сможете сделать это незаметно.
– Вскрыть замок и обворовать? Нет проблем! Вот только статья для таких деяний имеется. Кража со взломом называется. Вы мне предлагаете пару годков отдохнуть на лесосеке?
– Вы утрируете. Не секрет, что частные детективы выкручиваются из гораздо более серьезных ситуаций.
– Вам, Вика, тоже вредят сериалы, где удалые робин гуды стреляют с трех рук. Ну да бог с ними, с вашими понятиями о моей работе. Обыск квартиры Олега в любом случае напрасен. Деньги сменили владельца. Сейчас они в руках убийцы Олега.
– Вы уверены?
– Где же им еще быть? Зря, что ли, Олег испил речной водицы полной грудью?
Меня неожиданно поддержала Клавдия Петровна:
– Я согласна с вами, Аристарх. У вас неплохо получалось до сего дня. Смею надеяться на вашу удачу и в дальнейшем. Но на будущее воздержитесь от подробностей, с какими вы описали ход своего расследования. Мне тяжело слышать детали убийства родной дочери.
– Постараюсь.
– Я понимаю, в этом суть вашей работы, но все же постарайтесь. И последнее. Что толку в вечном оплакивании мертвых? Леночку этим не вернешь. Пора подумать о живых. А им нужны средства для поддержания собственных штанов. Или юбок в нашем с Викой случае. Поэтому сосредоточьтесь на поиске денег Леночки. Когда мы расстанемся с нищетой, будет проще вновь поднять вопрос о причинах гибели моей дочери.
Я смотрел на мамулю с дитятком так полоумно, словно передо мной разверзлась земля. Видимо, это отразилось на моем лице. Клавдия Петровна вскинула брови:
– Что-то не ясно?
– Да нет, все понятно.
– Хорошо. Действуйте. Деньги вам нужны?
– Я еще не истратил аванс.
Дверь за мной закрывали с фальшивыми улыбочками.
*
*
Дед Самуил облюбовал вход в Центральный Рынок со времен второй мировой. В инвалидном кресле в жару и в холод раздувает он меха гармошки. Наяривает вперемешку “Из-за острова Буяна”, Синатру и “Синий платочек”. Кто что закажет. Гонорар бросают в кепку.
Я сунул за пазуху гармониста пять баксов. Лучший знаток Центрального Рынка улыбнулся. Нет новостей, о которых дед Самуил не узнавал задолго до их появления. Как нет и неведомых ему тайн торговых рядов.
– Куда пропал частный сыск? Давненько старика не навещал.
– Да все как-то…
– Понятно. Дела, мать их в дышло! Куда без них теперь? Ну, говори, зачем пришел?
– Помните, лет двадцать назад бригада умельцев наладила подпольный выпуск револьверов на одном из наших заводов? Не знаю, на каком точно, я ведь тогда в третий класс ходил. По-моему, двоих самодельщиков надолго посадили.
– Как не помнить! В те времена страной рулил Андропов. Гэбэшники тогда весь город на уши поставили. А что случилось-то? Опять цех запустили?
– Те мужики вряд ли взялись за старое. Но нет ли у них последователей? Талантливых учеников? Сейчас время как раз для таких умельцев. Их товар хорошо идет.
– Спрашиваешь, продают ли здесь самодельные пушки? Да полный рынок! Тебе сколько надо? Ведро, два?
– Вопрос не в количестве. Мне нужен конкретный образец. Маленький пятизарядный револьвер с черным тюльпаном на кремовой рукоятке. И главное – производитель.
– Так бы и сказал: ищу, мол, дед Самуил, чучело, торгующее револьверами в ряду с норковыми шапками. Уж не знаю, сынок он тех умельцев или ученик, но пистоли продает славные. Недавно видал у него то, что ты ищешь. Да… Так о чем я говорил?
– Вы рассказывали о своем детстве.
– Правильно. Сдается мне, в черепушке у тебя мозги.
– Опилки отсырели. Пришлось заправить серым веществом.
– Многия знания – многия горести, туды их в качель!
– Воистину. Ну, я пойду.
Я подошел к грязно-бирюзовым железным столикам. За прилавками торгаши начесывали стальными щетками норковые шапки, придавая меху пушистость.
Прям посреди мехового ряда торчал прилавок, заваленный аксессуарами для пневматического оружия. Позади продавца, так, чтоб вор не дотянулся, на щите висели винтовки и пистолеты. Револьвер с черным тюльпаном в свободной продаже отсутствовал.
Продавец смердел застарелым потом. Рубашка грязнее половой тряпки. Брился на прошлой неделе, а парикмахера любит, как Буратино стамеску.
Я без вступлений заявил:
– Мне нужен серьезный ствол.
Продавец объемом не меньше кубометра и ростом чуть ниже фонарного столба перегнулся через прилавок, сложившись пополам.
– Слепой? Не видишь, чем торгую? Пневматика, и ничего больше.
– Черный тюльпан на кремовой рукоятке. Пятизарядный револьвер под патроны от мелкашки. Знакомый товар?
– Ты чо, опупел, мальчик? Я закон уважаю.
– Эта новость пропахла нафталином. То, что я ищу, у вас есть. Пошарьте под прилавком. Или это сделать мне?
– Не гони, чувачок! Так ведь не долго и от земли оторваться.
– А хватит ли сил отправить меня в полет? Не желаете попробовать?
– Вали отсюда, козел!
Торгаш опирался на прилавок обеими руками, расставив пальцы веером. Точно рассчитанное движение в один миг плохого парня перевоспитало. Он обладал отменной реакцией. Быстр как труп. Поэтому моя костяшка не встретила преград на пути к ногтю его мизинца. Кто бил себя молотком по пальцам, тот поймет, что почувствовал Торгаш.
Торгаш вмерз рукой в прилавок. От адской боли он забыл о вдохе. Я перестарался. В сравнении с Торгашом распятые на кресте выглядели счастливцами.
– Дыши глубже, остряк! – посоветовал я. – И держи свой рот подальше от кривых слов. Протянешь ко мне свои ручонки – выверну их наизнанку. Или у тебя есть запасные локти?
– Ментовские штучки!
– Ты вдвое больше меня и хочешь, чтобы мы сошлись в честном бою? Разве это справедливо?
Соседи Торгаша – продавцы меховых шапок – поспешили отвернуться. Похоже, я не первый, с кем Торгаш мило беседует с выпученными от боли глазами. Вредная у него работа.
– Чей товар под прилавком? Твой?
– Я реализатор.
– Кто снабженец?
– Я своему здоровью не враг.
– Зато я недруг твоим пальцам. Я рядом, а поставщик далеко. Выбирай.
– Жизнь дороже.
Я взял с витрины оптический прицел.
– Красивая вещица. Сколько стоит?
– Сотня.
– Чего?
– Баксов.
Размахиваться я не стал. Чтобы разбить оптику, достаточно коротко стукнуть ею по железному прилавку. Что я и сделал. Торгаш позеленел. Я улыбнулся:
– Теперь ты должен хозяину сотню баксов. Хочешь, я сумму увеличу?
– С мусарней общался давно? С нашей, рыночной?
– Беги! А я пока достану арсенал, что у тебя под прилавком. Ментам, сколько б ты им не платил, придется учесть полный рынок свидетелей. Протокол об изъятии левых стволов будет тебе путевкой в санаторий, где прогулки хором и по кругу.
– Ну, смотри! Сам напросился!
– Когда будешь жаловаться ментам, не забудь сказать, что одна из твоих пушек засветилась по мокрому.
Теперь он присмирел. Покрывать меченые стволы не рискнет даже купленный мент. Убийство не шутка, и быть в нем замешанным никто не рвется.
– Чего ты хочешь?
– Покажи товар.
Дрожащие руки Торгаша развернули промасленную тряпицу, явив свету точную копию револьвера, убившего Леночку Северцеву. Соседи пялились на оружие, одновременно глядя в противоположную сторону. Так можно и косоглазие схлопотать.
– Кого еще поставщик снабжает кроме тебя?
– Я у него один. Приносит мне пушку раз в месяц. Товар не залеживается, я прошу больше, но он бубнит, что не конвейер. Ручная работа и…
– Тогда у тебя есть знакомые на этом снимке, – я протянул свадебную фотографию Леночки. – Кто из них купил револьвер?
Добросовестно рассмотрев каждое лицо, Торгаш покачал головой. Я внимательно следил за его мимикой, и подозрительных реакций не заметил. Черт! Осечка! Сто к одному: он никогда не видел ни Леночку, ни Олега, ни остальных людей со снимка.
– Мне за них подставлять шею нет резону, – Торгаш покосился на меня. – Но здесь нет моих покупателей.
– Присмотрись к невесте и жениху.
– Говорю тебе, первый раз вижу эту толпу!
– Ты торгуешь один? Напарник есть? Может, тебя кто подменял?
– Это моя точка, и я никого сюда не пускаю.
– Вопрос номер два: где живет поставщик?
– Не знаю. Он сам приходит.
– Ты по уши в дерьме. Твои грешки затянут на много лет ожидания свободы. Сомневаешься?
Торгаш покрылся пунцовыми пятнами, напоминая смущенного юнца.
– Блин, ну я попал! Вот придурок!
– Ты прав, умный на твой бизнес не отважится. Адрес!
– Набережная, Шестой переулок, на самом верху, в тупике. Ты не найдешь. Да и опасно там. Знаешь, какой это район?
– Лучше побеспокойся за себя. Пока не поздно, верни товар поставщику. Или жди гостей с браслетами.
– Ты не стукнешь в контору сегодня?
– Нет. У тебя времени до утра. Ну, будь здоров!
Я оставил большого глупого парня наедине с его сомнениями, и отправился за покупками. Раз уж я на рынке, надо пополнить съестные запасы.
*
*
В городе только две Набережные. На одной уже триста лет громоздится Адмиралтейство, подпирая небо позеленевшем медным шпилем. На другой от сотворения мира селились бедняки. Там по сию пору глиняные хаты с печами. Единственное удобство под камышовыми крышами – лампочка Ильича. Даже газа нет.
Лачуги нависают над оврагом как ласточкины гнезда на скалистом утесе. Улиц нет – одни переулки. О названиях речь вообще не идет. Проходы между домишками отцы города попросту пронумеровали.
Блюстители сюда показываются лишь в экстренных случаях. Да и то на своих двоих. Если в узких переулках еще могут разминуться три человека, то милицейский “бобик” сюда въедет только по частям.