– У нас есть шанс вернуться?
– Кому вы нужны, когда вас вся страна теперь знает?
Рита почему-то думала: Милка так просто не сдастся. В конце концов, она и сама все умеет – шеф только «клиентов» подкидывал. Вот сейчас скажет: «Да и пошел он! Будем сами работать!»
Но напарница лишь горько разрыдалась.
Рита, когда сама изредка ревела, смотреть не могла на себя без отвращения. А Мила выглядела прелестно – огромные бриллианты слез капают на обшивку авто, губы соблазнительно подрагивают, даже носик не покраснел.
– Да ладно тебе, перестань, – неуверенно сказала Рита.
А Мила вдруг схватила ее правую руку и прижала к своим губам. Прошептала:
– Прости, прости меня, идиотку!
– За что?
– Я была злой к тебе. Все время обижала. А теперь мы расстанемся, и ты так и будешь считать меня подлой.
Сама Рита сейчас переживала исключительно из-за того, что их бизнес накрылся, и подобной реакции от коллеги никак не ожидала.
– Не знаю, зачем я постоянно издевалась над тобой, – продолжала каяться Мила. – Видно, чувствовала, что ты лучше. Сильнее. Но власть была у меня, и я ею подло пользовалась. Причиняла тебе страдания. Мне так стыдно!
«Врет она все!» – мелькнуло у Риты.
Но, с другой стороны, насколько приятно, когда напарница вместо привычных насмешек ей добрые слова говорит!
Буркнула:
– Ладно. Считай, что отмазалась. Чё делать-то теперь будем?
Мила отозвалась:
– Грохнуть ее надо.
– Кого? – опешила Рита.
– Эту тварь с канала Фреда. Татьяну.
Что за глупость? Рита всегда считала Милу разумной и рациональной. Разве непонятно, что та девка с ситуацией в принципе борется – а не с ними лично? Но, может, она что-то не понимает? Поэтому спросила:
– А как это нам поможет?
– Никак, – отрезала Мила. – Но она второй раз подряд всю мою жизнь разрушила. И я этого так оставить не могу.
Мила с раннего детства понимала: с ее мамой что-то не так. Та никогда не смеялась, не шутила. В их дом не приходили гости и не заглядывало солнце – шторы всегда были плотно задернуты. Мама не щебетала по телефону с подругами, не ходила в парикмахерскую. Примерять ее наряды – исключительно темные, скучные – у девочки даже не возникало желания. И губы подкрасить маленькая Мила впервые попробовала в гостях у подружки – никакой косметики в их квартире не имелось вовсе.
Всегда было интересно – как мама учит людей, если совсем не любит с ними общаться?
И почему, хотя по профессии психолог, не может нормально выстроить собственную жизнь? Но даже когда была совсем маленькой, Мила понимала: задавать ей эти вопросы нельзя. Мама никого не допускала под панцирь, где пряталась. И для дочери не делала исключения.
Дома на этажерке стояла статуэтка Психеи. Мила обожала разглядывать ее улыбчивое лицо, касаться мраморных завитков волос. Прочитала «Метаморфозы» Апулея, сопровождала богиню во всех испытаниях, радовалась, когда, преодолев все препоны, та воссоединилась с Амуром.
И насколько жаль, что у мамы, беззаветно служившей науке, которой покровительствовала Психея, никогда не было своего Амура. А у Милы не имелось папы. Только безвестное семя в мамином чреве.
Девочка рано начала заглядывать в мамины учебники, беспорядочными грудами завалившие весь дом. Скучные страницы пролистывала, но обожала, когда в ученых трудах курсивом приводились истории пациентов. А еще больше любила простые практические советы. Называй человека по имени – и он проникнется к тебе симпатией. Повторяй его последние фразы – решит, что ты его внимательно слушаешь. Копируй жесты – уверится, что ты его друг. Вроде бы ерунда – но работало!
Мама ее интерес к науке поощряла, и Мила безо всяких понуканий стала забираться в еще большие дебри. Но тянуло ее именно в практическую сферу. Удивлялась, что другие люди не пользуются. Вот есть у них в классе мальчик, абсолютный флегматик – а родители из него звезду баскетбола пытаются сделать. Или на другого одноклассника, типичного холерика и немного психопата, училка постоянно орет, чтоб сидел смирно и не вертелся. Неужели непонятно, что бесполезно?
«Зачем людей ломать? Пытаться изменить, что природой дано?» – не понимала.
– Получай профессию – и борись с этим! – предлагала мама.
Да, по всему выходило: надо ей продолжать семейную традицию и тоже поступать в Москве. На факультет прикладной психологии. Но потом не в науку – а стать успешным практиком. Пробуждать к активной жизни тяжелых меланхоликов или клеить отношения в сложных семьях.
Проблема заключалась лишь в том, что Милу чужие проблемы не волновали. Куда больше нравилось использовать возможности Психеи для собственного блага.
На факультет прикладной психологии она без труда поступила, но, как мама, круглой отличницей не стала. Учила лишь то, что интересно.
И темы для курсовиков всегда выбирала нестандартные. На первом курсе – про психологию успешного карточного шулера. На втором – о традиционных цыганских фокусах. А на третий год учебы в университете она познакомились с Милордом, и жизнь с тех пор понеслась совсем по другой колее.
Маме благоразумно ничего не рассказывала. Серьги с бриллиантами выдавала за бижутерию. Про туфельки из натуральной кожи крокодила врала, что с рынка.
Впрочем, родительница с отъездом Милы совсем расклеилась. И раньше была нелюдимой, а теперь все больше укрывалась под панцирем. И делами дочери не интересовалась. Продукты заказывала через интернет, искренне радовалась ковиду – семинары или лекции стало возможно проводить из дома. Мила добросердечием не отличалась, но даже ее стало беспокоить нарастающее отшельничество родительницы. К психиатру обратиться не уговоришь, да дочь диагноза и не видела, считала – обычная тяжелая социофобия. Надо хоть понемногу, через силу на люди вытаскивать. Так что когда увидела на факультете анонс, что будет встреча выпускников, стала мать уговаривать:
– Приезжай в Москву! Развеешься!
Та долго упиралась, но дочь настояла. Сняла матушке номер в «Метрополе» – доходы позволяли. Купила билеты в Большой театр.
– Откуда у тебя столько денег? – поражалась мать.
– Подрабатываю, – улыбалась Мила, – столица предоставляет огромные возможности!
Та в ответ тяжко вздохнула:
– Да, ты права. А я… я не использовала их. Хоть и училась лучше всех на курсе.
Мила – сама психолог – давно поняла, что хорошие оценки – далеко не показатель успеха. Но не объяснять же очевидные вещи своей старшей коллеге.
Она надеялась: номер с видом на Кремль, завтраки с икрой-шампанским, Чайковский в пятом ряду мать развлекут, развеют. Но та в веселой сутолоке центра столицы совсем потерялась. Когда гуляли вместе с дочерью по нарядной Тверской, все время держала ее за руку – боялась остаться в столичном шуме одна.
А после пресловутой встречи выпускников Мила и вовсе застала мать в слезах. Прежде та никогда не жаловалась, несла свое одиночество с гордо поднятой головой. Но сегодня ее как прорвало.
– Зачем я прожила эту жизнь? Чего добилась?! – причитала родительница.
– Мам! Да все нормально у тебя!
– Что – «нормально»? Что выгляжу, как старуха? Что живу в дыре? До заведования кафедрой дослужилась? Но всей моей зарплаты на ночь в «Метрополе» не хватит?!
– Все, мать, все, – оборвала Мила. – Хватит ныть. Давай лучше на профессиональном языке поговорим. Как психологи. Чего ты вдруг? Что триггером-то стало?
Мать посмотрела тоскливо. Прошептала:
– Мы с ней вышли вместе. И она сказала: «Удивительно. Ты у нас на курсе первая звезда была». И посмотрела на меня… так жалостливо.
– Кто – она?
– Да однокурсница. Танька Садовникова. Бездельница. Вечно с мальчишками шлялась, на сессии конспекты у меня клянчила. А сейчас – вся на понтах, на иномарке. И выглядит чуть старше тебя…
– Ну, значит, подстилкой стала. Почетно, что ли? – пожала плечами Мила.
– Нет. Она сама всего добилась. Сделала карьеру. Живет в свое удовольствие, ни от кого не зависит…
– Ну и ты так живи! – вскричала Мила. – Кто мешает? Бросай свою работу тухлую, с деньгами я помогу!
– Нет, Мила. Поздно, – тускло отозвалась мать.
А дочь запоздало подумала: здесь, вероятно, не простая социофобия. Надо все-таки хорошего психиатра поискать.
Прямо завтра решила и заняться. Но не успела. Ночью мать вышла из своего роскошного отеля. Отправилась пешком до Крымского моста. И прыгнула вниз.
Рита давно припарковалась у обочины. Обнимала Милу, гладила ее по спине. Та горько всхлипывала:
– Я, конечно, сволочь. Сама виновата. Давно надо было забеспокоиться… Но эта Татьяна! Ведь она тоже психолог! Разве не видела, в каком мать состоянии?! Да все она видела! Специально отыгрывалась! За то, что сама с тройки на двойку перебивалась, а мать ей в пример приводили. А сейчас человек и без того в подавленном состоянии. И эта решила добить окончательно.
Рита, конечно, в науках не сильна, но в житейской мудрости ей не отказать. Сказала осторожно:
– Да не добивала она. Просто хвасталась, что крутая. Все бабы так делают. Без задней мысли.
– Но мать-то себя из-за нее убила! А сейчас эта дрянь все снова порушила! Теперь у нас. Жили. Работали. Никому не мешали. А теперь к черту! И бизнес, и с тобой мы больше никогда не увидимся!
– Почему?!
Рита как раз надеялась, что после сегодняшних откровений Мила все-таки станет для нее не цербером, не суровой начальницей, а приятной собеседницей и близким человеком.
– Разве не понимаешь? Мы именно вместе опасны. Как команда. И на фотках этих рядом… – шмыгнула носом Мила. – До чего жаль. Мне будет очень грустно без тебя…
– Мы можем уехать из страны. Вместе.
Напарница подхватила:
– И стать настоящими подругами. И совместный бизнес замутить. Честный. И я больше никогда не буду тебя обижать!
Рита посмотрела на нее с восторгом. А Мила жестко добавила:
– Но только я никуда не поеду, пока с этой тварью не поквитаюсь. Ты мне поможешь?