Может, Сет прав и никакого знакомства у них не получится? Но она не вернулась на диван, а сказала Нилу:
– Привет.
Не поднимая головы, Нил скосил на нее глаза, затем вернулся в эскизам.
– Привет, – сказал он.
– Тебя зовут Нил?
– Угу, – ответил он.
– А я Джорджи.
– В самом деле?
– Что значит «В самом деле»?
– Тебя действительно так зовут? – спросил Нил.
– Да… А что?
Он кивнул:
– Я думал, это твой псевдоним. Джорджи Маккул – похоже на псевдоним.
– Ты знаешь мое имя? – удивилась она.
Наконец Нил удостоил ее взглядом своих круглых синих глаз. Голова у него была тоже практически круглая.
– Видел в «Спуне» твое фото.
Джорджи что-то пробормотала. Она не очень умела разговаривать с парнями, но сейчас превратилась в какую-то косноязычную дуру.
– Вот ты какой… Я хотела сказать… твой комикс. Я зашла поговорить с тобой про твои комиксы.
Нил снова разглядывал эскиз, держа в руке странного вида рисовальное устройство. Внешне оно было похоже на перьевую авторучку с длинным пером.
– Тебе они не нравятся?
– Нет… То есть… да. Нравятся. Я хотела тебе сказать, что они мне очень нравятся.
– И сейчас хочешь?
– Я…
Их глаза на секунду встретились, и Джорджи показалось, что Нил улыбнулся.
Джорджи тоже улыбнулась:
– И сейчас хочу… сказать, что ты здорово рисуешь. Твои комиксы – самая смешная часть журнала.
Она была почти уверена, что теперь Нил улыбается. Он лишь скривил уголки губ.
– Не знаю, – произнес он. – По-моему, читателям больше нравятся гороскопы.
Гороскопы писала Джорджи. Небезупречные с точки зрения астрологии, они зато отличались своеобразием стиля. Нил знал, что она пишет гороскопы. Он знал ее имя. Руки у него были почти детские, но по бумаге они двигались с уверенностью взрослого художника, оставляя четкие черные линии.
– Я и не знала, что ты рисуешь настоящей тушью, – сказала Джорджи.
Он кивнул.
– Можно мне посмотреть, как ты рисуешь?
Он снова кивнул.
Глава 7
У матери Джорджи была впечатляющая ложбинка между грудями. Правильнее сказать, ложбина. Загорелая, веснушчатая, уходящая глубоко вниз.
– Генетика, – сказала мать, перехватив взгляд Джорджи.
– Что, на мамины титьки заторчала? – спросила Хизер, передавая сестре миску зеленой фасоли.
– Наверное, – ответила Джорджи. – Я жутко устала. А мама в такой блузочке, что сама провоцирует.
– Ну-ну, – ухмыльнулась Хизер. – Жертва еще и виновата.
– Девочки, в присутствии Кендрика о таких вещах не говорят, – сказала им мать. – Вы вгоняете мальчика в краску.
Кендрик улыбнулся и склонился над тарелкой со спагетти.
Мать поймала Джорджи днем, позвонив ей на мобильник, когда та ждала звонка от Нила.
– Приезжай. Я приготовлю обед. Я за тебя волнуюсь.
– Не надо за меня волноваться, – вяло отбрыкалась Джорджи, но приехать согласилась.
На обед мать подала спагетти с домашними фрикадельками. Десерт состоял из так называемого кекса-перевертыша с ананасной начинкой. До приезда Джорджи никто не садился за стол, чтобы она, едва войдя в дом, не бросилась в свою бывшую комнату звонить Нилу.
Часы показывали половину восьмого. В Омахе было на два часа больше.
Джорджи дважды пыталась позвонить Нилу, пока ехала сюда. Оба раза телефон переключился в режим голосовой почты. Это еще не доказывало, что он по-прежнему сидит у Дон. Как, впрочем, не доказывало и обратного.
И вообще, глупо дергаться из-за какой-то там Дон. Их отношения с Нилом – далекое прошлое.
Но разве не бывает так, что люди бросают своих жен и мужей, когда на их странице в «Фейсбуке» появляются друзья и подружки школьной поры?
К тому же время было не властно над Дон. Она не старела; в любом смысле этого слова. Она всегда хорошо выглядела, и на нее всегда было приятно взглянуть. В последний раз Джорджи видела Дон на похоронах отца Нила. Сравнение было не в пользу самой Джорджи. Дон казалась куклой, которую все это время не вынимали из коробки.
– Ты сегодня говорила с девочками? – спросила мать.
– Я говорила с ними вчера.
– И как они ко всему этому относятся?
– Нормально. – Джорджи едва не поперхнулась фрикаделькой. – В их мире не случилось ничего трагического. Гостят у второй бабушки. Смотрят мультики.
– Напрасно ты так думаешь. Дети очень восприимчивы. Они как собаки. – Здесь мать Джорджи прервала разговор, чтобы угостить фрикаделькой беременную мопсиху, сидевшую у нее на коленях. – Дети прекрасно чувствуют, когда у взрослых не все в порядке.
– А ты, мама, напрасно сравниваешь своих внучек с мопсами. Нуми – та вообще из кошачьего племени.
– Ты же знаешь, о чем я говорю, – сказала мать, не углубляясь в спор.
Хизер наклонилась к Джорджи и шепнула:
– Иногда и я чувствую себя не ее дочкой, а мопсихой, которой не досталось ни одной медали.
Хизер тоже ела спагетти, но почему-то из контейнера, в каких закусочные отпускают еду навынос. О причине Джорджи предпочла не спрашивать. Она взглянула на часы. Без четверти восемь.
– Я обещала Нилу сегодня позвонить пораньше. – Она действительно обещала, когда на мобильнике включилась голосовая почта. – Поднимусь наверх, чтобы не мешать вам здесь.
– Но ты не доела спагетти, – попыталась возразить мать. – И еще десерт.
– Я недолго! – уже с лестницы крикнула Джорджи.
В свою бывшую комнату она влетела с бешено колотящимся сердцем. Неужели она теряет форму? Или просто нервничает?
Подхватив желтый аппарат, Джорджи села на кровать, сняла трубку и тут же зажала рукой рычаг. Надо немного успокоить дыхание.
Ну пожалуйста, ответь, думала она, представляя его мрачноватые синие глаза, суровую челюсть и бледное выразительное лицо. Нил, ответь. Мне очень нужно услышать твой голос.
Джорджи начала набирать номер его мобильника, но передумала и решила сначала позвонить на домашний Маргарет. Так больше шансов, что ей ответят. Поколение их родителей еще чувствовало себя обязанным отвечать на звонки.
Джорджи слушала длинные гудки, пытаясь унять стаю бабочек, порхавших у нее в животе. Даже пыталась их раздавить, чтобы ни одной не осталось.
– Алло.
Нил. Наконец-то!
Нил, Нил, Нил.
Бабочки снова ожили. Теперь они порхали у нее в горле.
– Привет, – с трудом произнесла Джорджи.
– Джорджи.
Это было произнесено так, словно он не ждал именно ее звонка. Словно ее звонок его несколько удивил.
– Привет, – повторила она.
– Я думал, ты больше не позвонишь.
– Я же говорила твоей маме, что позвоню. И тебе говорила, когда звонила в прошлый раз. Как же я могла не позвонить?
– Не знаю. Я и тогда не думал, что ты позвонишь.
– Я люблю тебя! – выпалила Джорджи.
– Что?
– В прошлый раз ты повесил трубку раньше, чем я успела тебе сказать, что я тебя люблю.
– И потому ты позвонила, чтобы сказать мне это сегодня?
– Я… – Долгожданный разговор обернулся для нее замешательством. – Я хотела убедиться, что у вас все в порядке. Узнать, как ты. Как девочки.
Нил засмеялся. Смех не был добродушным. Джорджи знала этот смех. Сигнал того, что он отгородился от нее защитным барьером.
– Девочки, – повторил он. – Девочки в лучшем виде. Или ты спрашиваешь о Дон? Я ее не встречал.
– Как? А твоя мама, когда я позвонила, сказала, что ты у нее.
– Постой. Ты когда говорила с моей мамой?
– Сегодня. Она сказала, что вы все пошли взглянуть на Амадеуса. Так зовут попугая Дон.
– Ее попугая зовут Фалько.
Джорджи закусила губу:
– Не знаю. Может, у нее их несколько. Или твоя мама имя перепутала.
– Такое с ней бывает.
Джорджи встряхнула головой, сняла очки и провела рукой по усталым глазам:
– Нил. Я чувствую себя виноватой, потому и позвонила.
– В начале разговора ты называла другую причину. Позвонила, чтобы сказать, что ты любишь меня.
– Одно не противоречит другому. Да, я люблю тебя. Очень люблю.
– И я тоже тебя люблю. Но тебя еще что-то волнует. По голосу чувствую.
Нил говорил почти шепотом.
– Нил. – Джорджи тоже перешла на шепот. – Я не знала, что это тебя так расстроит. Надо было сказать мне до отъезда, что ты ни в коем случае не хочешь ехать без меня. Я бы поехала с тобой.
Он снова засмеялся. Кажется, с издевкой.
– Надо было тебе сказать? – прошипел Нил. – Я и говорил. Больше не могу. Я говорил, что люблю тебя. Оказалось, этого недостаточно. Наверное, этого никогда не будет достаточно. А помнишь, как я тебе сказал: «Джорджи, я больше не хочу так жить»? Помнишь?
Джорджи молчала. Она очень хорошо помнила его слова. Но…
– Погоди, не вешай трубку, – продолжал Нил. – Не хочу вести этот разговор при родителях…
Дальнейшие слова Нила окончательно сбили ее с толку.
– Пап, я поднимусь наверх, а ты потом повесь трубку.
– Передай своей Джорджи привет от меня.
– Сам передай. Она сейчас на линии.
– Джорджи, ты меня слышишь?
Человек, задавший этот вопрос, никак не мог быть отцом Нила. Такое просто невозможно. И тем не менее…
– Мистер Графтон, это вы?
– А кто же еще? Жаль, что в этом году ты не приехала к нам на Рождество. Мы тебя ждали. Заказали обильный снегопад и все такое.
– Я сама жалею, что не приехала, – пробормотала Джорджи.
Кажется, она произнесла это вслух.
– Может, на следующий год приедешь?
Откуда взялся его отец? Нил не настолько жесток, чтобы устраивать ей такой розыгрыш. И потом, он очень любил отца и не посмел бы глумиться над памятью Графтона-старшего. А его отец три года назад умер прямо в железнодорожном депо, где работал.
Послышался щелчок. На параллельном аппарате сняли трубку.
– Пап, я уже в комнате, – сказал Нил.
– Всего тебе, девочка, – сказал ей умерший отец Нила. – С Рождеством.
– И вас с Рождеством, – машинально произнесла Джорджи.