– Значит, мы не расстались? – спросила Джорджи, и ее голос дрогнул на последнем слове.
– Нет, – заверил Нил.
– Но я всегда думала, что ты меня бросил.
– Всегда?
– Всегда… в смысле, со времени нашей ссоры.
– Джорджи, я не хочу с тобой расставаться.
– Но ты же говорил, что больше так не можешь.
– Говорил.
– И это были не просто слова.
– Нет, не просто слова.
– А теперь ты утверждаешь, что мы не расстались?
Он зарычал, но не на нее. Обычно Нил рычал на самого себя.
– Я действительно так больше не могу, – сказал он, – но надеюсь изменить ситуацию, потому что… потому что жить без тебя я тоже не смогу.
– Как вижу, смог, – сказала Джорджи, и это не было шуткой.
Нил тем не менее засмеялся. В общем-то, это не было смехом. По-настоящему Нил смеялся редко. Он издавал сопящие звуки, которые могли сойти за смех.
– Ты всерьез думаешь, что я проживу без тебя? До сих пор у меня не было возможности проверить.
– Неправда, – сказала Джорджи.
Она вполне могла сказать такое, ведь их разговор не был реальным. Говори что хочешь, и никаких последствий. По сути, она как раз этим и занималась: говорила воображаемому Нилу все, о чем никогда бы не сказала Нилу настоящему. Просто снимала груз с души.
– До нашей встречи у тебя было целых двадцать лет, чтобы это проверить.
– Они не в счет, – ответил Нил, продолжая игру.
Нет, это я продолжаю игру, подумала Джорджи. А вы, сэр, всего лишь моя галлюцинация.
– Я не представлял, чего лишусь, если мы расстанемся.
– Могу тебе рассказать. Ты лишишься досады. Раздражения. Сборищ, которые устраивают отъявленные придурки из телеиндустрии.
– Я не об этом.
– Ты лишишься ожиданий допоздна, – продолжала Джорджи. – Необходимости обедать в одиночестве. Го́лоса, которым я говорю, когда стараюсь произвести впечатление на других…
Нил терпеть не мог этот голос.
– Джорджи!
– Тебе не придется сталкиваться с Сетом.
В трубке снова послышалось сопение, но оно даже отдаленно не напоминало смех.
– Почему ты так упорно стараешься выпихнуть меня из своей жизни?
– Потому что… потому что накануне своего отъезда ты мне много чего сказал. Помнишь? И про то, что тебе здесь себя не найти, что ты чувствуешь себя приложением ко мне. Ты говорил, что дальше так не можешь. Я долго думала над твоими словами. И продолжаю думать. Я не могу с тобой спорить, Нил. Ты был прав. Я не собираюсь меняться. Мир, который ты так ненавидишь, – это моя стихия. Я и тебя тащу в тот мир. Так, может, есть смысл вырваться, пока не поздно?
– Ты считаешь, нам нужно расстаться? – спросил Нил. – Ты этого хочешь?
– Это два разных вопроса.
– Думаешь, мне без тебя будет лучше?
– Возможно. – (Скажи это, твердила себе Джорджи. Скажи вслух.) – Если вспомнить все, что ты выплеснул на меня после того сборища. Надо смотреть правде в глаза.
– С тех пор как я все это сказал, много чего произошло.
– Ну да. Ты видел двойную радугу и теперь веришь в космических пришельцев.
– Нет. Ты трижды звонила и говорила, что любишь меня.
У Джорджи перехватило дыхание. Она звонила Нилу не трижды, а гораздо больше.
Ей показалось, что он поднес трубку к самому рту.
– Джорджи, ты меня любишь?
– Больше, чем все остальное, – ответила она. Невзирая на все подводные камни, это и сейчас было правдой. – Больше, чем все остальное.
Нил засопел. Возможно, от облегчения.
– Но ты говорил, что этого может быть недостаточно, – продолжала давить Джорджи.
– Может.
– И потому…
– И потому я не знаю, – сказал Нил. – Но я не рву отношения с тобой. Сейчас я просто не могу этого сделать. А ты? Ты позвонила, чтобы сказать о разрыве наших отношений?
– Нет.
– Тогда начнем заново, – тихо предложил он.
– Откуда?
– С начала нашего разговора.
Джорджи долго втягивала в себя воздух.
– Как твоя поездка?
– Прекрасно, – ответил он. – На весь путь я затратил двадцать семь часов.
– Идиот.
– Я видел двойную радугу.
– Потрясающе.
– Когда я приехал, мама испекла мое любимое рождественское печенье.
– Счастливчик.
– Жаль, что тебя нет рядом. Столько снега навалило. Специально для тебя.
Такого просто не могло быть. Она проходила через галлюцинацию. Или приступ шизофрении. А может… сон.
Джорджи уперлась затылком в изголовье, поднесла ко рту туго натянутый телефонный провод и впилась зубами в пластик.
Она закрыла глаза и продолжила игру.
Глава 12
Даже не верится, что ты столько времени провел за рулем.
– Это было не так уж и плохо.
– Но ехать двадцать семь часов подряд. По-моему, это запрещено законом.
– Для водителей тяжелых грузовиков.
– По соображениям элементарной безопасности.
– Говорю тебе, все было не так уж и плохо. Когда ехал по Юте, меня начало клонить в сон. Тогда я остановил машину и немного погулял.
– Но ты же мог попасть в аварию и разбиться. В той же Юте.
– Тебя послушать – получается, что смерть в Юте хуже, чем где-то в другом месте.
– Обещай мне, что этот «марафон за рулем» не повторится.
– Я тебе обещаю ни в коем случае не быть на грани смерти в пределах штата Юта. Теперь я буду крайне осторожен, находясь рядом с мормонами.
– Расскажи мне поподробнее о космических пришельцах.
– Расскажи мне поподробнее, как ты ехал.
– Расскажи мне поподробнее о своих родителях.
– Расскажи мне поподробнее об Омахе.
Джорджи наслаждалась звуком его голоса. Ей очень не хотелось, чтобы их разговор прервался.
В какие-то моменты ее вдруг остро пронзала вся фантасмагоричность происходящего. Было ли это реальностью или изощренной игрой ее больного ума, но она говорила с Нилом, находящимся не только в далекой Омахе. В далеком 1998 году. Но такого не могло быть. В реальной жизни такого просто не может быть. Эта мысль снова и снова появлялась в мозгу Джорджи, будто приступ головокружения. Но Джорджи упорно ее гнала.
А иногда Джорджи казалось, что она возвращает Нила из прошлого. Того Нила, каким он был. Ее прежнего Нила.
Телефон уничтожал расстояние. А время? Джорджи могла спросить Нила о чем угодно.
– Расскажи мне про горы, – попросила она, не зная, о чем еще его спрашивать.
Нет, знала. Но боялась, что фраза «Расскажи мне, где я сбилась с пути» может уничтожить волшебство их общения.
Сейчас же ей больше всего хотелось слушать, слушать, слушать его голос.
– Я ходил смотреть «Спасти рядового Райана». Без тебя.
– Замечательно.
– Мы с отцом хотим еще посмотреть «Жизнь прекрасна».
– Обязательно посмотрите. Тебе и «Список Шиндлера» нужно посмотреть тоже без меня.
– Мы с тобой это уже обсуждали. Ты должна посмотреть «Список Шиндлера». Есть фильмы, которые должен увидеть каждый.
Она до сих пор не посмотрела этот фильм.
– Ты же знаешь, я не поклонница фильмов, где показывают нацистов.
– Однако «Герои Хогана»[16] тебе понравились.
– Они и подвели черту.
– И ты решила, что с тебя хватит фильмов про нацистов?
– Да.
– Я даже знаю, какой персонаж тебя к этому подтолкнул. Полковник Клинк.
– Совершенно верно.
Она больше не плакала. Нил больше не рычал.
Джорджи забралась под одеяло. Она уже не вдавливала трубку в ухо, а слегка прижимала. Как при обычном разговоре.
Нил продолжал с ней говорить…
– Значит, проведешь Рождество в обществе Чистильщика Бассейнов?
– Слушай, а я уже и забыла, что называла его так.
– Как ты могла забыть. Ты целых полгода только так его и называешь.
– Кендрик совсем не плохой парень.
– Я и не говорю, что он плохой. Мне он понравился. Ты всерьез считаешь, что они с твоей мамой вскоре поженятся?
– Наверное.
Тогда брак матери и Кендрика казался ей неизбежным.
– У тебя теперь по-настоящему философский взгляд на их отношения. И когда ты успела его приобрести?
– Ты о чем?
– Помню, в прошлый раз ты была совсем другого мнения об этом. Сердилась на свою мать. Не могла переварить, что ее парень – почти мой ровесник. Ты еще говорила: «Вы с Кендриком – из одного садка».
Да, когда-то говорила. Джорджи засмеялась:
– А ты мне ответил: «Твоя мама нашла Кендрика не в садке, а в бассейне»…
Надо же, она помнила их шутки пятнадцатилетней давности.
– И еще ты сказала, что если мать продолжит в том же духе, то твоим следующим отчимом может оказаться шестиклассник. Смешно, правда?
– Думаешь, смешно?
– Конечно.
– Так что же ты не смеялся?
– Солнце мое, ты же знаешь мою особенность. Я крайне редко смеюсь.
Джорджи перенесла трубку к другому уху, подперев ее одеялом. Надо вспоминать, что́ еще она тогда говорила о выборе своей матери.
– Знаешь, я до сих пор не могу привыкнуть, что мама в свои сорок заглядывается на парней чуть ли не вдвое моложе. У нас преподавательница маминого возраста. Я представила, что она закрутила бы роман с кем-нибудь из студентов… Брррр!
Это было бы равнозначно ее роману, скажем, со Скотти. Или с кем-то из друзей Хизер. С тем же разносчиком пиццы.
– Парни, которым чуть за двадцать, – еще младенцы, – продолжала Джорджи. – Не у всех даже борода растет. Многие еще не вышли из периода созревания.
– Однако.
– Прошу прощения. Речь не о тебе.
– Совершенно верно. Не обо мне. В отличие от многих моих сверстников я вполне созрел, чтобы встречаться с твоей мамой.
– Нил, прекрати! Я не хочу об этом слышать даже в качестве шутки.
– Я так и знал, что твое философское мышление не отличается достаточной широтой.
– Моя мать – извращенка. Ее раскованность граничит с распущенностью.
– А может, она просто влюбилась.
– Я хочу извиниться за то сборище, – сказала Джорджи.