– Сама не знаю.
Ей вдруг показалось, что она наблюдает за собой со стороны.
– Джорджи… Ты здесь?
– Да.
– Извини, что заставил тебя ждать.
– Когда? Сейчас?
– Нет. Сегодня. Весь день.
– Ничего страшного.
Нил сокрушенно засопел:
– Ты думала, что я не позвоню. Мне неприятно это слышать. Мне неприятно, что у нас все идет как-то странно. Мы… я не знаю… не говорим, а лишь подбираем слова. Боимся сказать что-то не то. Когда все это началось?
– Наверное, с того дня, как ты один уехал в Омаху.
– Я всего лишь поехал домой на Рождество.
– Неправда, – едва слышно прошептала Джорджи.
Она слышала, как Нил щелкнул зубами.
– Да. Неправда, – признался он.
Джорджи молчала.
Он тоже молчал.
– Я с тобой не расставался, – наконец сказал Нил. – И ты это знаешь. Ведь знаешь?
– Знаю. Но в наших отношениях появилась трещина.
– Мы ее заделаем, – с угрюмой решимостью произнес он.
– Как?
– Джорджи, откуда в тебе столько безнадеги? В прошлый раз мы с тобой замечательно поговорили.
– Опять неправда! В наш прошлый разговор ты на меня рассердился из-за Сета.
Она зажала язык между зубами. Ей хотелось откусить свой дурацкий язык.
– Рассердился, потому что он у тебя опять стоит на первом месте.
– Не выдумывай, – сказала Джорджи. – Я его не звала. Сам появился и разбудил меня.
– Но почему-то он не стал ждать внизу, пока ты выйдешь. Побежал к тебе в комнату. Фактически в твою спальню.
– Да.
– Мне ненавистно это слышать, – зарычал Нил. – До жути ненавистно.
– Нил, я знаю.
– И это все, что ты можешь мне сказать? Только «я знаю»?
– Нил, говорю тебе: я никогда не зову Сета к себе. Но иногда он приезжает сам. Ты не хочешь, чтобы я выбирала между вами. Ты мне сам это говорил. Помнишь?
– Да. И ты сказала, что выбрала бы меня.
– Могу повторить: я бы выбрала тебя. Уже выбрала.
Нил сопел в трубку. Джорджи ждала.
– Почему мы ссоримся? – спросил он. – Ты решила наказать меня за то, что я тебе не позвонил?
– Нет.
– Тогда почему мы ссоримся?
Почему они ссорились? Они не должны были ссориться. Наверное, Джорджи сейчас должна была бы словесно обхаживать его, убеждая простить ее. Делать все, чтобы он любил ее и завтра обязательно поехал бы сюда… делать ей предложение.
– Потому что… потому что я так хочу! – вдруг выпалила Джорджа.
– Как ты сказала?
– Я хочу правды. Я хочу, чтобы мы один раз обсудили все, что нам мешает, и больше уже не ссорились бы! Понимаешь?
Джорджи поймала себя на том, что кричит в трубку.
– Сомневаюсь, что такое возможно, – ответил Нил.
Чувствовалось, он начинает злиться.
– Я так больше не могу! Я не могу постоянно ссориться с тобой из-за одних и тех же причин. И не ссориться из-за них я тоже не могу. Мне надоело делать вид, будто ты не сердит на меня, будто все идет распрекрасно. Надоело говорить этим идиотским бодреньким голоском, зная, что ты тихо меня ненавидишь.
– Джорджи… – Ее слова удивили и задели Нила. – У меня нет к тебе ненависти.
– Есть. А если нет, появится. Тебе ненавистно то, что я делаю с твоей жизнью. Это равнозначно ненависти ко мне. Вот так. Еще хуже, если из-за меня ты возненавидишь собственную жизнь.
– О чем ты? Я не чувствую ненависти к своей жизни.
– Почувствуешь.
– Это угроза?
Джорджи подавила подступающие слезы:
– Нет. Обещание.
– Что за…
Он умолк. Джорджи ждала, что он сейчас выругается. До сих пор она не слышала от Нила ни одного бранного слова.
– Что сегодня с тобой? – вместо ругани спросил Нил.
– Я хочу покончить со всем этим!
– С чем? С нашими отношениями?
– Нет! – крикнула она. – Возможно. Я хочу высказать все жуткие вещи, которые крутятся у меня в мозгу. Нил, я не хочу разными уловками заманивать тебя к себе. Не хочу говорить: «Все у нас будет замечательно», когда я знаю, что это не так.
– Ты несешь какую-то бессмыслицу.
– Пойми, ничего замечательного у нас не будет, если ты вернешься в Лос-Анджелес, если простишь меня, если будешь себя убеждать, что привык к этому. К Сету, к жизни в Лос-Анджелесе, к моей работе… Нет, Нил. Ты никогда к этому не привыкнешь. Ты начнешь винить меня во всем, что тебе не удалось сделать. Ты возненавидишь меня за то, что я удерживаю тебя здесь.
– Перестань говорить, что я тебя ненавижу, – холодно сказал Нил. – Больше не произноси этого слова.
– Это твое слово, Нил. Не мое.
– Джорджи, чего ты добиваешься?
– Я уже сказала: не хочу заманивать тебя.
– Почему ты постоянно говоришь об этом?
– Потому что во мне нет цельности. Часть меня хочет тебя заманивать. Часть меня согласна говорить любые слова, только бы убедиться, что ты по-прежнему хочешь быть со мной. Эта часть готова тебе пообещать, что все будет по-другому. Лучше, чем было. Что я стану отзывчивее, более способной к компромиссам. Но я не стану такой. Нет, Нил. Такой мне не стать. И потому другая часть меня говорит, что не хочет тебя заманивать. Ничего в наших отношениях не изменится.
Нил молчал.
Джорджи представила, как он стоит на их кухне, упершись взглядом в мойку. Представила лежащим рядом с ней, но смотрящим в стену. Представила, как он уезжает от нее, ни разу не оглянувшись.
– Все меняется. – Он заговорил раньше, чем она ожидала. – Хотим мы того или нет. Джорджи, ты что же, не хочешь ради меня стать лучше? – Он не дал ей времени на ответ. – А я хочу стать лучше ради тебя. Я обещаю тебе стать лучше.
– Я тебе такого обещать не могу, – сказала Джорджи.
Она не могла давать обещания от имени той Джорджи, зная, что в свои двадцать два года она бы их не сдержала.
– Ты говоришь так, будто и не хочешь.
– Нет. Я…
– Ты даже не можешь обещать мне, что постараешься, начиная с этого момента? Что попытаешься больше думать о моих чувствах?
Джорджи наматывала телефонный провод себе на пальцы, сжимая их, пока те не побелели.
– Начиная с этого момента?
– Да.
Она не могла давать обещаний от имени себя двадцатидвухлетней. А от себя тридцатисемилетней? От имени той, что сейчас говорила с Нилом и до сих пор не хотела отпускать его.
– Я… думаю, это я могу тебе обещать.
– Я не прошу у тебя каких-то неисполнимых обещаний, – сказал Нил. – Не надо обещать мне, что теперь все у нас пойдет как в сказке. Просто обещай, что ты постараешься. Обещай подумать, каково мне узнавать, что у тебя в комнате Сет. Обещай подумать и о том, каково мне будет дожидаться тебя с работы. Просто попробуй вообразить себя на моем месте. На том сборище, где я чувствовал себя совершенно лишним. Я знаю, что и сам вел себя там как последний придурок. Джорджи, я постараюсь больше не быть таким придурком. А ты постараешься со своей стороны?
– Начиная с этого момента?
– Да.
Начиная с этого момента, начиная с этого момента. Джорджи крепко ухватилась за эти слова.
– Хорошо. Я тебе обещаю.
– И я тебе обещаю, – сказал Нил.
– Я стану лучше, чем сейчас. – Джорджи уперлась спиной в кровать. – Я не буду относиться к тебе как… как к чему-то само собой разумеющемуся.
– Ты и не относилась ко мне так.
– Увы, относилась.
– Это просто так получалось.
– Я привыкла, что могу сколько угодно заниматься своими делами, а ты будешь терпеливо меня ждать. И что бы ни случилось, ты будешь меня любить. К этому я тоже привыкла.
– Привыкла?
– Да, Нил. Мне очень неловко. Прости.
– Не надо просить прощения. Я хочу, чтобы ты и дальше так считала. Что бы ни случилось, я буду тебя любить.
Джорджи почувствовала, что вновь теряет контроль над происходящим.
– Не говори таких слов, Нил. Возьми их назад.
– Нет.
– Возьми их назад.
– Это нелепая… даже безумная просьба. Не возьму.
– Ты хоть понимаешь, какие возможности мне даешь? Получается, я могу вести себя как угодно, совершать самые эгоистичные поступки, а для тебя это будет нормально. Ты заранее меня прощаешь. Выдаешь мне индульгенцию.
– Джорджи, это и есть любовь. Она защищает от всех случайностей.
– Нет, Нил. Я такого не заслуживаю. И потом, это не совсем правда. Будь это правдой, ты бы не уехал.
– Прости меня. – Чувствовалось, его губы были прижаты к микрофону трубки. – Больше я не уеду.
– Уедешь, – возразила она. – И случится это по моей вине.
– Джорджи, я тебя не понимаю. Ты как будто нарочно рушишь все, что я пытаюсь построить. Я не могу разговаривать, когда ты в таком состоянии.
– Это еще цветочки, Нил. Ты узнаешь и другие мои состояния. Я бываю гораздо хуже, чем сейчас.
– Я вынужден прекратить наш разговор, – сказал он.
– Нет, – замотала головой Джорджи.
– Тогда нам нужно вернуться к его начальной точке.
– Нет!
– Да. Мы начнем с самого начала, как будто я только что позвонил.
Нил не кричал, но в его голосе что-то нарастало. Может, сила? Может, он готовил словесный удар?
– Я не хочу начинать с самого начала, – тяжело дыша, сказала Джорджи. – Это ничего не даст. Все хорошее и все плохое уже произошло.
– Джорджи, я сейчас повешу трубку. Мы оба успокоимся. Потом я позвоню снова, и мы начнем говорить так, словно прежнего разговора у нас не было.
– Нет.
Он выполнил обещание. Повесил трубку.
Джорджи попыталась глубоко дышать. Ей мешал застрявший в груди камень.
Она повесила трубку, встала, вышла в коридор, открыла дверь ванной Хизер. Джорджи не узнала себя в зеркале. Бледная, выжатая как лимон. Призрак, только что увидевший призрака. Она промыла лицо холодной водой и всплакнула.
Вот так Джорджи убедила мужа сделать ей предложение… всячески отговаривая его от этого и придя в крайнее возбуждение.
Нил бы сейчас тоже пришел в крайнее возбуждение, будь у него волшебный телефон…
А ведь у него был волшебный телефон, а он и не догадывался.
Боже, зачем она наговорила ему столько всякой жути? Джорджи снова посмотрела на себя в зеркало. На женщину, которую Нил выбрал себе в жены.