К январю миновали шесть месяцев с тех пор, как мы подали апелляцию в апелляционный суд по уголовным делам, и решение ожидалось со дня на день. Именно тогда Том Тейлор позвонил и сказал, что они с Коулом хотят снова с нами встретиться. Мы несколько раз беседовали за время этого расследования, но на сей раз предстояло обсуждать их находки. Когда они приехали, мы с Бернаром сели разговаривать с ними в моем кабинете, и они не стали терять времени.
— Уолтер Макмиллиан никак не мог убить Ронду Моррисон, — прямо и откровенно заговорил Том Тейлор. — Мы будем сообщать генеральному прокурору, окружному прокурору — в общем, любому, кто спросит, что Макмиллиан не имеет никакого отношения ни к одному из этих убийств и полностью невиновен.
Я старался не показать всей меры своего восторга — не хотел спугнуть хорошую новость.
— Это замечательно, — проговорил я, стараясь, чтобы в моем голосе не звучало удивление. — Я рад это слышать и должен сказать, что крайне благодарен за то, что вы тщательно и честно рассмотрели доказательства по нашему делу.
— Собственно, подтвердить, что Макмиллиан никак с этим делом не связан, было не так уж трудно, — отозвался Тейлор. — С чего бы наркокороль стал жить в таких условиях, в которых жил он, и вкалывать по пятнадцать часов в день, валя лес? То, что местные правоохранители сообщили нам о Макмиллиане, казалось довольно надуманным, а уж история, которую Майерс рассказал на суде, и вовсе была полной бессмыслицей. Да я вообще поверить не могу, что присяжные вынесли обвинительный вердикт.
Тут Коул вступил в разговор:
— Вам будет очень интересно узнать, что и Хукс, и Хайтауэр признали, что их показания на суде были ложными.
— Правда? — После этих слов я уже не смог скрыть изумления.
— Да! Когда нас попросили расследовать это дело, нам посоветовали заняться вами, поскольку Хукс сказал, что вы предлагали ему деньги и дом в Мексике, если он изменит свои показания. — Тейлор был совершенно серьезен.
— Дом в Мексике?!
— На пляже, кажется, — небрежно добавил Коул.
Я старался не показать всей меры своего восторга — не хотел спугнуть хорошую новость.
— Погодите-ка… Я?! Это я собирался подарить Биллу Хуксу дом на пляже в Мексике, если бы он изменил свои показания об Уолтере? — Мое потрясение наверняка отразилось на лице.
— Что ж, я понимаю, для вас это, должно быть, звучит как бред, — хмыкнул он, — но поверьте, здесь есть люди, которым не терпелось обвинить вас. Однако, когда мы побеседовали с Хуксом, он не только признал, что никогда с вами не разговаривал и вы не предлагали ему никаких взяток; он еще и признал, что его показания на суде против Макмиллиана были выдумкой от начала и до конца.
— Ну у нас-то никогда не было сомнений в том, что Хукс лжет!
Коул хохотнул.
— Мы стали допрашивать людей на полиграфе, и все эти состряпанные россказни быстро развалились.
Тогда Бернар задал очевидный вопрос:
— И что же будет теперь?
Тейлор взглянул на своего партнера, потом перевел взгляд на нас.
— Мы еще не закончили. Мы хотели бы раскрыть это преступление, и у нас есть подозреваемый. Мне пришло в голову: вдруг вы захотите нам помочь? Я знаю, вы не стараетесь никого подвести под смертную казнь, но мы подумали, что вы, возможно, захотите как минимум помочь в выявлении истинного убийцы. Люди с гораздо большей готовностью примут невиновность Макмиллиана, если будут знать, кто на самом деле совершил это преступление.
Хотя мысль о том, что свобода Уолтера зависит от ареста кого-то другого, была абсурдной, я представлял себе, что успешное расследование могло бы привести к такому результату. И было ясно, что даже если расследование ABI оправдает Макмиллиана, люди все равно будут думать, что он совершил убийство и вышел сухим из воды, пока не будет найден настоящий убийца. Мы уже давно пришли к выводу, что выявление настоящего убийцы могло быть наиболее эффективным способом освободить Уолтера, но, не имея ни силы, ни власти сотрудников правопорядка, были ограничены в возможностях расследовать это дело.
Однако у нас действительно была одна сильная версия. Несколько свидетелей говорили, что примерно в то время, когда было совершено это преступление, на выходе из химчистки видели какого-то белого мужчину. Мы узнали, что перед смертью Ронде Моррисон кто-то звонил с угрозами и что какой-то мужчина проявлял назойливые и недопустимые знаки внимания к ней: подолгу слонялся у химчистки, не заходя внутрь; может быть, даже следил за девушкой. Мы не могли сразу выяснить, кем был этот странный человек.
Но подозрения у нас были. Нам регулярно звонил белый мужчина, который, похоже, живо интересовался этим делом. Он всегда звонил с явным намерением обстоятельно поговорить о том, что мы успели расследовать. Намекал, что у него есть информация, которая могла бы помочь, но был уклончив и не хотел сообщать ничего конкретного. Несколько раз повторял, что точно знает о невиновности Макмиллиана и поможет нам ее доказать. Наконец, после нескольких звонков, вылившихся в целые часы разговоров, он заявил, что знает, где можно найти орудие убийства, которое не было обнаружено следствием.
Мы узнали, что перед смертью Ронде Моррисон кто-то звонил с угрозами и что какой-то мужчина проявлял назойливые и недопустимые знаки внимания к ней.
Мы пытались выудить из него как можно больше информации. А заодно проверили его прошлое. Наш собеседник рассказывал, что у него были конфликты с другим жителем городка, и чем дальше, тем более уверенно обвинял этого другого мужчину в том, что именно он застрелил Моррисон. Расследовав эту теорию, мы в ней разочаровались. Тот другой мужчина не подходил под описание человека, которого видели выходившим из химчистки; в его прошлом не было, в отличие от нашего телефонного собеседника, случаев сталкинга, насилия в отношении женщин и чрезмерной озабоченности убийством Моррисон. Мы начали думать, что именно наш звонивший и был человеком, убившим Ронду. У нас состоялись десятки телефонных разговоров и даже несколько встреч с ним. И с каждым разом мы все больше сомневались в том, что человек, которого он обвинял в этом преступлении, действительно замешан. В какой-то момент мы стали задавать ему конкретные вопросы о том, где он сам был в день убийства. Это, должно быть, насторожило его, потому он стал звонить не так часто.
Не успел я рассказать об этом следователям, как Тейлор продолжил:
— Мы думаем, что вы, возможно, беседовали с нашим подозреваемым и получили от этого человека немало информации. Мы надеялись, что вы позволите нам ознакомиться с этими сведениями и вашими беседами с… — и тут он назвал фамилию нашего подозреваемого.
Я ответил, что мы предоставим им доступ к собранной нами информации. Она не была защищена условиями отношений «поверенный — клиент»; мы никогда не представляли этого человека и не получали от него никаких сведений на условиях конфиденциальности. Я попросил Тейлора и Коула дать нам пару дней, чтобы привести нужные сведения в порядок перед передачей.
— Мы хотим как можно скорее вызволить Уолтера из тюрьмы, — настойчиво сказал я.
— Знаете, я думаю, генеральный прокурор и его юристы захотят сохранить статус-кво еще на пару месяцев, пока мы не сможем произвести арест настоящего убийцы, — ответил Тейлор.
— Наверняка. Но вы же понимаете, что этот статус-кво — проблема для нас? Уолтер уже почти шесть лет сидит в тюрьме для смертников за убийство, которого не совершал.
Тейлор и Коул смущенно переглянулись. Тейлор ответил:
— Ну мы не юристы, так что на самом деле мне их позиция непонятна. Если бы я сел в тюрьму за то, чего не делал, и вы были моим адвокатом, я бы чертовски сильно надеялся, что вы вытащите меня оттуда как можно скорее!
Они ушли, оставив нас с Бернаром в приподнятом настроении. Но при этом нас продолжал тревожить план «сохранения статус-кво». Я решил, что нужно позвонить в офис генерального прокурора и узнать, согласится ли обвинение допустить возможность юридической ошибки, когда будет рассматриваться апелляция. Это гарантировало бы смягчение приговора в апелляционном суде и, вероятно, повлекло бы за собой освобождение Уолтера.
Апелляцией занимался другой юрист из офиса генерального прокурора. Его звали Кен Наннелли, и я уже несколько раз имел с ним дело по другим делам смертников. Я сказал Наннелли, что встречался со следователями ABI, и что, как я понимаю, результаты их расследования говорят в пользу Макмиллиана. Из нашего разговора сразу стало ясно, что адвокаты штата активно обсуждают это дело.
Отсрочивание освобождения еще сильнее травмирует человека, неправомерно осужденного и приговоренного к смертной казни за преступление, которого он не совершал.
— Брайан, у вас все получится, — сказал он, — но вам придется подождать еще пару месяцев. Макмиллиан уже не один год сидит в тюрьме, так что еще несколько месяцев особой роли не сыграют.
— Кен, когда сидишь в тюрьме для смертников, брошенный туда по ложному обвинению, роль играет каждый новый день!
Я пытался добиться от Наннелли гарантий, но он не желал их давать. Я попросил о встрече с генеральным прокурором или любым другим официальным лицом, имеющим право последнего решения, и он пообещал проверить, что можно сделать. Через пару дней штат подал любопытное ходатайство в апелляционный суд по уголовным делам. Генеральный прокурор просил{108} суд приостановить судопроизводство и пока не выносить решение, потому что, «возможно, обнаружены оправдательные доказательства в пользу мистера Макмиллиана, которые могли бы дать ему право на новое рассмотрение дела в суде»; но нужно дополнительное время на завершение расследования.
Меня привели в ярость попытки штата приостановить любое решение, которое обеспечило бы смягчение приговора Уолтера. Они последовательно вписывались в картину последних шести лет, но все равно злили невероятно. Мы тут же подали ответное ходатайство с возражениями против ходатайства штата. Мы объяснили