Не имея надежных научных доказательств совершения преступления, штат предъявил провокационные сведения о том, что Марша была бедна, в прошлом употребляла наркотики и являлась плохой матерью, поскольку не обращалась за дородовой медицинской помощью. Полицейские следователи пришли к ней домой{118} и сделали фотографии унитаза с несмытым содержимым и пивной банки на полу, которыми затем размахивали перед глазами присяжных как свидетельством запущенности и неумения исполнять родительские обязанности.
Во время многочисленных допросов миссис Колби последовательно утверждала{119}, что ребенок был мертворожденным. Она говорила следователям, что ее сын родился мертвым и не сделал ни одного вдоха, несмотря на все ее попытки оживить его. Она отвергла предложение штата{120} о досудебной сделке, согласно которой она отправилась бы в тюрьму на 18 лет, потому что категорически утверждала, что не сделала ничего плохого.
Судебное преследование Марши Колби в итоге привлекло внимание прессы, для которой очередная история о «матери-убийце» была лакомым кусочком. Местные СМИ раздули из дела сенсацию, прославляя полицию и прокурора за то, что они пришли на помощь беззащитному младенцу. Демонизировать безответственных матерей к тому времени, когда было назначено слушание по делу Марши, вошло в моду у средств массовой информации. Трагические истории о матерях, убивающих детей, становились национальными сенсациями. Когда Андреа Йейтс утопила своих пятерых детей в Техасе в 2001 г., эта трагедия стала известна всей стране. Попытки Сюзан Смит обвинить то одного, то другого чернокожего в смерти своих детей в Южной Каролине, прежде чем она призналась, что убила их сама, завораживали увлеченных криминальной темой американцев. С течением времени интерес СМИ к такого рода историям перерос в национальную одержимость. Журнал «Тайм» назвал преследование{121} Кейси Энтони, молодой матери из Флориды, в конечном итоге обвиненной в смерти ее двухлетней дочери, «социально-сетевым судебным слушанием столетия» после того, как эта история вызвала нонстоп-освещение в кабельных сетях.
Криминализация младенческой смертности и преследование малоимущих женщин, чьи дети умерли, приобрели новые масштабы в Америке XXI века, чему свидетелями стали тюрьмы по всей стране.
Убийство ребенка родителем — преступление чудовищное и, как правило, осложненное серьезным психическим заболеванием, как было с Йейтс и Смит. Но эти случаи также обычно порождают искажения и предубеждения. Освещение в СМИ оказывает влияние на полицию и прокуроров, и презумпция виновности ныне пала на тысячи женщин — особенно малоимущих, в трудных обстоятельствах, — чьи дети неожиданно умерли. Несмотря на лидирующее положение Америки среди развитых государств, мы всегда с трудом боролись с высоким уровнем младенческой смертности — намного более высоким, чем в большинстве развитых страх. Неспособность многих бедных женщин получить адекватную медицинскую помощь, в том числе до- и послеродовую, десятилетиями была в нашей стране серьезной проблемой. Даже учитывая недавние улучшения, младенческая смертность продолжает быть позором государства, которое тратит на здравоохранение больше средств, чем любая другая страна в мире. Криминализация младенческой смертности{122} и преследование малоимущих женщин, чьи дети умерли, приобрели новые масштабы в Америке XXI века, чему свидетелями стали тюрьмы по всей стране.
Местные сообщества присматривались к плохим матерям, которых следовало бы посадить в тюрьму. Примерно в то же время, когда были предъявлены обвинения Марше, Бриджет Ли родила мертвого ребенка в округе Пикенс, штат Алабама. Она была обвинена в тяжком убийстве и несправедливо приговорена к тюремному заключению. Ли, церковная пианистка, мать двоих детей и банковский бухгалтер, забеременела в результате внебрачной связи. Напуганная и отчаявшаяся, 34-летняя женщина скрывала беременность и надеялась тайно передать своего ребенка на усыновление. Но роды начались у нее за пять недель до положенного срока, и ребенок родился мертвым. Она не сказала мужу о мертворождении, что возбудило подозрения против нее. Неприглядных обстоятельств, окружавших беременность Ли, оказалось достаточно, чтобы патологоанатом, проводивший вскрытие, пришел к выводу, что мертворожденный на самом деле родился живым, а затем был задушен Ли. Несколько месяцев спустя Ли арестовали и предъявили обвинение в тяжком убийстве. Шесть дополнительных патологоанатомов обследовали тело и единодушно пришли к выводу, что ребенка убила пневмония новорожденных — это было классическое мертворождение с очень обычными характеристиками. Эта новая информация побудила прокурора{123} снять обвинения, избавив миссис Ли от разбирательства в суде и потенциально возможного смертного приговора. Дискредитированный патологоанатом уехал из Алабамы, но продолжает работать как практикующий судмедэксперт в Техасе.
Теперь беременных можно было подвергать уголовному преследованию и сажать в тюрьму на десятилетия, если были хоть какие-то доказательства того, что они в любой момент во время беременности употребляли наркотики.
В сотнях других случаев ложно обвиненные женщины так и не получили специализированной помощи, которая была им нужна, чтобы избежать неправомерных осуждений. Парой лет раньше, до того, как представлять Маршу Колби, мы взяли дела Дианы Такер и Виктории Бэнкс. Интеллектуальный инвалид, чернокожая, жившая в округе Чокто, штат Алабама, Бэнкс была обвинена в том, что убила своего новорожденного ребенка. И это при том что у полиции не было никаких надежных оснований полагать, что она вообще была беременна. Бэнкс якобы заявила помощнику шерифа, что беременна, чтобы избежать тюрьмы по обвинению в другом деле. Когда несколько месяцев спустя женщину увидели без ребенка, полиция обвинила ее в том, что она убила младенца. Без адекватной юридической помощи Бэнкс угрозами заставили признать себя виновной в убийстве ребенка, которого никогда не существовало, и обвинить в сообщничестве сестру, мисс Такер. Поскольку женщине грозило обвинение в тяжком убийстве и потенциальный смертный приговор, она пошла на сделку, согласившись на тюремный срок продолжительностью в двадцать лет. Правоохранители отказывались расследовать ее утверждения о невиновности, прежде чем посадить ее в тюрьму. Мы добились ее освобождения{124}, установив, что она перенесла операцию по перевязке труб за пять лет до ареста, что сделало биологически невозможным даже само зачатие, а не только рождение ребенка.
Вдобавок к необъяснимым смертям младенцев, рожденных малоимущими женщинами, были также криминализованы другие виды «плохой родительской заботы». В 2006 г. в Алабаме был принят закон, согласно которому отныне считалось тяжким преступлением помещение ребенка в «опасную среду», в которой он мог столкнуться с наркотиками. Этот закон об ответственности за подвергание детей опасности воздействия химических веществ изначально был принят для того, чтобы защитить детей, живущих в домах, где были метамфитаминовые лаборатории или проводились операции по торговле наркотиками. Но закон стал применяться намного шире, и вскоре над тысячами матерей с детьми, живущими в бедных маргинализированных сообществах, где процветают наркозависимость и торговля наркотиками, нависла угроза уголовного преследования.
В должное время Верховный суд Алабамы{125} интерпретировал термин «среда» как включающий в том числе женскую матку, а в понятие «ребенок» был включен и плод в утробе. Теперь беременных можно было подвергать уголовному преследованию и сажать в тюрьму на десятилетия, если были хоть какие-то доказательства того, что они в любой момент во время беременности употребляли наркотики. Десятки женщин отправили в тюрьмы в соответствии с этим законом в последние годы вместо того, чтобы оказывать им помощь, в которой они нуждались.
Истерия, окружавшая «плохих матерей», весьма затруднила проведение справедливого слушания по делу Марши Колби. Во время отбора жюри многие присяжные заявляли, что не могут быть беспристрастными в отношении миссис Колби. Некоторые указывали, что считают{126} обвинения в убийстве ребенка настолько возмутительными, что никак не смогут чтить презумпцию невиновности. Несколько из них сообщили{127}, что имеют настолько близкие отношения с одним из следователей — ключевым свидетелем штата, особенно громогласно требовавшим выведения на чистую воду плохих матерей, — что готовы «сразу поверить» ему и «полагают, что все, что [он] говорит, достойно доверия». Еще один присяжный признал{128}, что доверяет свидетелям правоохранительных органов, с которыми знаком лично, до такой степени, что «поверит всему, что бы они ни сказали».
Суд позволил почти всем этим присяжным заседать в жюри, несмотря на возражения защиты. В конечном итоге присяжные, которые принесли с собой на слушание дела Марши Колби множество предубеждений и заранее составленных мнений, были избраны решать ее судьбу.
Жюри вернулось после прений с вердиктом о виновности по одному эпизоду тяжкого убийства. Прежде чем вынести вердикт, присяжные выразили озабоченность тем, что преступление миссис Колби подлежит смертной казни, поэтому штат согласился не требовать казни, если она будет сочтена виновной. Эта уступка привела к немедленному осуждению. Суд приговорил миссис Колби к пожизненному заключению без возможности условно-досрочного освобождения, и вскоре она уже ехала в кандалах в тюремной машине, направлявшейся