ам тяготенье,
Луна-волшебница всё так же для меня
Росы раскидывает влажные алмазы
По берегам, где всё понятно сразу,
В ночи туманной ли, в чертоге ль славном дня, —
А там, за осенью, где свечи ты зажжёшь,
Чтоб разглядеть лицо мое при встрече,
Как луч провидческий, восстану я из речи,
Которой ты, мой друг, так долго ждёшь.
И вовсе не о таком
И вовсе не о таком,
Что душу твою изранит, —
Ведь с ним я давно знаком,
Оно укорять не станет,
Оно не удержит нас
В распластанной сени дыма,
Но смертный подскажет час —
И в жизни необходимо.
И вовсе не о таком,
Что сердце твоё тревожит. —
Ведь горе, как снежный ком,
Настигнет тебя, быть может,
Ведь радость застанет вдруг
Тебя на пороге славы,
Друзей раскрывая круг,
Вниманья даруя право.
И вовсе не о таком,
Что очи твои туманит, —
Рассвета сухим мелком
Оно осыпаться станет,
Чтоб птичий возвысить клич,
Листву шевелить на древе, —
Его-то и возвеличь
В едином, как день, напеве.
И вовсе не о таком,
Что слух твой ночами мучит, —
Речным пожелтев песком,
Оно возвышаться учит,
Оно запрокинет звук
Туда, на незримый гребень
Волны беспримерных мук,
Чтоб смысл её был целебен.
Знаки
И всё это – было, – и вовсе не фарс
Прощанье с отжившею эрой, —
Сулили несчастье Сатурн или Марс,
А счастье – Юпитер с Венерой.
Для воронов пищу готовили впрок
Сражений кровавых адепты —
И что же осталось? – пространства оброк
Да тяжесть неслыханной лепты.
Растений законы грустны и просты,
Законы ристаний – суровы, —
И вновь кладовые темны и пусты,
Хозяева вновь бестолковы.
Опять непогода – великая сушь
Иль одурь лавины дождевной, —
Заточное место – пустынная глушь —
Достойней во мгле повседневной.
И кто-то поднимет однажды главу
И славу нещадную снищет —
Не там ли, где льды тяжелы на плаву
Да ветер над рощами рыщет,
Где вырваны кем-то, кому-то назло,
Гадательной книги страницы,
Где вновь на челне встрепенётся весло
Крылом улетающей птицы?
Но где же спасенье? – ужель в естестве
Найдётся от бед панацея? —
И бродит Медея по пояс в траве,
И ждёт Одиссея – Цирцея.
Флоксы
Флоксы заполнили сад.
Это – исход карнавала.
Что ж, оглянусь наугад —
Юности как не бывало.
Молодость, пряча лицо,
Сразу за юностью скрылась.
Полночь. Пустое крыльцо.
Нет, ничего не забылось!
Прошлое встало впотьмах,
Словно толпа у причала.
Окна погасли в домах.
Помни, что это – начало.
Всё, с чем расстаться пришлось,
Всё, что в душе отзывалось,
К горлу опять поднялось —
Значит, вовек не терялось.
Роз лепестки и шипы,
Свет на мосту и в аллее,
Шорох сухой скорлупы —
Нет, ни о чём не жалею!
Ветрено. Гомон в порту.
Флаги над мачтами вьются.
Вот перешли за черту —
Нет, никому не вернуться!
Кончено. Поднятый трап.
Берег отринутый. Пена.
Дождика в море накрап.
Знали бы этому цену!
Пасмурно. Холод проймет —
Муки предвестие новой.
Только на веках – налёт,
Фосфорный, ртутно-лиловый.
Луна в сентябре
Отзвуки дальнего гула ночного, —
Ветер пройдёт – и в саду тишина, —
Словно сквозь сон прозреваешь ты снова,
Мир пред тобой заполняет луна.
О, эти всплески листвы за окошком,
О, хризантем этих отсвет в ночи!
Льётся сиянье, бежит по дорожкам,
В сердце твоё проникают лучи.
О, пробудись в эту ночь ненароком,
Выйди навстречу кручине с крыльца!
Свет разгорается – там, за порогом,
Краешком острым касаясь лица.
Тени вокруг никуда не уходят,
Неудержимо плывут облака, —
Что же с тобою? – да так и выходит —
Милое имя выводит рука.
Видишь – вон там, позади, за оградой —
Всё, что невольно манило сюда, —
Быть ему нынче тоской и отрадой —
Что возразишь, коль ушло навсегда?
Что и осталось – лишь ясное слово,
Зов с высоты да утрат глубина,
Отзвуки дальнего гула ночного,
Мир, над которым восходит луна.
«На прибрежной скале я сорвал…»
На прибрежной скале я сорвал
Незнакомой травы стебелёк, —
Дух полудня по дому витал
До утра, как степной мотылёк.
Дело к вечеру, – вновь этот дух
Оживает, – загадочный злак
Будит зрение, входит в мой слух,
Зыблет мысль, – не уймётся никак.
На скале я его отыскал,
Что стоит над старинной рекой,
Чтобы плетью медвяной плескал
По столу моему непокой,
Чтобы ночью, к окошку припав,
Этот запах вдыхала луна,
Из бессчётного множества трав
Лишь ему почему-то верна.
И души мне уже не унять,
Этот запах вдохнув колдовской, —
И к скале возвращусь я опять,
Чтоб траву отыскать над рекой.
У неё и названия нет,
Но поймёте ли, что я обрёл? —
Только дух над скалой, только свет,
Небывалый, густой ореол.
IV
«Надо ли, чтобы слова разрастались…»
Надо ли, чтобы слова разрастались,
Вместе с растеньями в песнях сплетались,
В сумерках прятались, в мыслях взметались,
В листьях сумбур учинив?
Сколько бы им на простор ни хотелось,
Как бы за ветром к дождям ни летелось,
Где бы развязка вдали ни вертелась,
Ток их широк и ленив.
Где бы решимости им поднабраться,
Как бы вольготностью им надышаться,
Как бы с наивностью им побрататься,
Чтобы опять одолеть
То ли стесненье, где некуда деться,
То ли смиренье, где впрок не согреться,
То ли томленье, где в тон не распеться,
Вырваться – и уцелеть?
С кем бы им там на пути ни якшаться,
Как бы о прожитом ни сокрушаться,
Где бы ни рушиться, ни возвышаться —
Нет им покоя, видать,
Ибо успели с раздольем вскружиться,
Ибо сумели с юдолью сдружиться,
С долей намаяться, с болью прижиться, —
Знать, по плечу благодать.
Дай же им, Боже, чтоб реже считались,
Больше ерошились, чаще скитались,
В дни переплавились, в годы впитались, —
В будущем, их ощутив
Где-то, насупясь, а всё же надеясь,
Что-то почуяв, что ждёт, разумеясь,
Кто-то изведает, высью овеясь,
Ясноголосый мотив.
«Пусть я вам не нужен сегодня, покуда…»
Пусть я вам не нужен сегодня, покуда
Не вспомните сами, что жив,
Пусть ваши гортани столетья простуда
В сплошной превратила нарыв,
Пусть помыслы ваши недобрые скрыты,
А добрые все на виду, —
Сегодня мы с вами поистине квиты,
А прочего я и не жду.
Так спрячьте же толки небрежные ваши
Подальше, до лучших времён, —
Испившему темени горькую чашу
Не место у ваших знамён.
Оставьте всё то, что оставить хотели, —
Авось пригодится потом —
Под спудом, – я помню снега и метели,
Обвившие сердце жгутом.
Я помню весь жар этой силы безмерной,
Идущей оттуда, куда
Ведёт меня ввысь из кручины пещерной
Встающая в небе звезда.
А вас, оголтелых, сощурившись гордо,
Пусть ждут на постах ключевых
Сыны Измаиловы – смуглые орды,
Скопленье племён кочевых.
«Какая-то млечная пыль…»
Какая-то млечная пыль
Вблизи появляется странно, —
Как шею желанью ни мыль,
Оно, как и прежде, нежданно
Сумеет туда увести,
Где собраны крохи простора
В широкой и веской горсти
Врождённого, видно, отбора.
И правда – какая там суть
Без этого странного жеста,
Когда, лишь успеешь вздохнуть,
Как вздоху находится место
Не там, где вначале хотел —
Поближе к теням, поскромнее, —
А там, где свободно летел,
Парил, надышавшись полнее.
А ночь подбирает ключи,
Ещё находясь за горами,
К мерцанью вечерней свечи —
И выйти готова с дарами,
И страсть ощущаешь опять