В струении каждого мига
Туда – в круговерть, в благодать,
Чьей новью пропитана книга.
«И снежным запахом влекомы…»
И снежным запахом влекомы,
С тобой по-своему знакомы,
Сорвутся выдохи тоски
Туда, где время движет прямо
Клочки разрозненные драмы,
Вдоль, по течению реки.
Промозглый камень парапета,
Усмешка, вспышка, сигарета,
Набухший, влажный воротник, —
И кашель сух, и воздух странен —
Ещё хорош, не оболванен, —
И ты к кому-нибудь приник.
Ах, эта воля, эта вера,
Мольба, оказия, химера,
Ах, этот ветер над рекой,
Крутой, крепчающий, знобящий,
И счёты старые сводящий, —
А сердцу надобен покой.
Кружись, оторванная нитка,
Продлись, осознанная пытка
Скитаний позднею порой
С морозным скрежетом металла,
Пока столица не устала
Безумной тешиться игрой.
Проснись, бездомицей кручёный,
Пройдись, где кот ходил учёный,
Через подвалы, на чердак,
Займись подсчётом неумелым
Долгов своих, а лучше б – делом,
Забудь сомнений кавардак.
Сожми оставшиеся спички,
Шагни в пространство по привычке,
Туда, где надо продлевать
Свой сон земной, свой день юдольный,
Свой путь, свой выбор произвольный, —
И на посулы наплевать.
«И ты кружишься меж держав…»
И ты кружишься меж держав,
Где судорожный воздух ржав,
Из никуда и ниоткуда
Явившись, чуя свет и дух,
Но если полдень будет сух —
То выходи, гляди на чудо,
На эти сизые холмы,
Где пижмы в пятнах кутерьмы
Бегут подальше от соблазна
Блеснуть на солнце желтизной
И, венчик выпятив резной,
Сказать, что впрямь огнеопасны,
Где на обочинах дорог
Тысячелистник уберёг
Своё иссохшее мерцанье, —
И только вечная полынь,
Куда, сощурясь, взгляд ни кинь —
Одно сплошное восклицанье,
Вернее – возгласы о том,
Что, может, сбудется потом,
Ну а сегодня слишком рано
Судить об этом впопыхах,
Покуда выглядит в стихах
Невольный вздох отнюдь не странно, —
И ты шагаешь наобум,
Отшельник, странник, тугодум,
Туда, где память не увяла,
В такие дебри и дожди,
Где всё, что было позади,
Тебя мгновенно узнавало.
«Кто из нас в одиночку поймёт…»
Кто из нас в одиночку поймёт
Посреди беспристрастности буден
Тот порыв или, может, полёт,
Где о том, что мы знаем, не судим,
Где откроется – третий ли глаз
Или зренье обветренной кожи,
Не впервые? – и в этот уж раз
Кто-то сразу прозреет, похоже.
Посреди беспредельных щедрот,
Незабвенного сада затворник.
Неизбежный приняв поворот,
Бывший лодырь, богема и дворник,
Неумеха, бродяга, бахвал,
Кто-то выйдет на верную тропку —
И безмерного счастья обвал
Не отправит за листьями в топку.
Безмятежный, торжественный сон!
Ты-то мнился мне встарь нереальным,
А теперь, высотой просветлён,
Навеваешься словом похвальным,
Где роса на ветвях тяжела
От присутствия лунного в мире
И хула никому не мила,
Потому что участье всё шире.
Там, где прячется в скверах Москвы
Тот, до коего нету мне дела,
Даже рыбу едят с головы, —
Что же люди? – да так, надоело,
Где кочевья в порядке вещей
И пощады не ждёт наблюдатель,
Видеть въявь, как Дракон иль Кащей
Правит всеми, – спаси же, Создатель!
Разыскать бы мне ключ от чудес,
Приземлённых в ряду с тайниками,
Чтобы стаи в просторе небес
Пролетали в ладу с лепестками,
Чтобы зримая глубь обрела
Очертанья знакомые ночью —
И душа оставалась цела,
Всё живое приемля воочью.
«Вот холодом повеяло ночным…»
Вот холодом повеяло ночным —
И Северу довольно только взгляда,
Чтоб всё насторожилось, став иным,
Уже шуршащим шлейфом листопада.
И долго ли продержится луна,
Скользящая сквозь облачные путы?
И песня, пробуждаясь ото сна,
Не рвётся из гортани почему-то.
Потом скажу – успеется, потом, —
Не торопись, не вздрагивай, не надо, —
И так звучит во мраке обжитом
Серебряная грусти серенада.
И так сквозит растерянная весть
По золоту смолёному залива —
И трепетнее чувствуешь, что есть
Над нами Бог – и смотришь молчаливо.
Повременим – ещё не началось,
Ещё не в тягость мне воспоминанья —
И что-то в душу вновь перелилось
Оттуда, где бывал уже за гранью.
И семенем к небесному крыльцу
Прибьётся и твоя причастность к веку, —
И правда, как в воде лицо к лицу —
Так сердце человека к человеку.
«И смысл поступков строен стал и строг…»
И смысл поступков строен стал и строг,
И голову я выше поднимаю,
И мир, как есть, душою принимаю,
Покуда жив я светом – видит Бог.
Единым домом станет нам Земля, —
Вы, циники, и вы, приспособленцы,
Вы, чужестранцы, вы, переселенцы, —
Какие дали зрите с корабля?
Не зря на крыше хижины моей
Ржавеет якорь, кем-то позабытый, —
Надежды символ верной стал защитой
На острове меж древних двух морей.
С дельфиньей стаей журавлиный клин,
Сетей рыбацких клочья и грузила,
И всё, что прежде исподволь грозило —
Зрачок змеиный, жуть средь вязких глин,
И оползень, и ливень, и разбой,
Смешавшиеся с осыпью событий,
Лавиной слухов, порослью открытий, —
Отчётливей я вижу пред собой.
И жажды мне безмерной не унять —
Всё впитывая, чувствуя, вдыхая,
Приветствую, в прозрачный шар сгущая,
Чтоб суть постичь – и, может быть, обнять.
«В неспешных действиях, поступках и словах…»
В неспешных действиях, поступках и словах
Есть свет особенный – и мы к нему стремимся,
И от бессмыслицы назойливой таимся,
Зане с державою былою дело швах.
И, не бахвалясь, мы с трудом своим дружны
В тоске, в рассеянье, в забвении, в скитанье,
Поскольку жертвенное жизни прорастанье
Мы чуем пристальней на грани тишины.
Покуда вижу я негаданный просвет
Во тьме безумия, в чаду кровопролитья,
Иду на ощупь я, но всё ж иду за нитью, —
Тонка она – такой у вас и вовсе нет.
Покуда слышу я то гул на берегу
Прибоя позднего, то птичьи восклицанья,
Приемлю долю я, отринув отрицанья,
И перед родиной своею не в долгу.
Покуда призван я в ненастный этот мир
Для песни, славящей его преображенье,
Я, порождение его и отраженье,
Творю неслыханный свидетельства клавир —
О том, как рушилось эпоха, о таком,
Что было истинным, что век опередило
Во имя радости, – и вот земная сила
Дарует веру мне – и светлый строит дом.
«Я ничего не видел, кроме…»
Я ничего не видел, кроме
Крыльца впотьмах и света в доме,
Собак на сене и соломе,
Нагого пламени в кострах,
Ветвей, исхлёстанных ветрами,
Лица неведомого в раме, —
И потому гадайте сами,
Кого охватывает страх.
Казалось зрение усталым —
Пора довольствоваться старым,
И ни к чему кичиться даром,
Тянуться к чарам и углам,
Где ветер выглядит сутулым
В обнимку с книгою и стулом —
И целит умыслом, как дулом,
В простор с водою пополам.
Промокла времени громада,
Зола рассыпана по саду,
Пропета лета серенада
Кому-то, скрытому в глуши, —
Зато дарована свобода
Зеркальной двойственностью года
Тому, кто в гуще небосвода
Приют отыщет для души.
Листвы шуршащее свеченье,
Ненастных сфер коловращенье,
Молчанье и столоверченье,
Шарады, ребусы, часы
Уже не скуки, но желанья
Негодованья, пониманья
Томленья, самовозгоранья
Неувядаемой красы.
Кто правит бал и дружен с ленью,
Кому подвластны поколенья
И кто на грани изумленья
Откроет невидаль вокруг?
В печи моленье и камланье,
Поленьев щёлканье, пыланье,
Как бы от памяти посланье, —
И некий жар почуешь вдруг.
Играя с истиною в жмурки,
Срезая вянущие шкурки,
Гася то спички, то окурки,