И нечего на время обижаться.
Вода вплотную движется к ногам,
Откуда-то нахлынув, – неужели
Из чуждой киммерийским берегам
Норвежской, скандинавской колыбели? —
И, как отверженный, беседуя с душой,
Отшельник давешний, дивлюсь ещё свободе,
Своей, не чьей-нибудь, – и на уши лапшой
Тебе, единственной при этой непогоде,
Мне нечего навешивать – слова
Приходят кстати и приходят сами, —
И нет хвоста за ними – и листва
Ещё трепещет здесь, под небесами,
Которые осваивать пора
Хотя бы взглядом, —
И пусть наивен я и жду ещё добра
От этой полночи – она-то рядом, —
Всё шире круг – ноябрьское крыльцо
Ступени путает, стеная,
Тускнеет в зеркальце холодное кольцо —
И в нём лицо твоё, родная,
Светлеет сызнова – неужто от волшбы? —
Пытается воздушное теченье
Сдержать хоть нехотя дорожные столбы —
От непомерности мученья
Они как будто скручены в спираль
И рвутся выше,
И, разом создавая вертикаль,
Уйдут за крыши, —
Не выстроить чудовищную ось
Из этой смуты —
И зарево нежданное зажглось,
И почему-то
Узлом завязанная, вскрикнула туга
И замолчала, —
Как будто скатные сгустились жемчуга
Полоской узкою, скользнувшей от причала.
«Когда закручен лист жгутом…»
Когда закручен лист жгутом —
И нет причины обольщаться
Всем тем, что сбудется потом,
И тени бросятся прощаться
Со всеми разом, наобум,
И, что-то важное решая,
Берутся вроде бы за ум,
Со светом встретиться мешая, —
Наверно, всё-таки пора
К тому, что медлит, приобщаться,
Чтоб там, где ждут ещё добра,
За нас не стали огорчаться.
И по-особому тепло,
Хотя и с дозою прохлады, —
И, может, изредка везло,
Но перебарщивать не надо
Ни с тем, что ночью леденит,
Ни с тем, что утром согревает, —
Пусть век наш тем и знаменит,
Что вдруг такое затевает,
Чему противится душа,
Чему препятствуют светила, —
А осень, право, хороша —
Всё поняла и всех простила.
«Когда закручен лист жгутом…»
Чего ты ждёшь сегодня от меня,
Пора моя, пустынница седая?
Кого зовёшь, ещё не увядая,
Воспрянув от присутствия огня,
С которым в доме вроде веселей —
Не всё ль равно – печного иль свечного —
То дикого, а то почти ручного, —
Смотри на пламя, плачь и не жалей
Ни о былом, с которым сутью всей
Ты связана так прочно и незримо,
Ни о таком, чем издавна ранима,
Ни о бессонной памяти своей,
С которою так трудно совладать,
Укрыв её под ветром леденящим,
Ни – вымолвить бы мне – о настоящем,
В котором всем придётся отстрадать,
Чтоб высветлилось всё, чем жили мы,
Дышали чем, всем телом понимая,
Что ночь идёт, холодная, немая, —
Чего ещё ты хочешь средь зимы? —
Добра души и музыки тепла,
Когда звезда Рождественская близко —
И нет любви без муки и без риска,
А нежность и светла, и тяжела.
«Скифские хроники: степь да туман…»
Скифские хроники: степь да туман,
Пыль да полынь, чернозём да саман,
Шорох травы да соломы.
Западный ветер – похоже, с дождём,
Дверца, забитая ржавым гвоздём,
Тополь, – ну, значит, мы дома.
Ключ полустёртый рассеянно вынь,
Разом покинь беспросветную стынь,
Молча войди, – не надейся,
Что хоть однажды, но встретят тебя,
Лишь привечая, пускай не любя, —
Печь растопи, обогрейся.
Всё, что извне, за окошком оставь,
Чувства и помыслы в сердце расплавь, —
Долго ль пришлось добираться
В эти края, где души твоей часть
С детства осталась? – на всё твоя власть,
Господи! – как разобраться
В том, что не рвётся блаженная связь,
Как бы тропа твоя в даль ни вилась,
Как бы тебя ни томили
Земли чужие, где сам ты не свой? —
Всё, чем дышал ты, доселе живой,
Ливни ночные не смыли.
Что же иглою цыганской сшивать?
Как мне, пришедшему, жить-поживать
Здесь, где покоя и воли
Столько, что хватит с избытком на всех,
Где стариною тряхнуть бы не грех,
Вышедши в чистое поле?
«И вот он, приют неизведанный мой…»
И вот он, приют неизведанный мой
Меж морем и сушей, меж светом и тьмой,
На кромке прибрежного рая,
Где чайки кружат вперемешку с листвой,
Где волны у свай отдают синевой,
Следы на песке не стирая.
И здесь никуда не девалась тоска,
И грусть временами настолько близка,
Что кажется птицей ручною, —
И радость придётся ещё обрести,
Тропу проторить и мосты навести
Меж снами и явью дневною.
И что мне навёрстывать, если со мной
Сей строй небывалый всей жизни земной,
Вся невидаль мира – и тяга
Куда-то в пространство, где легче дышать,
Где что-нибудь важное можно решать,
И речи, и почве во благо!
Полынь киммерийская слаще ли, друг,
Чем скифская? – всё, что посеешь вокруг,
Пожнёшь, – и поэтому свято
Всё то, что возвысит над бездной мирской,
Спасёт от бравады её шутовской —
И встретит в грядущем, как брата.
V
«К золотым ведёт островам…»
К золотым ведёт островам
Свет нежданный луны в апреле —
Ближе к тайне, к заветной цели,
К этим выдышанным словам.
Наполняет желанный гул
Сонмы раковин – и в пустотах
Стынет эхо, звеня в высотах,
Если каждый давно уснул.
Может, жемчуг в ладони мал,
Может, водорослями вьётся
Чьё-то прошлое, – как споётся
Тем, чьим песням простор внимал?
Тем, чьи судьбы разброд ломал,
Бред корёжил, тоска крутила,
Стали отзывом лишь светила.
Смолы, скалы, солёный вал.
Смели попросту быть собой,
Смыли кровь, заживили раны, —
То-то плещет светло и странно
Морем вылущенный прибой.
Стали близкими тем, кого
Не доищешься в этой шири,
В небе пристальном этом, в мире,
Продлевающем душ родство.
«И столькое было давно по плечу…»
И столькое было давно по плечу,
Что равного днесь и не знаю —
Но я разбираться во всём не хочу,
А просто грущу, вспоминая.
Круги разойдутся по вешней воде,
До осени там доставая,
Где даже в отзывчивой вроде среде
Гнездится пора грозовая.
Ладони открой этим ливням ночным,
Прибрежным валам неуёмным,
Замашкам дикарским и просьбам ручным,
Затерянным в мире огромном.
Не только событья в горсти собери,
Но – суть их, вселенские связи,
Сплетенья наитий, – и всех примири,
Чтоб в каждой аукались фразе.
Не зря ты когда-то шагнул в эту смоль,
В алмазное это кипенье —
И чуять грядущее снова изволь,
Чтоб стало блаженнее пенье.
«Пристрастный плещется родни…»
Пристрастный плещется родник,
Никем не виданный доселе, —
И ты растерянно приник
Не просто к бездне – но купели.
Над морем, рея в высоте,
Горит костёр необычайный,
Чтоб в каждой грезилось черте
Всё то, что впрямь считалось тайной.
Нисходит свет на всех, кто встарь
Томились цветом или звуком,
Проникшим в изморозь и хмарь,
Дохнувшим Бахом или Глюком.
И что там осторонь за грань
Топазом в пальцах ювелира
Блеснёт, чтоб вдруг разбиться всклянь
Об эту оторопь клавира?
Ты улыбнёшься: нелегко
Не отпустить, тебе во благо,
Туда, где дышит глубоко
Сомнамбулическая тяга.
Из гипнотической точки
Рванись – авось и отзовёшься
Тому, чьи образы близки,
Которых больше не коснёшься.
Как ни казни себя – пойми:
Луны никто не одолеет,
Она витает над людьми —
И с нею чудо уцелеет.
Покуда ночь к тебе добра,
Покуда сыро в мире этом,
Бреди до самого утра
Туда, где встретишься со светом.
«Насколько чувством спаяны взаимным…»
Насколько чувством спаяны взаимным
Бываем мы, настолько же порой
Друг друга мы чуждаемся, – открой
Глаза на мир, – не в нём ли полднем зимним
Встречались мы? – когда-нибудь потом
Припомнится нам лёгкое скольженье
По льду и снегу, – жди преобр