В море гул оставался цел,
На земле исцеленья ждали —
И тогда я взглянуть посмел
На открытую сцену дали.
Там сверкала призывов тьма
И мерцала надежд армада —
И сводили меня с ума
Светляки на подмостках сада.
Их теперь не найти нигде —
Заблудившись в иных канунах,
Топят девы в ночной воде
Ярый воск отражений лунных.
Вечерняя заря
Где ночь встаёт на стогнах ноября
И есть ещё дыханье в мире этом,
Горит она, вечерняя заря,
Колеблемым дарованная светом.
Нет возраста тебе, святая дрожь,
Затронувшая сердце и ресницы, —
Не часто ты рождаешься – и всё ж
Так просто не уходишь со страницы.
Коснулось наконец-то и тебя
Вторженье жертвенного зова,
Чтоб жил ещё, сгорая и любя,
В стихии горестного слова.
Заря вечерняя! – за что же мне тогда
Во имя верности ты днесь уже открылась,
Чтоб крылья не сложившая звезда
Как птица в небе появилась?
За что, тобою полон и ведом,
Куда лишь Ангелы да праведники вхожи,
Иду негаданно в тумане золотом,
Биенье тайны растревожа?
И чашу полную без робости беру,
Скорбей и радостей вмещающую диво, —
Един Господь – а с Ним я не умру,
Заря вечерняя, ровесница порыва.
III
Там светло
Там светло от лампы полусонной,
С непривычки режущей зрачки,
Позабытой в гуще невесомой,
Чтобы сад заполнили сверчки.
Там темно разбросана проказа —
И следит без отзвуков мольбы
Хризопраз прищуренного глаза
За капризом странницы-судьбы.
Там на хорах, эхом наделённых,
Отоспаться птахам не дано,
Потому что в шорохах зелёных
Им, пернатым, счастье суждено.
Позади оставлено былое,
Впереди забрезжило ещё,
Точно полночь вязкою смолою
Пропитала зябкое плечо.
В полумгле, расплёснутой угрюмо,
Окажусь – и, словно сам не свой,
Удивлюсь египетскому Хнуму,
Человеку с козьей головой.
Ты откуда взялся издалече,
Не истлевший образ божества?
Без тебя в заоблачье не легче,
А в заречье грезишься едва.
Ты ответь, запутаннее листьев,
Отчего, как руки ни тяни,
Бьётся сердце, горести исчислив,
И ненастье прячется в тени.
Ты открой папирусов сиротство
Над иссохшей схемою пустынь —
И, вкусив напиток превосходства.
В безысходной скорби не покинь.
И поверь, что в муках окаянных,
Где источник страсти не затих,
Будет запах лилий безымянных
Средоточьем таинств золотых.
И скажи мне – что такое слава —
И дождёшься ль в мире похвалы,
Если ветер жестом костоправа
Выпрямляет гибкие стволы?
Слышен хруст пред осенью, спешащей
На поруки искреннее взять,
Пронизавшей тропкою шуршащей
Голубого лада благодать.
Там тепло – на то и полыханье
В деревах, растущих у дорог,
Там светло – на то и осыпанье,
Чтобы свет дыханию помог.
Не более чем новая обитель
Стоярусная выросла ли высь,
Теснящаяся в сговоре тенистом, —
Иль давнего названья заждались,
Огни зажгись разрозненным монистом, —
Нет полночи смуглей в краях степных —
Целованная ветром не напрасно,
Изведала утех она земных
Всю невидаль – поэтому ль пристрастна?
Весь выпила неведомого яд
И забытьё, как мир, в себя вобрала,
Чтоб испытал огромный этот сад
Гнев рыцарей, чьи подняты забрала.
Меж замерших стволов, обнажена,
Уже ошеломляюще желанна,
Плечом поводит дева-тишина,
Свечой в воде отражена нежданно.
Полны значения и тропки перевод
С издревле чтимого наречья,
И чуждый взгляд, что мёд пчелиный пьёт
Из чаши жреческой – в ней участь человечья.
Ты всё мне выскажешь – я весь внимать готов,
Запечатлеть свободно, без усилий,
И отпечатки лёгкие следов,
И слой фосфоресцирующих лилий.
И вся фантасмагория ветвей —
Не более чем новая обитель,
И будешь ты из многих сыновей
Один в избранничестве житель.
Гляди внимательней – понять и мы должны:
Где голос трепетней и пламень своевольней?
Кто в том порукою, что близко до луны
И дверь туда не обернётся штольней?
И в числах циклопических светла ль
Улыбка дальновидного Египта,
Чтоб доли не разгадывала даль
И пряталась отшельницею крипта?
Поведай при свидетелях живых,
Мерещатся ль огни святого Эльма
На вежах и вратах сторожевых
Иль слепота обманывает, шельма.
Сумеешь ли, героям не в пример,
Нащупать нить и справиться с кошмаром,
Избавившись от власти грозных сфер,
Где мрак ревёт библейским Велиаром?
Нет знахарей, чтоб травы принесли, —
Магическое зеркало разбили —
И лишь осколки, брошены в пыли,
Оправдывают путаницу были.
Другая жизнь воскреснет на холмах —
Из недр её рубин с аквамарином
Гелиотропам, вспыхнувшим впотьмах,
Поведают о горле соловьином.
Там осени заоблачная весь,
Где ощутима в воздухе безлистом
Замазка мудрости – таинственная смесь,
Открытая Гермесом Трисмегистом.
Облака
День ли прожит и осень близка
Или гаснут небесные дали,
Но тревожат меня облака —
Вы таких облаков не видали.
Ветер с юга едва ощутим —
И, отпущены кем-то бродяжить,
Ждут и смотрят: не мы ль защитим,
Приютить их сумев и уважить.
Нет ни сил, чтобы их удержать,
Ни надежды, что снова увидишь, —
Потому и легко провожать —
Отрешенья ничем не обидишь.
Вот, испарины легче на лбу,
Проплывают они чередою —
Не лежать им, воздушным, в гробу,
Не склоняться, как нам, над водою.
Не вместить в похоронном челне
Всё роскошество их очертаний —
Надышаться бы ими вполне,
А потом не искать испытаний.
Но трагичней, чем призрачный вес
Облаков, не затмивших сознанья,
Эта мнимая бедность небес,
Поразивших красой мирозданья.
Ближе к вечеру
Ближе к вечеру воздух тонок,
Облака разбрелись – куда? —
И заплачет во сне ребёнок,
И в саду прожурчит вода.
Вот и ждёт глубина в кристаллах:
Припади – и увидишь сам
Даль, прозрачнее стёкол талых, —
Ну так что ты услышал там?
Чей-то голос, давно тоскуя,
В лабиринтах среди зеркал
Прозвучал, чтоб, уже рискуя,
Хоть на ощупь его искал.
Не удержит сосуд скудельный
И уронит ладонь в траву
То, что звук сохранит отдельный, —
Не напрасно его зову.
Звук единый, сей ключ гармоний,
Сей хрустальный клочок луча,
Из каких извлечёшь агоний,
Чтоб зажглась для живых свеча?
Вот сверчок, истомлённый страстью,
Точит в сердце астральный нож —
И стоишь, наделённый властью,
Где луна поднялась, – и всё ж…
Чем слово древнее
Я розу ночную срывать не хочу —
Мне взор её сердце тревожит, —
Ей запах не к спеху и плач по плечу,
Хоть где-нибудь голову сложит.
Но я не припомню в шипах похвальбы —
Так было и будет, пожалуй, —
Нет в поздних цветах проявленья мольбы —
Есть привкус надежды немалой.
Приемлю я их не за то, что спасут, —
За то, что печали не множат, —
Когда-нибудь с ними меня понесут,
Пусть век был вполне и не прожит.
В объятья когда-нибудь их соберу,
В ковчег их возьму небывалый —
И сбудется это, как зов поутру,
Где отсвет колеблется алый.
Пусть в дрожи огни – я брожу меж огней
И знаю уже безвозвратней:
Чем слово древнее, тем песня сильней,
Тем звёзды её незакатней.
Одну её слушай – протяжнее нет, —
Не прячь от неё откровенья,
Покуда влечёт нескончаемый свет
Из недр забытья – не забвенья.
Отрешенье
Лишь глоток – лишь воздуха глоток,