Е. И. Кычанов
ЗВУЧАТ ЛИШЬ ПИСЬМЕНА
М., Главная редакция восточной литературы
издательства «Наука», 1965
«Можно уничтожить государство, но нельзя уничтожить его историю»
ОТ АВТОРА
В 1227 г. под ударами конницы Чингисхана пала столица тангутского государства Си Ся (982—1227). Погибла своеобразная культура, которая создавалась тангутским народом более двухсот лет. Лишь скупые строки летописей да древние легенды рассказывают о былой мощи государства тангутов.
Прошло семьсот лет, прежде чем наука смогла доказать существование самобытной тангутской культуры и приступить к ее изучению. Пытливый глаз исследователя все глубже проникал в отдаленное прошлое. Ученые открывали все новые памятники тангутского письма.
В нашем очерке предпринята попытка рассказать широкому кругу читателей об исследователях погибшей тангутской культуру, о трудностях, стоявших на их пути, о том, что мы знаем сейчас о тангутах и их государстве.
Большой вклад в тангутоведение внесли и наши соотечественники. Русский путешественник, географ и собиратель фольклора Григорий Николаевич Потанин в 80-х годах прошлого века записал от ордосских монголов интересные легенды о смерти Чингисхана от руки тангутской царевны.
Через двадцать лет другой русский исследователь Азии, Петр Кузьмич Козлов, открыл и обследовал развалины мертвого города Хара-Хото, одного из крупных административных центров тангутского государства. Среди развалин ему посчастливилось найти богатейшую коллекцию памятников исчезнувшего тангутского письма.
В нашем рассказе большое место отводится жизни и деятельности Николая Александровича Невского, который сыграл огромную роль в дешифровке забытой тангутской письменности, восстановлении языка тангутов, опознании и изучении памятников тангутской письменности. В 1962 г. двухтомное собрание трудов Н. А. Невского «Тангутская филология» было удостоено высокой награды — Ленинской премии.
Невский умер, но его благородное дело продолжают ученые многих стран. Больших успехов в изучении тангутского языка и письменности добился молодой преподаватель университета Киото в Японии Нисида Тацуо. Вопросами реконструкции тангутской фонетики занимается его коллега, тоже молодой японский ученый, Хасимото Манторо. Серию интересных статей по истории тангутов написал Окадзаки Сейро. В Лондоне, в Британском музее, над изучением английской коллекции памятников тангутского письма, добытых в Хара-Хото А. Стейном, трудится Э. Гринстэд.
Проблемы тангутоведения волнуют и ученых старшего поколения — Джерарда Клосона в Англии, Рольфа Штейна во Франции, Камила Седлачека в Чехословакии.
Тангутоведческие исследования ведутся и в нашей стране. Сотрудником Института народов Азии АН СССР М. В. Софроновым при участии автора этого очерка осуществлены и опубликованы исследования по фонетике тангутского языка. В настоящее время М. В. Софронов готовит к изданию первую тангутскую грамматику. Автором этих строк совместно с З. И. Горбачевой издан краткий аннотированный каталог тангутских рукописей и старопечатных книг, хранящихся в Ленинградском отделении Института народов Азии, написан ряд статей по истории тангутов. Проблемами языка и истории культуры тангутов занимаются сотрудники Ленинградского отделения Института народов Азии В. С. Колоколов, А. П. Терентьев-Катанский, К. Б. Кепинг.
Обширную работу по изучению памятников искусства и материальной культуры Хара-Хото ведет группа сотрудников Государственного Эрмитажа в составе Н. В. Дьяконовой, М. Н. Кречетовой, М. Л. Рудовой, Е. И. Лубо-Лесниченко, Т. В. Грек.
Впереди еще много трудных и увлекательных дел. Исследования продолжаются. И мы уверены, что благодаря усилиям и поискам ученых разных стран и разных поколений мы будем все больше и больше знать об истории и культуре государства тангутов, маленького народа, ставшего жертвой истребительной войны.
ЛЕГЕНДЫ
Если спросите, откуда эти сказки и легенды…
Я скажу вам, я отвечу.
Прекрасная Гурбелджин
«И еще скажу тебе, — Сантан Джимба задумался, глядя, как постепенно гаснут в камельке угпи, покрываясь легким прозрачным налетом пепла, — скажу тебе о смерти Эджена-Владыки — великого Чингисхана».
Старик не спешил. За свою долгую жизнь он повидал слишком многое, чтобы теперь, на склоне лет своих, куда-то спешить. Быть может, в последний раз он вел караван в далекий путь… Впереди был Ланьчжоу[1], город, неподалеку от которого он родился. Как родители хотели, чтобы их сын стал монахом! Они отдали его в монастырь учиться. Но Цилян — «семьдесят два», названный так по-китайски в честь своей семидесятидвухлетней бабушки, не выдержал побоев наставника и сбежал из монастыря. О возвращении домой не приходилось и думать. После долгих скитаний Цилян попал к католическим миссионерам и был окрещен. Ему дали новое имя — Жан Баптист.
После того как их караван покинул полуразрушенный Боро-Балгасун[2], Григорий Николаевич Потанин не первый вечер проводил в долгих беседах со стариком. И сейчас снова, в который уже раз, он подумал о том, как не подходило это французское имя старому монголу. Новоявленный католик Жан-Баптист, или Чжан-Батисата, как он произносил новое имя на свой лад, стал проводником многих экспедиций и побывал в Пекине и Лхасе, Кяхте и Сычуани[3]. Григорию Николаевичу, которому уже перевалило за пятьдесят и который тоже успел многое повидать в жизни, было всегда интересно слушать умного и осведомленного проводника.
— Так вот, расскажу тебе о смерти Эджена-Владыки. Долго воевал Чингисхан и покорил многое множество городов и народов. Однажды отправился хан на охоту. Ночью выпал снег и принес в горы свежесть и свет. Хан убил зайца. Подъехав к нему, он долго смотрел на окрашенный кровью чистый снег и спросил своего приближенного Мергэн-Касара: «Есть ли женщина с лицом такого цвета?»
Мергэн-Касар ответил: «Есть. Жена Шидургу-хана, властителя тангутов. Говорят, столь ликом светла, что, когда в темную юрту войдет, без светильника все видно».
«Я и ты вдвоем пойдем и возьмем ее», — сказал Чингисхан.
С войском своим пошел Чингис и взял в плен тангутского хана. Шидургу-хан сказал Чингису: «Если убьешь меня, телу твоему будет плохо. Если не убьешь, потомству твоему будет плохо».
Чингис ответил: «Телу моему вреда не будет, пусть будет хорошо потомству моему».
Видя, что Чингис не соглашается оставить его в живых, Шидургу сказал: «Ты пришел взять мою жену— возьми. Только, когда возьмешь, хорошенько ее осмотри. Осмотри всю, сними с нее все, ничего не оставив. Гурбелджин Гоа-хатун[4] мою, взяв, обыщи, начиная с черных ногтей».
Не послушал Чингис Шидургу. Жену его, красавицу Гурбелджин Гоа-хатун, забрав, поехал домой. Дорогой в одном месте Чингис ночевал. Рядом с ним легла Гурбелджин Гоа-хатун. Перед этим ходила она купаться в реке Хара-Мурэн. Отцу своему Сашин Джаигин, по фамилии Уу, из города Иргайс домашней почтовой птицей письмо послала: «Я в этой реке утоплюсь. Тело мое вниз по течению не ищите, вверх ищите». Ни о чем этом Чингис не знал. А ночью Гурбелджин Гоа-хатун, к потаенному месту своему прижав щипцы, потаенному месту Чингиса вред причинила. А сама убежала, в реке Хара-Мурэн утопилась…
Сантан Джимба снова замолчал. Угли погасли, Но от камелька все еще мягкими волнами расходилось тепло. Старик грел руки над камельком, поворачивая их ладонями то вверх, то вниз. Молчал и Григорий Николаевич. Сантан Джимба поднял голову, посмотрел на Потанина. Добрые глаза старика лучились морщинками, седые усы свисали ниже подбородка.
— Ты знаешь, — возобновил он свой рассказ, — что китайцы зовут эту реку Хуанхэ — Желтая река. Тибетцы называют ее Мачу — Красная река. Мы, монголы, зовем ее Хара-Мурэн — Черная река. А еще называем ее Хатун-Гол. Так вот, после смерти хатун Гурбелджин Хара-Мурэн стала называться Хатун-Гол — Царица-река. Отец ее, Сашин Джангин, труп ее, как она завещала, вверх по реке искал — не нашел. Один войлочный чулок нашел, а кто говорит, платье еще нашел. Китайские люди тело Гурбелджин Гоа-хатун на берегу Хара-Мурэн нашли. Каждый по одной лопате земли насыпал, стал холм Темир-Олхо — Железный. Ты видел его?
— Видел.
Потанин вспомнил холм у города Гуйхуачэн[5]. Это о нем местные монголы рассказывали, что здесь похоронена жена Чингисхана, которая оскопила его и бросилась в воды Желтой реки. Холм был высотой около 12 метров, насыпанный из местной серой глины, с очень крутыми склонами и плоской вершиной. Жители соседних деревень уверяли, будто насыпь в разное время принимает различные очертания. Утром она похожа на чашу, в полдень — на юрту, а вечером основание холма исчезает и вершина его как бы парит в воздухе. Потанин предполагал, что виновником необычайных превращений холма был мираж, давший местным жителям повод приписать холму чудодейственную силу и увязать его происхождение с древней легендой.
— Так вот, затем платье Гурбелджин Гоа-хатун нашли. И сейчас в Бага-Эджен-Хоро хранят. Бага-Эджен-Хоро видел?
— Видел. Ну, а как же Чингис?
— Утопилась хатун, а Эджен-Владыка, оскопленный, заболел. Заболел, но повелел продолжать путь. Когда доехали до речки Чжам-Хак, сказал: «Вот место отдохнуть старому человеку, попастись оленю!» И с этими словами умер. Там и поставили Ихи-Эджен-Хоро. Видел?