онец, монеты и пр…Показались развалины справа у дороги, Актан-Хото, в них, по преданию, был сосредоточен кавалерийский отряд, защита Хара-Хото. Эта цитадель устроена на возвышении берега мертвой реки, с остовами погибших сухих тополевых деревьев, валявшихся вдоль русла, старого ложа вод Эдзингольских, некогда омывавших с двух сторон Хара-Хото. По сторонам последнего залегали культурные долины с земледельческим населением. Наше желание попасть в Хара-Хото дошло до крайней степени. Над песками показались крепостные шпицы субурганов…, а вот и уголок самой крепости. Еще томительных полчаса и мы, миновав бугры-холмы из песка и тамариска, вышли на каменную равнину с запада, где мертвый город весь на виду, вблизи и еще больше манит к своим скрытым сокровищам…»
Через западные ворота маленький караван вступил в город. Как все удивительно одиноко, тихо и угрюмо. Лишь ветер метет песок, закручивая его в маленькие смерчи и гоняя их по вершинам стен. По песчаному холму, тянувшемуся до самой вершины восточной стены города, Козлов поднялся наверх. Перед ним открылась величественная и жуткая панорама заброшенного города. Стены его были строго ориентированы на север, юг, восток и запад, образуя правильный квадрат, каждая из сторон которого составляла около версты. В западной и восточной стенах города имелись ворота, защищенные Г-образным выступом, затруднявшим прямой доступ к ним, и расположенные не прямо одни против других, а восточные — несколько к северу, а западные — несколько к югу от центра стены. С запада на восток город пересекали две главные параллельные улицы, начинавшиеся от ворот. Одну из них, примыкавшую к западным воротам, Петр Кузьмич так и решил назвать Главной, а вторую, открывавшую вход в город через восточные ворота, Торговой. Именно с востока шли сюда когда-то богатые купеческие караваны из Китая. Мощные стены города, высотой до 6–8 метров, в северо-западном его углу были увенчаны величественными субурганами. Степы постепенно сужались к вершине, и толщина их, достигавшая у основания 4–6 метров, уменьшалась вполовину. Местами на вершине стены лежали кучи камня и гальки — так и не использованное оружие осажденных. Каждая стена имела по нескольку бастионов. У северного угла западной стены стояла живописная группа субурганов. Тут и там над окружавшей город унылой равниной вздымались полуобвалившиеся, изъеденные песком и ветром субурганы. Особенно много их было возле старых дорог. Кое-где они сохранились и внутри города. Небольшие возвышения из песка, мусора и земли— остатки прежних строений — довольно четко обозначали бывшие улицы города, покинутые жителями давно и, как видно, навсегда.
Козлов записал от монголов-торгоутов интересную легенду о гибели Хара-Хото:
«Последний властитель Хара-Хото — батырь Хара-цзяньцзюнь, опираясь на свое непобедимое войско, намеревался отнять китайский престол у императора, и китайское правительство принуждено было выслать против него значительный военный отряд. Целый ряд битв между императорскими войсками и войсками батыря Хара-цзяньцзюня произошел к востоку от Хара-Хото… и был неудачен для последнего…
Не имея возможности взять Хара-Хото приступом, императорские войска решили лишить город воды, для чего реку Эдзин-Гол… отвели влево на запад, запрудив прежнее русло мешками, наполненными песком. И поныне там еще сохранилась запруда эта в виде вала, в котором торгоуты недавно находили остатки мешков.
Лишенные речной воды, осажденные начали рыть колодезь в северо-западном углу крепости, но хотя прошли углублением около восьмидесяти чжан (чжан равен нашим пяти аршинам), воды все-таки не отыскали. Тогда батырь Хара-цзяньцзюнь решил дать противнику последнее генеральное сражение, но на случай неудачи он уже заранее использовал выкопанный колодезь, скрыв в нем все свои богатства… а потом умертвил двух своих жен, а также сына и дочь, дабы неприятель не надругался… Сделав означенные приготовления, батырь приказал пробить брешь в северной стене, вблизи того места, где скрыл свои богатства. Через образованную брешь, во главе войск он устремился на неприятеля. В этой решительной схватке Хара-цзяньцзюнь погиб и сам, и его до того времени считавшееся непобедимым войско. Взятый город императорские войска, по обыкновению, разорили дотла, но скрытых богатств не нашли. Говорят, сокровища лежат там до сих пор».
Козлов еще раз осмотрел брешь, пробитую в северной стене Хара-Хото. В нее свободно мог въехать всадник. Она могла породить сказание о том, как погиб город. Вот и полузасыпанный ров у внутренней стороны этой стены, где, по преданию, спрятал свои сокровища правитель Хара-Хото. О нем рассказывал и Балдын-цзасак. Здесь было над чем задуматься. Насколько правдива эта легенда? Вся надежда на раскопки.
Лагерь экспедиции был разбит в центре крепости, у развалин большого глинобитного здания. Всем не терпелось тотчас же начать поиски. И поиски начались. Вечером Петр Кузьмич записал в своем дневнике: «С самого приезда мы не могли уравновеситься, — брались за одно, за другое, за третье, жадно схватывали то один найденный предмет, то другой. Копали, рыли, ломали, рушили, бродили по поверхности. К вечеру наша большая палатка уже представляла маленький музей». Находки были самыми разнообразными — книги и рукописи из субургана, расположенного в юго-западном углу крепости и названного условно «субурганом А», иконы дивной золотисто-сине-красной расцветки, монеты, бумажные деньги, различные предметы буддийского культа, масса черепков фарфоровой и глиняной посуды, предметы быта — бусы, серьги, стремена, чашечки, молоток и т. п. Козлов и его спутники были в восторге.
В розысках незаметно пролетели три дня Пришла пора возвращаться. Петр Кузьмич писал в своем дневнике: «Настал и день предполагаемого отъезда. Но жаль было расставаться с «нашим» Хара-Хото, как мы его стали называть, мы успели познакомиться, свыкнуться с ним, с его скрытыми тайнами, между ним и нами установилась связь, связь духовная, тесная». 21 марта Козлов покинул Хара-Хото, оставив там еще на два дня своих спутников — геолога Чернова и казака Мадаева.
Козлов возвращался в ставку торгоут-бэйлэ, чтобы известить ученый мир о своем открытии и переслать находки в Петербург.
Из письма П. К. Козлова секретарю Географического общества А. А. Достоевскому:
«Урочище Торай-онца (Восточный рукав Эдзин-Гола)
28 марта 1908 г.
Милостивый государь Андрей Андреевич! Эту же маленькую весточку посылаю исключительно в целях познакомить Вас с историческими развалинами Хара-Хото, с развалинами города, в котором, по народному преданию, проживал батырь Хара-цзяньцзюнь, откуда идет и название, Хара-Хото», т. е. «Черный город»…
…Сменилось девять поколений управителей эдзингольских торгоутов, но последние не знают Хара-Хото иначе, как только в развалинах…
Кто же были в конце концов хара-хотосцы? Туземцы на таковой вопрос отвечают: «китайцы», основываясь на капитальных стенах города и отделке (развалин) кумирен[21], а также на множестве гранитных валов (четырехугольных, закругленных лишь слегка) и гранитных жерновах, валяющихся не только внутри крепости, но и на далеком протяжении по сторонам, в особенности по направлению к современному восточному рукаву Эдзин-Гола. На этом последнем, дважды пройденном пути я встретил на ровной поверхности наслоенной глины не только жернова и валы, но и много черепков фарфоровой посуды, характеризующей более высокую культуру, нежели современных ближайших обитателей. Это с одной стороны, с другой стороны, туземцы не разделяют этого мнения всецело потому, что кумирни, субурганы и письмена с тибетскими бурханами[22] знаменуют собой присутствие буддистов-некитайцев, не китайского происхождения.
С нетерпением жду Вашего письма, могущего хоть отчасти осветить мне прошлое Хара-Хото.
Буду надеяться, что Вы в этом отношении скажете мне что-нибудь после того, как с материалами, даже теперь мною высланными, познакомятся академик С. Ф. Ольденбург и профессор П. С. Попов. Первому из этих высокоуважаемых мною лиц я теперь же пишу о Хара-Хото, второго Вы не преминете пригласить сами лично или через любезное посредство С. Ф. Ольденбурга.
Завтра экспедиция выступит в дальнейший путь, по юго-восточной диагонали Центрально-Азиатской пустыни. Первый ночлег мы устроим в Хара-Хото, где намереваемся провести целые сутки всем отрядом. Наши люди все стремятся скорее попасть в Хара-Хото. Отряд уже успел проникнуться важностью задачи, порученной нам Императорским Географическим обществом…»
Проведя ночь в Хара-Хото, караван экспедиции взял курс на юго-восток, в пески Алашаня.
Петр Кузьмич еще раз взглянул на далекий, едва маячивший на горизонте город. Подумалось: «Итак, прощай, Хара-Хото! Ты дал мне много прекрасных, восторженных минут, ты невольно открыл мне новую отрасль занятий, новую отрасль знаний, новую пытливость. А кто знает, какая, быть может, еще великая радость впереди… Во всяком случае о тебе говорилось много с самого Петербурга, дороги и Урги, везде ты занимал меня. Прощай, отживший приятель, ты, раньше других воскресший, и память о тебе побежит по всему ученому миру…».
Древней дорогой, связывавшей некогда Хара-Хото с долиной реки Хуанхэ, дорогой, обозначенной полуразвалившимися башнями и местами до сих пор отчетливо различимой среди песков Алашаньской пустыни, караван прибыл в горы Алашань и встал лагерем на отдых в оазисе Динъюаньин. Путешественники невольно обратили внимание на то, что город Динъюаньин по своей планировке и облику построек напоминал недавно покинутый Хара-Хото. Земледельческий район вокруг расположенного неподалеку города Нинся, изрезанный ручейками и каналами, также напоминал о мертвом городе. Позднее в своем отчете геолог экспедиции Чернов писал: «Вспомнив окрестности Хара-Хото в низовьях Эдзин-Гола, я только теперь ясно представил себе условия существования заброшенного города: и там можно видеть следы такой же системы орошения, размеренные площади, остатки бывших на них построек. Вся жизнь была связана со сложной сетью каналов и неминуемо должна была замереть, как только была нарушена главная водная артерия края». Чувствовалось, что невидимыми, неясными для путешественников нитями район Хара-Хото был связан с этим лежащим на другом краю