Ламца-дрица-ца-ца-ца,
Люблю Ваньку-молодца,
Гоп-гоп, Ванька-молодец,
Покажи мне свой конец!
И только после этого пришедшие в себя от такого святотатства другие члены президиума стащили генерала на пол и утащили его из зала.
_____________________
[1] Грише Офштейну пока только восемь, он еще не стал Гориным, а потому Синицын не знает великой фразы, ставшей неофициальным девизом отечественных медиков: «Коли доктор сыт, то и больному легче».
[2] В РИ строительство Байконура началось в 55 году.
[3] В те времена даже пятифунтовые купюры были наперечет, тысяча фунтов наличкой — сумасшедшие деньги.
Глава 6
— Как же мы понесем это? — Иохель пнул ногой одну из двух наволочек, набитых деньгами. — Здесь килограмм двадцать, если не больше.
— Так вон, туда половина влезет, — показал Синицын на чемодан, сиротливо стоявший среди прихожей. — А на вторую половину сейчас мешок поищу, — сказал Сидор. — Генерал, он человек хозяйственный, где-нибудь в чулане что-то да найдется.
И точно, в чулане нашелся не только мешок, но даже и туристический рюкзак неимоверных размеров, который и набили оставшимися деньгами. Содержимое чемодана Сидор вытряхнул в шкаф в спальне, с которого доставали коробку с червонцами. Иохель помог Синицыну надеть рюкзак и, открыв дверь генеральской квартиры, выглянул на лестницу.
— Никого. Давай за мной.
— Моисеич, подожди, развяжи ты мне эту удавку, — попросил Сидор, дергая за галстук. — Сил нет уже терпеть, прямо веревка на шее.
— Так снял бы сам, — удивился просьбе доктор.
— Как же ее снять? Ты же там такого навертел, что теперь без поллитры не развязать, а мне не видно.
— Не надо ничего мудрить, просто вот так за узел потянуть и всё само собой сделается, — Иохель показал развязанный галстук Синицыну, который после этого посмотрел на него как на фокусника.
— Ох уж эти ваши ученые штучки, придумали же, бесполезная же вещь.
— Ладно, пойдем уже, — сказал доктор, пряча свернутый галстук в карман, — а то генерал своим храпом сейчас всех на ноги поднимет.
Сидор крякнул, поправляя лямки рюкзака, захлопнул за собой дверь и пошел вслед за Гляуберзонасом вниз по лестнице.
В трамвае Иохелю стало смешно: они везут какую-то неимоверную сумму, которой, наверное, на всю жизнь хватило бы, в обыкновенном московском трамвае, позванивающем на поворотах, ничего не подозревающие пассажиры толкают его в спину, наступают на ноги и какая-то тетка, густо пахнущая луком и свежим перегаром, ругается, что они заслонили проход своим чемоданом и рабочему человеку невозможно пройти.
Дома, заперев дверь в комнату на крючок, посчитали деньги. Считать было легко: большинство новеньких, сорок седьмого выпуска банкнот по сто рублей, были в банковских корешках [1], только килограмма три россыпью. Сумма поразила их обоих. Из квартиры генерал-майора Яшкина они вынесли один миллион семьсот девятнадцать тысяч рублей с мелочью [2]. Любопытный Сидор, одолжив у соседки безмен, выяснил и вес: двадцать шесть с половиной килограмм [3].
— Вот это гнида, — протянул удивленный масштабом похищенного Синицын. — Это сколько же воровать надо… Не думаешь теперь, тащ майор, что мы его сильно подставили с этим совещанием, где он петь будет?
— Мне это животное после рассказа Задорожного о том, как Яшкин вагоны с лекарствами и продовольствием продавал, удавить хотелось. Плевать, что он глиномес, это не наше дело. А за то, что у своих воровал, пусть теперь расплачивается. Тьфу, вспоминать противно.
— Моисеич, а что же теперь с деньгами делать? Я так понимаю, их припрятать куда-нибудь надо? А у нас вон, куча какая.
— С деньгами что-нибудь придумаем, не переживай. Из этой коммуналки уезжать надо. Снимем дом или квартиру. Наверное, дом даже лучше. Дачных поселков недалеко от Москвы здесь много. Поищем, чтобы зимой жить можно было. А сейчас выпить бы надо, такое дело сделали, без сучка и задоринки прошло. Синицын, у нас водка есть?
— Водки нет, откуда бы ей взяться? Схожу сейчас, куплю, закуски кое-какой возьму. Только, тащ майор, ну их в болото, эти дачные дома. Стены из досочек тоненьких, зимой не протопить. Только и счастья, что два этажа да деревья. Сыщу я лучше нам квартиру хорошую, чтобы с ванной и горячей водой.
* * *
Квартиру Синицын нашел через пару дней. На широченном Зубовском бульваре, в большом восьмиэтажном доме, в котором, как сказал Сидор, живут одни ученые [4]. Квартира Иохелю понравилась: четвертый этаж, три комнаты с мебелью, большая кухня, окна во двор и, как мечтал Синицын (и доктор тоже, чего уж тут), с горячей водой и ванной. Переехали из коммуналки быстро и без сожалений, вещи загрузили в такси, которое Сидор подогнал к подъезду. В пути водитель развлекал их рассказом о том, что надоевшую уже «эмку» скоро заменит новый автомобиль, «Победа», но его пока собирать не научились и он немного рассыпается на ходу, а как научатся — зверь, а не машина будет.
Квартиру на зоны влияния Синицын поделил быстро, определив Иохеля в дальнюю спальню, «чтобы с лестницы не шумело по ночам», сам же занял маленькую комнату поближе к кухне. Доктор побродил по квартире, пока Сидор разбирал немногочисленные пожитки, потом залез в ванную, где еще раз порадовался наличию горячей воды, оделся, взял ключ и вышел прогуляться по окрестностям.
Ноги сами понесли его к переходу на нечетную сторону, где Гляуберзонас вроде как захотел рассмотреть поближе понравившееся здание, но заходящее солнце слепило глаза, поэтому, наверное, он свернул с Садового кольца в показавшийся смутно знакомым переулок (Большой Боженинский, как сообщила табличка) и медленно пошел по нему. Задумавшись о чем-то, он не заметил, как врезался в такого же погрузившегося в себя прохожего, шедшего навстречу.
— Извините, пожалуйста, — пробормотал Иохель, поднимая и отряхивая упавшую шляпу [5], — задумался о чем-то.
— Ничего страшного, — сказал мужчина, которого он чуть не сбил. — А мы ведь знакомы, э-э-э, Иохель, извините, запамятовал Ваше отчество…
Гляуберзонас посмотрел на своего визави. Пред ним стоял Михаил Осипович Гуревича, который свою шляпу не уронил и сейчас просто поправлял ее на голове.
— Моисеевич. Здравствуйте, профессор. Рад встрече, — Гляуберзонас, приветствуя, приподнял шляпу, которую только что надел. «Это же надо, когда приехали, я и не сообразил, что теперь живу рядом с кафедрой психиатрии. Мне этого Гуревича сам бог послал», — подумал он, пока звучали обычные вежливые приветствия.
— Вы по делам куда-то идете? — спросил Гуревич.
— Да нет, прогуливаюсь просто. Очень хорошо, что я Вас встретил, Михаил Осипович. Не уделите ли Вы мне сейчас немного времени?
— С удовольствием. Чем могу помочь?
— Вы же помните, я рассказывал о том методе психотерапии?
— Да, конечно. И что же, Вы начали им заниматься? Есть успехи?
— Да. Мне помогли перевести с английского некоторые материалы, так я потихоньку осваиваю разные техники. К сожалению, нет практики. А без нее, сами понимаете…
— А в чем продвинулись? Расскажите подробнее, пожалуйста.
Иохель рассказал о подстройке, раппорте и погружении в транс, тут же, по просьбе профессора, продемонстрировав ему левитацию руки.
— Послушайте, Иохель Моисеевич, а Вы могли бы завтра ко мне на кафедру подойти часа в два? Мы бы там поговорили подробнее, а заодно обсудили бы, какие пациенты Вам подошли бы для практики. А то на улице не совсем удобно, да и я к беседе подготовлюсь.
— Обязательно подойду. Я совершенно свободен в это время.
— А Вы работаете где-нибудь сейчас?
— Да так, числюсь в одной артели. А работу по профессии найти, сами знаете, как оно сейчас.
— Послушайте, извините, я ведь не подумал. Вам, наверное, деньги нужны. Сейчас, подождите, — Гуревич вытащил из кармана бумажник и достал из него все бумажные деньги, — не помню, сколько у меня тут есть с собой, берите, отдавать не надо.
— Не надо, деньги есть…, — остановил его Иохель и вдруг замолчал, продумывая пришедшую ему прямо сейчас в голову мысль. — Послушайте, а Вы ведь многих знаете, кто сейчас остался без работы и без профессии?
— К сожалению, немало.
— Михаил Осипович, дорогой, а составьте мне, пожалуйста, список этих людей. Всех, кого вспомните. С адресами. Есть возможность им помочь.
* * *
Первым пациентом неожиданно стал знакомый до чертиков Синицын. Ночью, проснувшись по малой нужде, доктор услышал, как на кухне звенит чайником Синицын.
— Ты что не спишь? — спросил его Иохель, глядя, как Сидор бережно поглаживает правую стопу, поставив ногу на стоявший перед ним табурет.
— Да пальцы стреляют, — показал на культю Синицын. — Иной раз проснешься среди ночи, мочи нет терпеть, вот как сейчас. Погладишь, помнешь, проходит вроде, а через время… Охо-хо, опять, — и его лицо исказилось от боли.
— Ну давай попробуем вылечить твои пальцы, — сказал доктор.
— Так нет же пальцев, как их лечить?
— Это их на ноге нет, а в голове у тебя они есть. Тьфу ты, не в голове, конечно, но ты понял. Я просто читал о похожем случае. Сейчас попробуем.
В транс Синицын погрузился быстро, друг на друге они практиковались постоянно.
— Я готов, — сказал он.
— Хорошо. Сидор, ты же боишься собак? — спросил доктор.
— До уссачки. Меня в детстве кобель соседский порвал.
— Сидор, там за дверью этот кобель сидит, рычит, слюна изо рта капает, когтями пол скребет. Слышишь?
— Слышу, — насторожился Синицын. Он опустил ногу на пол, встал, попятился к столу и схватил больной разделочный нож.
— А пальцы болят сейчас?
— Да какие пальцы, там же псина эта, — с раздражением ответил Сидор.
— Вот и запомни, что каждый раз, когда пальцы заболят, за углом появится этот твой кобель.
— Забудешь разве такое [6]? — всё ещё сжимая в руке нож, сказал Синицын.
— Ну и хорошо. Давай, на счет три, выходи. Шесть, пять, четыре, три.