Разбудила его Полина, бесцеремонно толкнув ногу.
— Пойдемте, Иохель Моисеевич, труба зовет! На ночь мастерские закрываются. Так что освободите помещение, — улыбаясь, сказала она.
Дождь уже закончился, дерево обгорело и потухло, а самое главное, спала жара. Полина взяла его под руку и потащила за собой.
— Слушай, пойдем быстрее, умираю от голода. Кстати, у нас есть дома еда? — спросила она с надеждой.
— Есть, я днем из-за жары даже не притронулся к ней. Так что с удовольствием присоединюсь к тебе.
* * *
Дома их ждал Синицын, который возился на кухне.
— Сидор Иванович, дорогой, дайте какой-нибудь еды, пожалуйста, не дайте умереть! — крикнула Полина, пробегая мимо кухни. — Я сейчас, две минуты, переоденусь только!
— Я быстрее, Полина Михайловна, мне и минуты хватит! — в тон ей откликнулся Сидор.
— А тебя дождь не намочил? — спросил Иохель. — А то меня чуть молнией не ударило, совсем рядом, в дерево попала.
— Нет, я в электричке как раз ехал, потом на вокзале переждал, — сказал Синицын. — Садись, Моисеич, покормлю вас.
— Руки хоть дай помыть.
— Мой, потом подходи, буду вас кормить и расскажу кое-что.
Когда Иохель с Полиной вели за стол, Синицын подал им приборы и начал не спеша рассказывать:
— Ну вот, сегодня у меня дел не было, так что съездил я в ваш Мичуринец. Познакомился со Светланой Павловной. Интересная женщина, скажу я вам. Да-а-а…, — протянул он.
— Сидор Иванович, ну не тяни, рассказывай быстрее, — не выдержала Полина. — Что там она скрывает?
— Так я и рассказываю. Сейчас, подождите, тут надо в деталях посмотреть, я же записывал. — Синицын не спеша полез в карман, достал блокнотик, полистал и сказал:
— Всё не так как вы там напридумывали…
Глава 17
— Рассказывайте уже, — с нетерпением перебила Синицына Полина. — Что Вы узнали?
— Сейчас, минуточку, у меня здесь всё как есть, в блокнотике, — Сидор не спеша листал страницы, несколько раз возвращаясь назад. — Ага, вот она, нашёл. Вам, Полина Михайловна, как рассказывать: сразу ответ на главный вопрос или же сначала подробности?
— Ну Сидор Иванович, хватит уже, — застонала Полина. — Не томите.
— Ладно, не буду томить, — улыбнулся он. — Светлана Павловна Дробот, одна тысяча восемьсот девяносто седьмого года, уроженка города Екатеринодар, вдова, — тут Синицын немного повысил голос и, не отрывая глаз от блокнота, остановил готовую сорваться Полину взмахом поднятого вверх пальца, — ничего плохого Вашему батеньке, Михаила Анатольевичу Воробьеву, не желала и не желает. Имеет намерение сочетаться браком и вести совместное хозяйство. — он опять посмотрел на следующей странице и добавил: — Ага, вот еще, чтобы не забыть. К дочерям, то есть, к Вам, Полина Михайловна и Вашей сестре, Анне Михайловне, относится хорошо. Это вот и есть вкратце ответ на главный вопрос.
— А что за подробности? — спросила заметно успокоившаяся Полина.
— А подробности после еды, — сказал не терпящим возражений голосом Иохель. — Я есть хочу, да и кто-то грозился съесть слона, насколько мне помнится. А суп — стынет.
— Не понимаете Вы, Иохель Моисеевич, всей страшной силы женского любопытства, — ответила Полина, откусывая хлеб. — Кстати, Сидор Иванович, дорогой, а как Вам удается постоянно покупать в булочной свежий хлеб? Я несколько раз заходила, но такого хлеба не видела.
— Не так заходили, значит, — с гордостью ответил Сидор. — Если к людям с хорошим словом, то и они тебе помогут. А если так просто, забежал, носом покрутил, то и получишь то, что и все.
— Но Вы рассказывайте, мне же интересно, — попросила Полина с набитым ртом. — Вы мне не мешаете.
— Ну что же, рассказываю, — Синицын опять достал свою записную книжку. — Про работу она ничего не говорила, потому что работает в НКВД. Нет, не следователем, — успокоил он встрепенувшегося Иохеля. — Простой машинисткой. Но переживала она совсем не потому, что вы могли узнать ее место работы, ничего такого в этом нет, там этих машинисток целая толпа. Тут интересное место, сейчас найду, минуточку, — он опять начал искать в своих записях. — Ага, оказывается, все переживания и тайны — это из-за ее покойного мужа…
— Позвольте, но она же сказала, что муж погиб перед войной еще, в сороковом году, — не выдержала Полина. — Что там за секреты такие?
— Так всего восемь лет прошло, секретики свежие, совсем не протухли, — рассудительно заметил Синицын. — Тем более, такие. Эти тайны, — помахал он блокнотиком, — и через сто лет интересными будут.
— Ты, Сидор, лучше быстрее говори, а то Полина Михайловна так и останется голодной, — с улыбкой сказал Иохель, складывая грязную посуду в раковину. Ему вся эта история со знакомой Полининого отца казалась уже прошедшим временем. Успокоилась Полина — хорошо, отец ее найдет счастье — еще лучше. Поэтому то, что таким же спокойным, как и перед этим, голосом, сообщил Синицын, стало для него полной неожиданностью.
— Так и говорю. Муж покойный Светланы Павловны перед войной работал на одного большого начальника. Не сам работал, с товарищами. И они спрятали клад.
— Чего? — Полина замерла, не донеся ложку с супом до рта. — Какой клад?
— Так кто ж знает, какой. Перечня покойник не оставил. Где лежит, сказал, а что там, промолчал. — Синицын полистал блокнотик. — Главный у них был какой-то Щербатов… Или не Щербатов? Как-то я записал впопыхах не совсем понятно.
— Щербаков, — тихо сказал Иохель, замирая внутри от внезапной догадки. Историю с кладом он уже слышал и что-то ему подсказывало, что теперь благополучно забыть ее на почти семь лет не получится*.
— Точно, Щербаков, — подтвердил Сидор, быстро посмотрев на Иохеля. — Вот они на полуторке и ездили этот клад прятать. Неделю катались, а потом супруг Светланы Павловны поехал на рыбалку и утонул, а Щербакова этого в тюрьму посадили.
— Клад, — мечтательным голосом сказала Полина. — Я думала, что это только в книжках про пиратов, а он вот, рядом…
— У тебя там и координаты записаны, наверное? — чрезмерно спокойным голосом поинтересовался Иохель.
— Да, вот, — показал запись Сидор. — Только Павловна эта говорит, что чепуха получается, на карте там в этом месте озеро…
— Дай сюда, — Иохель резко выхватил из руки Синицына записную книжку, дрожащей рукой вырвал с мясом страницу, быстро подошел к примусу, взял спички, со второй попытки зажег бумажку, подождал, пока она догорит и выбросил догорающий листочек в раковину. — Вот так, наверное, лучше будет, — сказал он, тяжело вздохнув.
— И правильно, — одобряюще сказал Сидор. — Это мне, дураку старому, с самого начала надо было сделать, а не сказки тут рассказывать.
— А Светлана Павловна? — вспомнил Иохель.
— Не, — махнул рукой Сидор, — она про эту ерунду давно забыла.
— Не поняла, — недоумевающе спросила Полина, — а почему она так про это переживает, если никто про это не знал?
— А, это, тут совсем ерунда, она просто боится, что будет замуж выходить, а на службе узнают про мужа. А она со своей подругой документики немного исправила, — снисходительно объяснил Сидор. — Но как она сама сказала, проверять будут не ее, а мужа будущего, да и то, по верхам. Она ж никаких секретов не знает. Так, по-бабьи переживает немного.
* * *
— Хорошо, хоть после дождя прохладнее стало, — облегченно сказал Иохель, выключая свет. — Дышать есть чем. Завтра пойдем куда-нибудь? У тебя выходной всё-таки.
— Слушай, давай к папе съездим, — предложила Полина. — Мне теперь даже неудобно, что я подозревала эту Светлану, глупо получилось. И Сидора не поблагодарила толком, а он целый день потратил. Ёша, ты меня поцелуй, мне легче станет. Нет, ну так бабушку целуют, причем, нелюбимую. Попробуй еще раз, как следует…
— А мы твоему папе не помешаем, если без предупреждения заявимся? — спросил Иохель, отдышавшись после многократных попыток правильно поцеловать Полину.
— Пфф, — фыркнула она, — когда это такое бывало, чтобы мой папочка был не рад любимой доченьке? Поедем, повезем им вкусностей всяких, вина, а мне на душе легче станет. И тебе тоже. Кстати, Гляуберзонас, ты, наверное, думаешь, я уже забыла, что ты меня правильно так и не поцеловал еще?
* * *
В электричку на Киевском вокзале они запрыгнули почти на ходу. Полина прошла вперед, к свободному месту, а Иохель, шедший за ней, не удержался, когда вагон тряхнуло, взмахнул рукой и выбил из рук сидящего у прохода пассажира папку. На пол посыпались листы бумаги, вперемешку рукописные и машинописные. Это он заметил, помогая собирать содержимое папки высокому седому мужчине лет шестидесяти, с красивым, хоть и немного резковатым лицом.
— Извините, пожалуйста, — сказал ему Иохель. — Неловко как-то получилось.
— Ничего страшного, — ответил тот чуть глуховатым голосом, протягивая руку.
Иохель отдал последний из упавших листов, невольно задержав взгляд на первой строчке. Оказалось, что это стихотворение, записанное красивым размашистым почерком.
— Извините еще раз, — виновато сказал он хозяину рукописи. — Я понимаю, что поступаю невежливо, но я уже прочитал первую строчку. Можно… я дочитаю до конца?
— Да, конечно, — подумав секунду, кивнул мужчина и отпустил свой край листочка
Иохель стоял и, не замечая, как Полина толкнула его в бок локтем, перечитывал в качающемся вагоне электрички: «Мело, мело по всей земле»**.
— Очень… да слов нет… шедевр просто, — пробормотал он. — Послушайте, я ведь даже не представился. Иохель Моисеевич. Моя спутница, Полина, — Иохель вспомнил, что едет не один.
— Борис Леонидович, — спокойно, никак не проявляя заинтересованности, представился пассажир, успевший сесть и сложить свои бумаги в папку.
— Вы позволите? — Иохель наклонил листок со стихотворением в сторону Полины.
Борис Леонидович равнодушно кивнул.
Полина перечитала стихотворение несколько раз, время от времени смешно шевеля губами, после чего вернула владельцу, который спокойно спрятал стихи в папку и утратил интерес к происходящему.