— Ты хоть знаешь, кто это был? — зашептала Полина, едва Борис Леонидович вышел из вагона на платформе Переделкино.
— Знаю, — спокойно ответил Иохель. — Пастернак. У меня была книга его стихов, там был портрет.
— И ты… так спокойно? — удивленно спросила Полина.
— А что, надо было броситься ему на шею и заплясать от радости? — погасил её пыл Иохель. — Ты же видела: едет человек на дачу, отдыхать. Мы и так его потревожили. А стихотворение очень хорошее. Ты стихотворение запомнила?
— Только начало, две строфы, — подумав, сказала Полина.
— Записывай, я конец запишу, потом соединим.
* * *
В понедельник встреча с Лысенко, до этого только мелькавшим на горизонте, как мираж, прошла буднично и даже немного скучно. Иохель поднялся в кабинет Презента сразу же после того, как Синицын отодвинул штору и приглашающе махнул рукой.
Секретаря в приемной Исая Израилевича не было, наверное, декан отправил ее куда-нибудь надолго, чтобы не мешала. Телефонная трубка лежала рядом с аппаратом, тихо попискивая короткими гудками.
Лысенко и Презент сидели рядом на стульях, уставившись прямо перед собой.
— Силен, Сидор. Молодец. Не трудно двоих держать было? — участливо спросил Иохель, пододвигая стул поближе к академикам. Сидя рядом друг с другом, они являли собой удивительно контрастное зрелище: открытое, располагающее к себе лицо Презента, на котором будто приклеена была добродушная улыбка и суровое, простое, лишенное даже намека на положительные эмоции лицо Лысенко.
— Да какое там двоих, — пренебрежительно ответил Синицын. — Исай, он меня как увидит, сам в транс впадает, и делать ничего не надо. А этот академик, — улыбнулся он чему-то, — не особо и сопротивлялся. Нет, Моисеич, ты подумай, вот года два назад сказал бы кто, что целых два академика меня слушать во всем будут, ни за что не поверил бы, — сдвинув свою соломенную шляпу на нос, Сидор почесал затылок.
— Не расслабляйся, еще не закончили ничего, — строгим голосом прервал его Иохель. — Сходи лучше, в приемной посмотри, чтобы не зашел кто-нибудь.
— Так кто ж зайдет? — удивился Синицын. — Я запру сейчас изнутри, да и все дела. Занимайся, тащ майор, всё спокойно.
— Ну что, Трофим Денисыч, на отдых не хочется? — участливо спросил Иохель.
— Так куда отдыхать, мне же всего пятьдесят, — спокойным ровным голосом ответил Лысенко. — Работать еще надо.
— Ну и ехал бы в Одессу, работал бы, — подсказал Иохель. — Там же тебя ждут.
— Хорошо, что ждут, — ответил Трофим Денисович. — Да кто же меня отпустит?
— Не беспокойся, товарищ академик, отпустят. С огромным удовольствием отпустят. Вот что тебе надо сделать…
* * *
Начало недели явно задалось. После удачного инструктажа Трофима Денисовича в деле с Юзиком оставалось только ждать тридцатого июля, субботы, когда с утра должна открыться сессия ВАСХНИЛ. Конечно, еще была пятница, когда Сидор обещал сделать что-то невообразимое с Исаем Презентом. Подробности своего замысла он не раскрывал, каждый раз, усмехаясь, повторял взятое неизвестно откуда «Ви будити приятно удивлины», но за это Иохель не переживал, в любом случае доклад Презента должен был закрывать сессию аж третьего августа.
Гуревич, с которым они встретились вечером в понедельник, будто копивший подходящие Иохелю случаи, отдал ему целых пять адресов с телефонами, причем два из них пришли «по следам выступлений» на Соколе.
— Эх, кабинетик бы Вам для приема, — вздохнул Михаил Осипович, — по квартирам, как почтальон, не набегаешься. Несерьезно.
— А Вы, профессор, придете меня проверять, можно ли мне работать? — засмеялся Иохель. — Никто мне ничего не разрешит, это всё только мечты.
— Конечно, мечты, — грустно ответил Гуревич. — Разве что Вы вылечите какого-нибудь большого начальника…
— …и он в благодарность посадит меня в тюрьму, — со смехом закончил Иохель. — Пусть будет как будет. Жаль, конечно, что на мне это заглохнет, но пока поработаем.
Ну, и, конечно же, костюм. Именно его ждал он больше всего. Кому, как не ему, большую часть жизни вынужденному экономить, было понятно высказывание о встрече по одежке. Одно дело, когда к вам приходит какой-то шаромыжник с заплатами на коленях, а другое — когда доктор в хорошем костюме и с солидным портфелем. Тут уже половина лечения готова.
Мысленно восхищаясь собой в новом костюме и тут же ругая себя же за то, что до сих пор не поручил Сидору найти хорошего сапожника, который пошил бы ему туфли и ботинки, Иохель вошел в столь знакомую дверь мастерских Большого театра.
Бессменная вахтерша сегодня читала книгу, на обложке которой был изображен джентльмен, держащий в руке лупу и рассматривающий след, не менее семидесятого размера, судя по масштабу. Поздоровавшись и подтвердив, что пришел именно к Воробьевой, Иохель спросил у нее:
— Извините, я вижу, Вы любите детективы читать?
— Да, знаешь, раньше как-то про любовь всё читала, а вот несколько лет уже как на детективы перешла. Как мальчишка какой-то, — смутилась она.
— А «Лунный камень» Вы читали? — с надеждой в голосе спросил Иохель.
— Уилки Коллинза? — уточнила вахтерша. — Как же, замечательная книга, такая загадка…, — мечтательно протянула она, закатив глаза.
— Не подскажете, чем там всё кончилось? К сожалению, мне знакома только первая половина книги.
— Блэк под гипнозом украл камень и отдал убийце. У меня есть эта книга, если хочешь, я передам через Полину, — предложила любительница криминальных историй.
— Под гипнозом? Очень интересно, — задумался Иохель. — Конечно, передайте. А мы ведь даже не знакомы. Позвольте представиться: Иохель Моисеевич.
— Да знаю я, как тебя зовут, — хмыкнула вахтерша. — А я — Вера Павловна. В точности как та дурочка, которой сны про швейную фабрику снились. А вот и Полиночка наша пришла. Иди уж, с ней всяко интереснее, чем со старухой про книжки древние беседовать.
* * *
Костюм превзошел все, даже самые смелые ожидания Иохеля. В нем он почувствовал себя даже немного выше ростом. Ничего не жало, не болталось, не морщилось и не оттопыривалось.
Марат Тимурович вновь заставил его вертеться, садиться, поднимать руки и приседать. Ничего не мешало, ни с застегнутыми пуговицами, ни с расстегнутыми. Портной смахнул невидимую соринку с лацкана, щелкнул ножницами у петлицы, еще раз посмотрел на свое творение и спросил, явно гордясь:
— Ну как костюмчик, Иохель Моисеевич, нравится?
— Нравится — не то слово, — улыбнулся Иохель. — Я восхищен. А что это Вы изнутри прикрепили? Прямо как панцирь какой-то. Я думал, сверху ткань, снизу подкладка, костюм готов.
— Такой костюм Вы и месяц не проносите. А потом он превратится в мешок с пуговицами. А так — это сооружение сложное. Потому и говорят у нас, «строить костюм», а не шить. А люди ведь не понимают, норовят заказать, что попроще. Такого заказчика, чтобы настоящий костюм хотел, сейчас редко встретишь, не понимают люди, что это приобретение не на год и не на два.
— Не слишком жарко будет? Сейчас, наверное, в таком запаришься, — сомневаясь, спросил Иохель, при этом невольно проверяя карманы.
— Не запаритесь. Но есть особенности, — поучительно заговорил Марат Тимурович. — Костюм носить умение надо. Два дня подряд не надевать, отдыхать ему давать, тогда он и форму сохранит, и прослужит долго.
— А что же надевать, когда костюм отдыхает? — заинтересовался Иохель.
— Как что? Другой костюм! — как ребенку, объяснил портной.
— А где же его взять?
— Так построим. Мерки есть, лекала готовы, этот быстро готов будет. Ткань я покажу сейчас. И легкий потом сделаем, как у итальянцев заведено. — Марат Тимурович даже зашевелил руками, будто уже раскладывал ткань перед раскроем.
— Подождите, сейчас мы вернемся к этому разговору, — остановил его Иохель. — Сначала надо закончить с этим костюмом. Одна деталь еще не завершена.
— Что не завершено? — встревожился Марат Тимурович.
— Не у Вас, у меня, — успокоил его Иохель, доставая из портфеля конверт. Немного подумав, он вытащил из бумажника, который торчал из заднего кармана его старых брюк еще две купюры и добавил их к лежащим в конверте. — Вот, это за костюм. Я очень доволен.
Портной взял конверт и, не глядя, сложил его пополам и сунул в карман.
— Что, даже не поинтересуетесь, сколько я заплатил? — поинтересовался Иохель. Таких расчетов он еще не встречал.
— Вы довольны, это главное, — торжественно заявил Марат Тимурович. — Значит, постараетесь сделать так, чтобы и я остался доволен. А я постараюсь, чтобы и следующая наша встреча Вас не разочаровала. Понимаете? — портной лукаво прищурился, а потом подмигнул.
— Понимаю, — кивнул Иохель, хотя ничего не понял.
— Ну, раз поняли, давайте посмотрим ткань для следующего костюма?
_____________________
* Начало этой истории с кладом можно найти в финальных главах «Осени сорок первого».
** Первый вариант стихотворения был написан в 1946 году, в 1948 его включили в сборник «Избранное».
Глава 18
Лысенко
Ночью не спалось. Трофим Денисович долго вертелся в постели, всё проигрывая в голове завтрашнее утро, каждый раз мысленно подходя к трибуне, аккуратно выкладывая стопку листиков с докладом и переворачивая первый лист. Лысенко понимал, что утром начнется главная битва его жизни, после которой всё встанет на свои места. Так и дал понять Сам, когда принимал академика в своем кабинете. И когда этот гад Лаврентий намекнул на брата*, Хозяин никак не отреагировал, выслушал до конца, отдал папку с завтрашним докладом, который он просматривал, остались его же пометки на полях, и сказал: «Работайте, товарищ Лысенко, мы на Вас надеемся». Да и что тот брат? Пашку видел последний раз лет за пять перед войной, да и то мельком. А не докажешь ведь никому.
А что сделаешь? Сказал, что надеется — и делай всё, чтобы не разочаровать. Потому что, если не получится, то не только брата припомнят, а и всё остальное — и увеличение урожайности, и новые сорта пшеницы, которых и близко нет. И те, что сейчас в глаза заглядывают, стоит оступиться, первыми затопчут. Исай разве что останется. А может, и Исай продаст. Никому верить нельзя. Все только и ждут ошибки.