– Вот так все обстоит с двойками. Нас в живых восемьдесят семь человек, не считая воскресный труп. Пятеро погибли в результате несчастных случаев.
– А они?..
– Нет. Нет ни малейшего шанса, что они выжили и спрятались, понятно?
– Я обязан спрашивать.
– Ага. Но их возраст все равно не соответствует возрасту трупа, – попросту говоря, они все были бы слишком старые, поскольку последний умер пятидесятилетним двадцать восемь лет назад. Так что нет, это не один из них.
– Но с учетом антивозрастного лечения такое становится возможным, верно?
– Ого, да ты на самом деле параноик.
– Я пытаюсь раскрыть дело.
– Биохимические результаты вскрытия не указывают на следы антивозрастного лечения в тканях трупа. – Альдред тяжело вздохнул и опять устремил взгляд сквозь ветровое стекло. – Кроме того, антивозрастные препараты не переводят часы назад, а просто немного замедляют.
– Как с одним-в-десять?
– Тот же принцип, но работает не так хорошо и большей частью косметически. Если хочешь кого-то омолодить, тебе нужна технология, которую разработал Бартрам, а она неимоверно дорога. Ты знаешь, в среднестатистическом человеческом теле примерно сто триллионов клеток – и ещё скажи спасибо, что мы, Норты, не какие-нибудь жирные сукины дети. Для настоящего омоло-жения в ДНК каждой клетки нужно внедрить специально разработанную восстанавливающую последовательность. Чтобы завершить такое лечение, требуется больше десяти лет. Даже «Нортумберленд Интерстеллар» не в состоянии позволить себе такое для восьмидесяти семи двоек.
– Не говоря уже о людях вроде меня.
– Как-то так. В общем, жертва – настоящий Норт-два.
Сид знал, что спрашивать об этом не стоит, но не смог удержаться и не воспользоваться откровенностью Альдреда:
– Зачем все это?
– В смысле?
– Зачем Августин это сделал? И два его брата. Зачем им так много сыновей?
– Ты ведь знаешь, почему родились мой отец и мои два дяди, верно?
– Кейн Норт совершенствовал клонирование человека.
– Да, но почему?
– Понятия не имею. Потому и спрашиваю.
– Норты в те времена представляли собой старые американские деньги, длинную родословную финансистов, банкиров, землевладельцев. Они были верхушкой политической элиты, традиционалистами, консерваторами, БАСП-ами[19] из Лиги плюща[20], и каждый новый маленький Норт должен был стать великим, каждый настойчиво стремился преумножить благосостояние и власть семьи на Уоллстрит и в Вашингтоне. Такова была одна из причин, по которым Кейн отправился в Вест-Пойнт[21]. Служить своей стране – традиция и долг; многие Норты какое-то время провели среди военных, мы точно участвовали в Гражданской войне и, возможно, даже в революции против британцев. Как бы там ни было, дедуля Кейн собственной персоной отправился в Афганистан. Там-то он и подорвался на СВУ – самодельном взрывном устройстве. Его вернули в Штаты и отправили в почетную отставку по причине инвалидности.
– Понимаю.
– Нет, вряд ли. Он выжил, да, но эта дрянь оторвала ему яйца.
– Охренеть!
– Ну да. Он никак не мог иметь детей; всё, приехали – род прервался. Семейное богатство начало бы растворяться по родственникам, адвокатам и управляющим. Что ж, старому Кейну такая перспектива не понравилась. Может, в его мозгах больше не бурлил тестостерон, но он оставался Нортом. И вот он переехал в Шотландию и начал вербовать членов команды Долли – тех ученых, которые впервые клонировали млекопитающее, овцу по имени Долли. У Штатов длинная история официального неприятия всего, что связано с манипуляцией человеческими генами; благодаря свободе вероисповедания этот законодательный кошмар начался уже тогда. В Эдинбурге устроить новаторскую лабораторию куда легче. Не скажу, что все, случившееся за её стенами, было совершенно законным. Отбросим подробности: родились тройняшки, мой отец и два моих дяди. Но конечно, технологии исправления генов в те времена были грубыми, и я – результат случайности. Мы тупик, Сид; эволюция отбраковала наших потомков за три поколения. А если не можешь идти вглубь, иди вширь. Мы, двойки, и есть те, кто на самом деле построил «Нортумберленд Интерстеллар». До раскола нас было примерно две сотни – директоры и менеджеры, которые действовали с одинаковым напором, в одном направлении, одинаково решительно. Этот мир не знал такой целеустремленности со времён королей, которые правили по Божественному дозволению. И поныне Сент-Либра остается единственной планетой, которую открыл индивид, хотя этот индивид представляет собой меня и моих братьев-клонов. Новое Монако – это чушь, мирок для шайки финансистов. Кроме того, у них там убежище, а не общество.
– Но у тебя ведь есть дети.
– Они ошибка, – с горечью ответил Альдред. – Четверки ещё хуже. Но человеческую натуру не перебороть. У нас есть женщины, мы в них нуждаемся, как любые нормальные мужчины; жены, партнерши, любовницы, подружки на одну ночь, даже старые добрые авантюристки, благослови их Господь. К счастью, детей все меньше и меньше. Скоро их совсем не будет.
– Ты этого не знаешь. Я думал, Августин омолаживается. В транснете об этом жужжат уже много лет.
– Так и есть. Но процесс не завершён и нуждается в совершенствовании. Впрочем, какая разница – появляется новое поколение двоек. Правда, они уже не те двойки, что раньше. Бринкелль была первой. Бартрам и его институт наконец-то устранили поломку в его ДНК и преобразили её в нечто более нормальное. Бринкелль – первый настоящий ребенок, которого удалось породить на свет кому-то из тройняшек, пусть даже зачатый в пробирке и с зародышевой линией ручной сборки. И у нее были дети, настоящие дети, не тройки. Мы, изначальные двойки, вымирающий вид, Сид, мы уже не повторимся. Наш век окончен. Семья Бринкелль – вот будущее, и ещё та хрень, которую Константин творит возле Юпитера. После того как он омолодится, я думаю, даже отец в себе все исправит и заведёт настоящих детей.
Наступила долгая и неуютная тишина. Сид был не готов к такой исповеди. Впрочем, он не особо удивился; ему бесчисленное множество раз доводилось видеть, что делает с людьми скорбь от тяжелой утраты. Вынуждает говорить, объяснять, словно это каким-то образом успокаивало ушедшего.
– Он точно К-Норт, – решил Сид.
– Знаю. Но у нас было предельно мало контактов с Константином после раскола. Они с Августином обмениваются сообщениями пару раз в год, и это все. А Юпитер по-прежнему заявляет, что их людей нет на Земле.
– Ты сказал, раньше вас, двоек, насчитывалось почти две сотни. Если это не кто-то из твоих братьев и ты доверяешь Бринкелль, то он, без сомнений, К-Норт. Если он находился здесь втайне, тогда они вам не скажут, ведь так? А если он был замешан в чем-то нечестном, его могли из-за этого и убить.
– Рукой пришельца?
Сид издал ужасно удрученный стон.
– A-а, ну что за хрень, я просто не понимаю, во что верить. Все это дело – гребаный кошмар, и достался он не кому-нибудь, а мне.
– Хочешь совет?
– О господи, да, пожалуйста.
– Играй именно ту роль, которую тебе доверил Эльстон. Разыщи место, где тело сбросили в реку, и прихвати оттуда какие-нибудь серьезные улики. Остальное не имеет значения.
– Да уж, похоже, в этом ты прав. Но… господи Исусе!
– Понимаю. Позволь ещё раз повторить: для тебя зарезервирован высокий пост в нашей компании, что бы ни вылилось из этого горшка с дерьмом. Мы перед тобой в долгу, а друзей мы не забываем.
– Но ты тоже хочешь, чтобы делом занимался я?
– Да, Сид, хочу, потому что я знаю: ты от нас ничего не утаишь.
– Что ж, тогда, наверное, пора мне приниматься за работу.
Он нажал на дверной выключатель, и тот плавно выдвинулся вверх.
– Желаю удачи.
Оказавшись снаружи, Сид снова запустил официальный лог и подключился к полевому тралу «Нортерн Форензикс». На сетке начала прокручиваться информация о команде спецов, которые работали на предполагаемом месте преступления: имена, звания, задания, использованное оборудование, первичные результаты. Он велел элке соединиться с руководителем группы, Тилли Льюис. Тилли была из тех, с кем легко работать, – в органах правопорядка такие люди редкость. Умная, опытная и толковая, она была ценным сотрудником в любом расследовании, потому-то Сид и устроил через Осборна так, что сегодня они оказались в одной команде.
– Как там дела? – спросил он.
– Я по колено в девственно-белом снегу и этим утром упала на спину два раза. Впечатляет?
– Ещё как!
Он окинул взглядом Килмэнс-Уэй. Засечь её оказалось нетрудно. Все оперативники были в уставных светло-зелёных рабочих комбинезонах, под которыми топорщилось несколько слоев термоодежды, превращая бродивших по высокому снегу людей в подобие надувных манекенов. Один из них, чуть ниже границы парка, выделялся ярко-розовой шапкой с помпоном и наушниками. Сид мрачно помахал:
– Могу я подняться?
Тилли помахала в ответ.
– Конечно. Я осмотрела пространство между нами, так что ты не испортишь никакие улики.
Сид полез вверх по склону. Это было непросто. Кое-где толщина снежного покрова была больше шестидесяти сантиметров. Сугробы возле деревьев оказались намного выше. С каждым шагом от его ног расходились волны мелкого снега, оставляя позади неопрятный след.
Он покраснел и едва дышал, когда наконец-то добрался до нее.
– Дурь какая-то, – проворчал он.
Тилли ответила широкой улыбкой.
– Ещё бы.
Её милое круглое личико Сид редко видел хмурым. Он давно решил, что у нее в крови есть какой-то вирус счастья, и это было только к лучшему, принимая во внимание некоторые вещи, обнаруженные ими вместе на местах преступлений. Её темно-рыжая грива пряталась под розовой шапкой, лишь несколько кудряшек вырвались на волю у висков. Тилли то и дело отбрасывала их в сторону чем-то вроде массивного бинокля, который использовала, чтобы изучать снег.