Ласло рванулся из противоперегрузочного кресла.
— Отключи экраны! Психика Сашки может не выдержать! — завопил он, тщетно силясь подняться.
— Рано. Мы ещё не увидели самое главное. — Киргон мельком глянул на мальчика. — Твой сын мнемос, он обязан выдержать. Если нет, значит такова его судьба, — последовал хладнокровный ответ.
В отчаянии Ласло вновь рванулся из кресла и вновь безрезультатно.
— Киргон! — глухо позвал он и отчеканил: — Если с моим сыном что-нибудь случится, знай, где бы ты ни скрывался, я отыщу тебя и порежу на мелкие кусочки!
— Успокойся, зять! — отозвался Киргон, забавляясь яростью собеседника, хотя его глазами смотрела сама тьма, жуткая и беспощадная.
Он протянул руку к экрану.
— Видишь разрастающуюся точку? Не пропусти! Как ценителю живописи тебе это будет особенно интересно.
Несмотря на гнев, Ласло всё же глянул туда, куда указывал мнемос. Поначалу он не понял, что интересного в неравномерно окрашенном овальном пятне, но что-то смутно знакомое в линиях и приглушённых красках зацепило его взгляд. Сгусток увеличился, и догадка, пасущаяся на задворках сознания, превратилась в уверенность.
— Папа, кто эта тётя? — раздался ломкий голосок, и у Ласло отлегло от души. Судя по осмысленному взгляду и слабой улыбке, с мальчиком было всё в порядке.
— Это, Сашок, Мона Лиза, — ответил он.
И в самом деле, это было изображение молодой женщины, чья непостижимая полуулыбка и гармония с миром до сих пор не даёт покоя землянам. Одежда и фон на пространственной картине были несколько иными, чем у Леонардо да Винчи, и всё же это была никто иная, как знаменитая Джоконда. «Правда, уже не человек, а небожительница», — подумал Ласло, испытывая при этом досаду коллекционера, который вдруг обнаружил, что экспонат в его коллекции не уникален и вдобавок уступает оригиналу.
— Вот как? Не думал, что Адлилуза настолько популярна на Земле, — сказал Киргон и отключил обзорные экраны.
Ласло бросил на него недоверчивый взгляд.
— С чего вы взяли, что это Адлилуза? Насколько я знаю, нет ни одного изображения этой легендарной дамочки. Да и кто она такая, тоже никто не знает. Всё что о ней известно, это дурацкая присказка, — сказал он и хмыкнул, припомнив, что чаще всего слышал её от Аэлиты.
— Тогда что ты знаешь о той, что называешь Моной Лизой? — поинтересовался Киргон.
— Принято считать, что это портрет жены Франческо дель Джоконде, флорентийского торговца тканями… Чёрт! Прекратите рыться в моих мозгах! — возмутился Ласло, не столько заметив, сколько почувствовав, что Киргон читает его мысли.
— Нет смысла сотрясать воздух. Куда проще извлечь нужную информацию прямо из первоисточника.
— Ну и что вы там извлекли? — не утерпел Ласло.
— Что вы, земляне, ничего о ней не знаете. Конечно, если верить тем статьям, что застряли в твоих мозгах.
— Выходит, вы извлекаете даже ту информацию, что человек уже забыл и сам по себе не вспомнит?
— Не всегда.
Ласло помедлил, переваривая сказанное Киргоном, а затем осознал, что его душит сильнейшая зависть и обида за Внешнюю разведку. «Вот почему все пончики только мнемосам? Мало того, что они вертят людьми как хотят, так и здесь им не нужно напрягаться. Залез в мозги и получи любую информацию, как говорится, на блюдечке с голубой каёмочкой!» — подумал он с негодованием.
— Большинство из нас работает по тем же методикам, что и Внешняя разведка, — рассеянно заметил Киргон.
— А-а! Такие фокусы под силу только сильным телепатам, — догадался Ласло.
Но собеседник не захотел продолжать интересный разговор и включил стационарный ридер. Как любой властитель, Киргон находился в постоянном цейтноте, и его поджидала масса дел, требующих его личного рассмотрения.
Борясь с искушением, Ласло отвёл глаза от экрана. Он умирал от желания отснять мелькающие на нём кадры, но понимал, что добром это не кончится — если не для него самого, то для сына. У него не было сомнений, что Киргон, даже занимаясь делами, по-прежнему держит его под контролем. К тому же от него не укрылось, что он воспринимает его как члена семьи, и оттого был вдвойне осторожен. Он помнил слова Ирвинга о том, что мнемосы гораздо строже относятся к своим близким, чем к остальным сородичам. Ну а то, с какой изощрённой жестокостью они наказывают провинившихся, ему довелось уже видеть.
Это было три месяца тому назад. Поручение Борца привело его на планету, находящуюся в созвездии Цефея. Ласло должен был установить связь с разведгруппой, которая не подавала о себе вестей.
Оперативники отслеживали канал сбыта оружия, которое в обход запрета продавалось на сторону. И поскольку в деле были замешаны несколько высоких чинов Содружества, то они сильно рисковали. Стоящие у кормила власти не скупились и надёжно прикрывали свои тылы. Для сопровождения таких сделок, как правило, нанимали мнемосов.
Наиболее очевидной причиной молчания группы был её провал. И всё же, вопреки интуиции, Ласло до последнего надеялся, что ребята живы, — ведь среди них были Руал Бакава и Дуал Микава, с которыми он начинал службу во Внешней разведке.
Но его надежды не сбылись. После кропотливого расследования он нашёл место, где оперативники угодили в ловушку, и при помощи «молекулярного пса» восстановил трагические события. Убийц он не увидел, они сумели обойти даже это недавно изобретённое фантастическое устройство, способное заглянуть в ближайшее прошлое, что само по себе говорило об их уровне. Искать тела погибших товарищей было бесполезно — мнемосы никогда не оставляли следов, которые могли послужить уликами, — и Ласло, чтобы хоть как-то избавиться от тяжести на душе, некоторое время бесцельно болтался по окрестностям.
Он не помнил, как попал в пустующий дом на окраине городка, но увиденное там, не подняло ему настроения.
Полутёмный зал, занимающий почти весь первый этаж, был обставлен так, как это было принято у аборигенов, за исключением одной детали. В его центре висела большая нарядная клетка, но вместо птиц в ней сидела совсем юная девушка. Со всех сторон её окружали блюда с едой, вот только есть ей было нечем. И всё же палачи не хотели, чтобы она раньше времени избавилась от страданий и по трубочке, вставленной в разрез на горле, поступала вода.
Рыжеволосая и кареглазая девушка ничем не походила на Киргона и известных Ласло членов его семейства, тем не менее он почему-то был уверен, что она мнемонийка. Мало того, он знал, что с ней расправились именно родственники, а не кто-то чужой. Вот только он не мог сказать, на чём зиждилась его уверенность — просто знал и всё. И хотя Внешняя разведка буквально по крупицам собирала сведения о мнемосах, он не стал докладывать о своей находке.
Заинтересовавшийся Киргон заглянул в более глубокие слои его воспоминаний и Ласло тряхнул головой, отгоняя неожиданно чёткое видение полудетского лица, измождённого многодневным голодом. «За что вы её так?» — мысленно спросил он.
Ответа он не получил, но это его не остановило, хотя каждое слово было шагом по минному полю. Чем дольше он общался с главой мнемосов, тем уверенней держался, будто между ними возник невидимый мостик, который подсказывал ему как себя вести.
— Мнемокомплиментарность, — бросил Киргон, не глядя на него.
— Что это значит?
— У полукровок, находящихся в латентном состоянии, пробуждаются способности, когда они находятся рядом с нами. Чем сильней окружающие их телепаты, тем быстрей идёт процесс.
— Понятно. — Ласло призадумался. — Думаю, такое развитие возможно только до определённых пределов. Не так ли?
— Верно. Ничто не заменит обучения, — Киргон усмехнулся. — Не надейся, как там на твоём жаргоне… ах да! халявы не будет.
— Очень жаль.
— Не расстраивайся, у тебя ещё будет возможность пройти обучение.
«Чёрт! Всё же ловушка!» — расстроился Ласло.
— С какого такого перепугу? — вопросил он, стараясь ни о чём не думать, особенно о сыне, который оказался заложником в смертельно опасной игре.
Киргон вместе с креслом повернулся к нему и окинул ледяным взглядом.
— А ты что думал, я просто так приведу тебя на свою планету, и после этого выпущу подобру-поздорову? — осведомился он ядовитым тоном и, перейдя на мысленную речь, предупредил: «Будь паинькой, зять, и тогда тебе не придётся плакать над могилой сына».
Мысленная речь была для него внове, и Ласло с холодным спокойствием проанализировал свои ощущения. Особенно ему не понравилось, что у телепатического голоса нет индивидуальной окраски. Если бы он не знал, с кем имеет дело, то подумал бы, что это его собственный внутренний голос.
Глядя в глаза Киргона, он постарался чётко сформулировать мысль: «Не беспокойтесь, сэр, я буду паинькой. Но при одном условии. Вы должны оставаться для Александра добрым дедушкой. И только. Пока я жив, ему не бывать мнемосом. Помните, Вайда, пойдя с вами, выкупила этим жизнь сына. И если у вас есть хоть крупица чести, то вы сдержите данное ей слово».
— Честь. Порядочность. Благородство, — сказал Киргон, будто размышляя вслух, и после небольшой паузы миролюбиво добавил: — Зять, ты же знаешь, что это непозволительная роскошь для таких, как мы, но я тебя услышал.
Поутру, когда настало время завтрака, в имении Нобусов поднялся переполох. Озабоченные молодые люди из охраны сновали по комнатам и заглядывали во все мыслимые и немыслимые закоулки. Увы, гость бесследно исчез, хотя — если верить показаниям аппаратуры — он не покидал своей комнаты.
Звёздные кошки рассказали, когда в последний раз видели Ласло, после чего их снова пригласили на завтрак. За столом воцарилась неловкая тишина, когда Закори Варпевас высказал предположение, что землянин просто сбежал, и Ирида плеснула в него шокофе, а затем со слезами выбежала из столовой.
И тут появилась кухарка, монументальная женщина средних лет в ужасном кружевном чепчике. Переваливаясь с боку на бок как крутобокий парусник, идущий по неспокойному морю, она подошла к хозяйке и, обтерев фартуком содержимое рыбьих потрохов, положила перед ней злополучный медальон. После чего кухарка уперла руки в боки и зычным боцманским голосом поинтересовалась, что ей делать с этой господской цацкой, которую кухонные девки только что выковырнули из кишков карпа.