«Ну это мы ещё посмотрим, кто будет в выигрыше, а кто останется на бобах», — подумал Андре. Невидимый в своём защитном вадсайдском одеянии мнемос бесшумно последовал за галактидами, уносящими захваченную добычу.
Под действием нейролептика Ласло пригрезилась Ирида. Встреча на Рокайдо, перед тем как за ним явился Киргон, не внесла ясности в их отношения. И вот он снова увидел, как они стоят в её комнате, и девушка насторожённо смотрит на него.
«Что это было?» — первой не выдерживает она.
Он молчит, задавшись тем же вопросом. Поспешное признание в любви, сделанное по большей части под влиянием ревности к Закори Варпевасу уже не кажется ему такой уж хорошей идеей. И самое главное, новый облик Ириды. Влечение осталось, но…
Он хочет видеть её такой, какой она была тогда, когда они впервые встретились. И тогда в его душу закрадывается подозрение, а так ли уж чисты его мотивы? Слишком уж хорошая партия — единственная дочь конрайро Ватро Нобуса, владельца гигантских залежей рокайдия. Не оттого ли он отрезал себе пути к отступлению, прилюдно признавшись рокайдианской принцессе в любви?
По глазам Ириды Ласло видит, что она думает о том же, что и он.
«Уходи, Романович», — тихо рычит девушка и он, попрощавшись, уходит.
Уходит, даже не сделав попытки объясниться.
Встреча с Аэлитой тоже не принесла ему желанного успокоения. Ласло сразу почувствовал, что явился не вовремя. Звёздная кошка почему-то нервничала и несла всякую чепуху. Не знай он Аэлиту, решил бы что она влюбилась в него. «Почему бы нет? — неожиданно приходит ему в голову и перед его глазами возникает их последняя встреча на Виктории. — Тогда она тоже странно себя вела… чёрт! Этого просто не может быть!»
Ласло потряс головой и открыл глаза. Рядом с ним сидела Масима Ван-Крос.
— Как самочувствие, Владислав? — мягко вопросила она и он заглянул в глубину её изумрудно-зелёных глаз, опушённых длинными тёмными ресницами.
Женщина по-прежнему очень красива, но на этот раз её красота оставила его равнодушным. «Госпожа Политика», как звали Масиму Ван-Крос за глаза, высокомерная, но чрезвычайно притягательная в сексуальном плане, была предметом вожделения очень многих и Ласло не был исключением. Из всех мужчин, кого он знал, лишь Ирвинг относился с прохладцей к этой сногсшибательной красавице-блондинке.
«На самом деле это пустышка. Рабочая личинка с видимостью женщины», — подумал Ласло, досадуя, что остаточное действие нейролептика не даёт ему собраться с мыслями и в голове царит разброд.
— Не огорчайтесь, скоро это пройдёт, — по губам Масимы Ван-Крос скользнула улыбка. — И вы не правы, я настоящая женщина.
Она села на край лабораторного стола, на котором распяли Ласло, и её рука коснулась его щеки, а затем переместилась на грудь и поползла ниже.
— Вот видите, Владислав, ваш организм говорит, что вы лжёте. Вы по-прежнему видите во мне женщину.
— Вам это важно, Масима? — не преминул спросить Ласло.
Несмотря на эйфорию от сексуальной разрядки, которую она ему подарила, внутренне он был собран и не на мгновение не забывал с кем имеет дело.
— Нет, Владислав. Это важно для вас.
Масима Ван-Крос на какое-то время исчезла из его поля зрения, а когда она вернулась у Ласло сразу же пересохло во рту. На «госпоже Политике» был специальный комбинезон, предназначенный для допросов с пристрастием. Внешняя разведка прибегала к ним лишь в крайнем случае, но что было, то было. Слишком уж это был действенный способ давления, чтобы можно было избежать соблазна, особенно, когда необходимо выбить сведения в кратчайшие сроки, а у заключённого либо аллергия на сыворотку правды, либо он к ней невосприимчив.
Во время пыток искусный палач пускал так много крови, а его жертва так кричала и корчилась от боли, что те, кто наблюдал со стороны, часто падали в обморок.
Пытаемый тоже не долго запирался, хотя никаких значительных повреждений не получал. После интенсивного курса лечения следы пыток бесследно исчезали — кроме психологической травмы, от которой некоторые заключённые так и не смогли оправиться. Таких бедолаг под чужими именами помещали в специальные санатории, где они вели размеренную жизнь хорошо ухоженного овоща.
Разведчиков готовили ко многому, в том числе и к пыткам. Но одно дело знать и другое — испытать на собственной шкуре. Ласло не раз попадал в острые ситуации, но до сих пор ему везло. Стараясь не смотреть на зловещий набор пыточных инструментов, он провёл внутреннюю подготовку, которая должна была снизить болевой порог и помочь ему выдержать непростое испытание.
— Умница!
Масима Ван-Крос взяла скальпель и полюбовавшись блестящим лезвием, склонилась над землянином и страстно его поцеловала.
— Это мой вам прощальный дар, как женщины, — подчеркнула она последние слова и у Ласло ёкнуло в животе. — Ну что, Владислав, давайте начнём, если считаете, что готовы. Только учтите, это вам не показное кровопускание, которое практикуют во Внешней разведке. Но не бойтесь, смерть вам не грозит. Мы же не хотим, чтобы явилось зерно хаоса и испортило нам всю игру? — проговорила она и острое лезвие, проведя кровавую дорожку вдоль тела Ласло, воткнулось в нижнюю часть его живота. Когда он немного отошёл от боли, скальпель повторил прежний путь — от шеи до паха.
Спустя полчаса, полюбовавшись на густую кровавую паутину, нарисованную на его теле Масима Ван-Крос взяла небольшие щипцы и Ласло, не выдержав, закричал. Сколько продолжалась эта безумная пытка, он был не в состоянии оценить. Дрожа как осиновый лист, он очнулся и увидел, что безжалостная дрянь пристально вглядывается в его лицо.
— Наконец-то! Я рада, что вы снова со мной. Будет нечестно, если вы пропустите главное действие, так сказать, кульминацию пытки. С юности мечтаю кастрировать какого-нибудь самца из разряда победителей. Хочу посмотреть, что будет, когда он лишится главного мужского фетиша, — прорвалось в его сознание, переполненное болью, и он с диким криком рванулся из своих пут.
— Да не расстраивайтесь вы так! Зато мы будем на равных. Взаимопонимание — это же так важно в нашей профессии… Ай-я-ай, плохой мальчик! Снова вы пытаетесь сбежать. И не мечтайте, я не дам вам потерять сознание.
Раскрасневшаяся Масима засмеялась. «Наконец-то мне удалось отомстить за все свои унижения!» — с торжеством подумала она и представила, что будет, когда директор Внешней разведки получит от неё посылку с небольшой частью своего протеже.
Не выпуская из руки скальпеля, она потянулась за иньектором, чтобы привести жертву в сознание, но Романович сам открыл глаза. Этот взгляд был знаком ей по видению во время ментального допроса в тюрьме Внешней разведки. Вот только ядовитый кириллийский змей, потревоженный в своём логове, оказался слишком слабой метафорой того, что излучал истерзанный ею окровавленный мужчина.
Отчего-то радостное оживление Масимы резко пошло на убыль. Будто очнувшись от кошмарного сна, она с всё возрастающим ужасом смотрела на бывшего коллегу, который её стараниями превратился в окровавленный кусок мяса. По натуре она никогда не была жестокой, и то что она сделала с парнем, которому, в общем-то, всегда симпатизировала, теперь отчего-то не укладывалось в её голове.
«Клянусь всем святым, это не я!» — прошептала Масима и содрогнулась в рвотном приступе.
Она попятилась, но полутруп, на котором жили только глаза, не позволил ей сбежать. Горящий ненавистью взгляд будто магнитом тянул её к себе. «Убей!» — вырвалось из окровавленной ямы на перекошенном лице, и она полоснула скальпелем по горлу сотворённого ею чудовища.
В следующее мгновение реальность вспучилась, и зерно хаоса зависло над её жертвой.
Хорошо развитое чувство самосохранения, которое оберегало её с младенчества, не подвело Масиму и на этот раз. Сообразив, что будет, когда Романович оживёт, она выпала из оцепенения и бросилась бежать, как вдруг кто-то ударил её по затылку и свет перед её глазами померк.
«Это мой тебе подарок, зятёк!» — Андре слегка пнул женщину и глянул на воскресшего полукровку. Убедившись, что все органы при нём, тот обозрел залитый кровью стол и уставился на бесформенный кусок мяса и горку кусочков сорванной кожи, в которые превратился его детородный орган. Мнемос ухмыльнулся при виде выражения, которое появилось на его лице, когда он увидел ту, что его пытала. От полукровки исходили такие жуткие эманации, что даже при сниженном пороге восприятия Андре основательно потряхивало от тёмного бешенства, которое клубилось в его сознании.
Вопреки его ожиданиям, Ласло не убил женщину и не бросился бежать. Как истинный профессионал, он не собирался уходить с пустыми руками. Галактиды были не слишком сведущи в ухищрениях Внешней разведки, а Масима Ван-Крос никогда не принимала непосредственного участия в операциях, что было ему только на руку. При обыске у Ласло изъяли далеко не все устройства, и он без труда нашёл свою одежду и оборудование. При помощи допуска, вшитого в ИНС Масимы Ван-Крос он подсоединился к внутреннему интерфейсу базы галактидов и запустил хакер-программы, которые выкачали данные из всех доступных им мест.
Мнемос, который с живейшим интересом наблюдал за его действиями, был вынужден признать, что сотрудники Внешней разведки работают не менее эффективно чем они. И хладнокровия им тоже не занимать.
Прежде чем сбежать с добытой информацией, Ласло вкатил предательнице дозу нейролептиков и взвалил её на плечо. Держа наготове оружие, он выскользнул в коридор и побежал в направлении доков с кораблями, где обнаружил свой «призрак», который практичные галактиды прихватили с собой.
После его ухода Андре уничтожил следы пытки и запустил в сеть базы галактидов «гипнотизёра» — программу, которая представила дело так, будто Масима Ван-Крос двойной агент и по собственной воле сбежала с пленником, что было не так уж далеко от истины.
— Нет, госпожа Политика, вы не знаете, что такое настоящие пытки и, самое главное, вы не знаете, что такое настоящая боль.