После обследований и процедур они гуляли по парку, где царствовала золотая осень, и, стараясь сблизиться, рассказывали друг другу о себе. Ирида поведала о своей юношеской любви к Закори Варпевасу и более взрослых чувствах к Ритси Кавдори. После чего рассказала о непростых взаимоотношениях, которые сложились у неё с семьями Фапиват, Нобусов и Саро, родственниками её родной матери Улии Саро.
Платя доверием за доверие, Ласло рассказал об отце, своих детских переживаниях и путанной жизни с криминальной окраской на родной планете, а затем о том, как он встретил Аэлиту и как они летали вдвоём, добывая средства для пропитания и её института. Наконец решившись, он открыл Ириде свою главную тайну. Он рассказал ей о зерне хаоса и всём том, что было связано с ним, включая его последнюю миссию. Правда, в общих чертах, не вдаваясь в подробности.
— А я всё гадала, почему налицо психологические признаки пытки, а теле нет ни единого следа. Обычно, как ни лечи, а шрамы остаются. Едва видимые, но они есть и сходят не скоро. А тут времени прошло всего ничего, — сказала девушка и с тревогой заглянула ему в лицо. — Прости! Зря я это брякнула, слишком ещё рано…
— Ничего! Я же не штатский, чтобы ни с того ни сего забиться в истерике, — Ласло улыбнулся. — А я всё думал, чего ты так внимательно меня изучаешь.
Ирида смерила его насмешливым взглядом.
— Будто ты отставал! Надеюсь, своим пылом мы не слишком избаловали персонал гостиницы. А то они как ни сунутся к нам, так всё не вовремя.
Ласло засмеялся и прижал её к себе.
— Извини, если достал, но сама понимаешь, хотелось убедиться, что всё в порядке после пытки.
— В полном порядке! — успокоила его девушка. — Так что можешь продолжать в том же духе. Обиженных точно не будет.
— Господи! Ирида, ты — моё лучшее лекарство! Вот скажи, какого чёрта мы столько лет ходили вокруг да около?
— Видимо потому, что всё это время кто-то не мог разобраться со своими ба… многочисленными женщинами, — последовал сдержанный ответ.
Под недоверчивое хмыканье Ласло взялся уверять девушку, что всегда любил только её одну. Поняв, что от слов мало проку, он замолчал и перешёл к делу.
Это был самый долгий поцелуй в их коротенькой совместной жизни.
— Вот теперь попробуй скажи, что я солгал тебе о своих чувствах, — сказал Ласло с самодовольным видом.
— Похоже, что нет, — не сразу отозвалась Ирида, не спуская глаз с его лица.
Затем она притянула его голову к себе и ответила таким страстным поцелуем, что он застонал, жалея, что они в парке, а не в её номере.
— Ласло, угомонись! — задыхаясь, воскликнула девушка, когда он прижал её к стволу дерева и задрал юбку. — Да что б тебя!.. — не решаясь на болевой приём, она с силой пихнула его в грудь. — Прекрати! Может, тебе плевать, но лично я не хочу радовать общественность нашими сексуальными игрищами!
— Забыл, что ты теперь знаменитость, и забота о папарацци у тебя на первом месте.
Рассерженный Ласло резко повернулся и зашагал прочь.
— Романович!.. Стой, паразит! — Ирида забежала вперёд и, обняв, прижалась к нему. — Ласло, я люблю тебя. — Она разжала руки и отступила. — Вот теперь иди, куда шёл.
Не находя слов, Ласло заключил её в объятия.
— Прости! — пробормотал он.
После приснопамятной прогулки процесс излечения пошёл значительно быстрей. Счастье и покой, даруемые любовью девушки, сгладили психологический надлом в душе землянина. После трехмесячного курса лечения врачи дали добро на выписку, и они перебрались в небольшой особняк, выходящий окнами на Рум, крупнейшую реку планеты Мрайя.
Во время месячного отпуска, данного ему для окончательного выздоровления, Ласло, ощущающий себя молодожёном, был бы полностью счастлив, если бы не тревога за сына. Как могла Ирида старалась ему помочь и первым делом связалась по 3-D с Торией Нобус. Она попросила свою рокайдианскую бабку выяснить, нет ли каких-нибудь вестей от мальчика или от звёздной кошки. Затем она обратилась к леди Мариен.
Огаташ через жену сообщил, что ничем не может помочь, поскольку у него нет сведений об интересующих её лицах. Порадовало Ириду лишь длиннющее звуковое письмо, полученное от Фанечки с Чириком. Сорнои сообщали, что скучают и не простят им, если они не приедут к ним в гости.
Через две недели после ответа леди Мариен позвонил Ватро Нобус и, смерив парочку холодным взглядом, проговорил глядя исключительно на дочь: «Передай своему инопланетнику, что Фапиваты получили сообщение, что его сын жив и здоров. Оно пришло в имение Ойдо Варпеваса. Больше там ничего не говорится и от кого оно тоже не указано». Помолчав, Ватро Нобус добавил, что выиграл выборы на пост конрайро. Неизвестно, что он этим хотел сказать, но радостное восклицание Ириды: «Папа, я тебя поздравляю!» вызвало у него тяжёлый вздох и рокайдианец, не прощаясь, отключился.
Письмо от Аэлиты принёс Рид, который появился у них вместе с Ирвингом. Когда выяснилось, что Ласло ничего не пригрезилось и он действительно слышал голоса сына и звёздной кошки, он победно глянул на Ирвинга. Но директора Внешней разведки было не так просто припереть к стенке. Он заявил, что гиперпространство по-прежнему недоступно для организованных сигналов, а всякой мистикой он не интересуется — мол, ему и так хватает по жизни всякого бреда. Тем не менее Ирвинг потребовал, чтобы Ласло подробно изложил все обстоятельства, при которых состоялся загадочный сеанс связи, и при этом пообещал сдать его в лапы эскулапов, если он будет небрежен и что-нибудь утаит, пусть даже по недомыслию. Тон у Ирвинга был шутливый, но это не значило, что он в случае чего не выполнит свою угрозу.
Рид почти сразу ушёл по своим делам. Как к нему попало письмо Аэлиты, он так и не сказал, а потом было уже поздно спрашивать, звёздный кот улетел с Мрайи.
Основной разговор с директором Внешней разведки у Ласло состоялся на следующий день, в здании управления. Из осторожных замечаний Ирвинга он понял, что тот предполагал такой исход дела, когда посылал его на задание.
— Перестань, Марио! Я не ребёнок, знаю на что подписался. В конце концов, я жив и это самое главное.
Чтобы унять заглазную боль, Ласло помассировал переносицу. В последнее время у него часто болела голова, причём беспричинно. Он рассказал, всё что произошло во время его миссии к галактидам, а затем добавил, что их необходимо уничтожить.
— С чего вдруг такой далеко идущий вывод? — поинтересовался Ирвинг.
— Как сказал Корто Мидаф, они не терпят соседства других рас, а подтверждением тому Масима Ван-Крос, — ответил помрачневший Ласло. — После пытки она утверждала, что находилась под влиянием так называемой внутренней советчицы, и не ответственна за содеянное ею. Вот только внедрённая психологическая матрица вызывает подспудное отторжение и тот, кто находится под её влиянием, чувствует себя не в своей тарелке и это ощущается. У Масимы ван-Крос всё по-другому. На мой вопрос осознавала ли она себя во время пытки, она ответила утвердительно. К тому же, пока у меня была возможность, я наблюдал за ней во время пытки. Так вот, разрывая меня на части, она не ощущала ни малейшего дискомфорта и даже больше, ей это нравилось. Очень нравилось. Значит, в ней нет ничего чужого. Это специально обособленная часть её собственного «я». Зачем, думаю, нет особой нужды рассказывать. Изначально галактиды ярко выраженные ксенофобы и желание убить чужого действует у них на уровне инстинкта.
— Серьёзное обвинение и на мой взгляд довольно шаткое, — заявил Борц, который до этого не вмешивался в их разговор.
Ласло вместе с креслом повернулся к своему непосредственному начальнику и другу.
— Кардо, я видел воспоминания Масимы и могу понять, почему ты её полюбил. Ты знал её как вполне нормального человека, пусть со своими недостатками, но у кого их нет? Беда в том, что настоящая Масима далеко не то, что ты видел. Пойми, на самом деле она чрезвычайно умна, коварна и беспощадна до садизма. Не знаю, все ли галактиды такие или это её личный комплекс, вызванный исковерканным геномом, но, как говорится, из песни слов не выкинешь.
Не соглашаясь, Борц покачал головой.
— Ты не учёл того, что Масима с младенчества находится под воздействием навязанной ей психоматрицы и воспринимает её как часть себя. Потому ты не увидел признаков отторжения.
Ища поддержки, он посмотрел на Ирвинга, который с отсутствующим видом мерил шагами его кабинет.
— Марио, что ты скажешь?
— Что я скажу? — задумчиво протянул Ирвинг и, прекратив изображать из себя маятник, сел в кресло. — Скажу, что вы оба пристрастны и, следовательно, не правы. После случившегося Ласло ненавидит Ван-Крос и оттого сгущает краски, а ты её любишь и соответственно не хочешь видеть очевидного. Увы, Кардо! Относительно Масимы вынужден тебя огорчить. Наша учёная братия всё же успела поковыряться в её мозгах и их выводы мало чем разнятся с выводами нашего юного друга, — Ирвинг в упор посмотрел на Ласло. — Теперь в чём заключается неправота Романовича. Вместе с твоей любовью Масимой он возненавидел всех галактидов и не разглядел возможностей, которые несла ему встреча с Аргтуром. Ведь так?
— Не представляю, о чём это ты, — ответил насторожившийся Ласло и после некоторых размышлений добавил: — Аргтур никаких предложений не делал, лишь обрадовался, что может запродать меня за кругленькую сумму.
— Ты плохо проработал задание и, вообще, не видишь дальше собственного носа, — жёстко сказал Ирвинг и, спохватившись, сбавил тон. — Прости! Понимаю, тебе пришлось нелегко, но я посылал тебя не за тем, чтобы Ван-Крос сняла с тебя шкуру. Твоей основной задачей было разведать обстановку у галактидов, для чего я сдал тебе Аргтура, со всеми его потрохами. Кстати, тебе не приходило в голову, зачем Ван-Крос устроила тебе пытку? Совершенно бессмысленную, как ни посмотри.
— Хочешь сказать, что это сделано намеренно? Чтобы вызвать у меня ненависть к галактидам? Конечно, не исключено, но не слишком ли изощрённый ход? Да и зачем? В конце концов, кто я такой? — засомневался Ласло.