Ум патриотов уважит потом…
Слёзы навернулись на глаза Панчулидзева. Он быстро смахнул их, стыдясь нахлынувших чувств.
Рассерженная Полина нетерпеливо тянула его вперёд, в сторону колошенского рынка. Навстречу им попалось несколько алеутов. Завидев нарядную барышню и русского господина, они прижались к стене и склонились в низком поклоне. Один из них ткнулся лицом в грязь, не смог подняться, так и остался стоять на карачках.
«Не зря колоши считают их рабами. А разве наши крестьяне ещё недавно не ломали шапки перед каждым барином? А разве мы, дворяне – люди чести, сами не гнём спины перед Государем, перед царедворцами?» – от этих непривычных нигилистских дум Панчулидзев поёжился.
На рынке было многолюдно. На пир, игрушку или потлач собрались индейцы и их скво[63] и русские поселенцы из числа старожилов. Всем заправлял здесь местный вождь Кухтах. Он выделялся среди соплеменников новой красной косовороткой, офицерскими бриджами, из которых торчали босые и грязные ноги. Наряд завершали лосиный плащ и торчащий из-за пояса обоюдоострый боевой кинжал.
Кроме этого кинжала, ничего в облике вождя не напомнило Панчулидзеву героев книг об индейцах, которыми он зачитывался в детстве. Был Кухтах неказистым и неопрятным. Даже привычного для колош деревянного лотка – «колюжки» – в его нижней губе не было. «Тунгус тунгусом», – вспомнились Панчулидзеву их якутские проводники.
Панчулидзев и Полина протиснулись поближе к вождю. Кухтах говорил с пожилым русским. Судя по наряду, это был байдарщик или партовщик[64] из таёжного редута.
– Мы – киксади, сначала не любил вас, пришлый человека, – на ломаном русском бубнил вождь. – Вы были враг киксади. Но вы были храбрый враг. Киксади курил с вами калумет, давал вам своя земля. Вы был хороший сосед. Учил наша детей, лечил наша скво. Киксади слушать и понимать вас. Но вы украл земля киксади, забрал наша мех и рыба. Теперь продавать земля бостонцам. Брать много денег.
– Мне нечего ответить тебе, анкау[65], – хмуро пробормотал русский. – Наш верховный вождь решил поступить так. Слово вождя везде – слово вождя… Что остаётся делать слугам? Мы уходим, но всегда будем помнить вас, храбрых воинов-киксади, ваших скво, ставших для многих из нас верными жёнами, матерями нашим детям… Что тут скажешь? Давай лучше выпьем огненной воды и не будем держать зла друг на друга.
– Пойдёмте отсюда скорее, князь, – прошипела Полина. – Мне уже до смерти надоели эти пьяные слёзы и неумытые рожи. Вы что забыли о приёме у главного правителя? Ещё не хватало нам опоздать!
– Но ведь так интересно посмотреть на индейцев! Когда мы это ещё сможем увидеть!
– Je m'en fiche!![66] – она решительно развернулась и зашагала в сторону Кекура.
Панчулидзев поплёлся вслед за ней, ловя себя на мысли, что ведёт себя, словно утративший волю к сопротивлению капризам молоденькой жены старый и покорный муж.
На приёме у главного правителя Полина наконец-то очутилась в своей родной стихии. Максутова представила её и Панчулидзева наиболее важным гостям, и Полина тут же упорхнула от него.
Высокая и ослепительно красивая в серебристом, облегающем гибкую фигуру платье, с бокалом светлого вина в изящной руке, она свободно, словно у себя в доме, переходила от одной группы собравшихся к другой, непринуждённо вступала в разговор с дамами, но чаще с мужчинами. Заговаривала так, словно была знакома с ними тысячу лет. Смеялась их шуткам, обнажая ровные зубы, томно улыбалась в ответ на комплименты, вызывая в Панчулидзеве знакомое до боли чувство восхищения, смешанного с животной ревностью.
От него не ускользнуло, что дольше, чем с другими, она разговаривает с высоким и уверенным в себе иностранцем. Он был безукоризненно модно одет: костюм, лакированные ботинки, свежие перчатки. В его аккуратно подстриженных рыжеватой шевелюре и бакенбардах блестели нити седины, хотя вряд ли ему было больше тридцати пяти лет. Лицо этого иностранца можно было назвать красивым, если бы не ослепительная, но какая-то фальшивая, словно приклеенная, улыбка. Панчулидзев видел этого человека во время церемонии и уже тогда заметил заинтересованные взгляды Полины, брошенные в его сторону.
Полина и этот элегантный иностранец стояли чуть в стороне от американцев. Это были знакомые Панчулидзеву коренастый бригадный генерал Лоуэлл Руссо и новый комендант гарнизона генерал-майор Джордж Дэвис, обладающий по-мужицки окладистой бородой и непомерно высоким ростом. Генералы почтительно беседовали со скрюченным старичком в смокинге – мистером Гутчинсоном, президентом компании «Гутчинсон, Коль энд компани». Его облик с выпуклыми, совиными глазками напомнил Панчулидзеву санкт-петербургского сенатора. Впрочем, наверное, все богатые старики похожи один на другого.
Отметив про себя такое сходство, Панчулидзев тут же уставился на Полину и её собеседника. Он появился в зале позже других и не был представлен Панчулидзеву. Это ещё больше разжигало в нём чувство ревности и неясной тревоги.
Не в силах лицезреть явное кокетство своей ветреной подруги, он стремительно подошёл к ним. Разговор вёлся на английском.
– Every acquisition is loss and every loss is an acquisition…[67] – мягко округляя окончания слов, говорил иностранец.
– Дорогая, представьте меня вашему новому знакомому, – произнёс Панчулидзев, буквально втискиваясь между Полиной и её собеседником. Отчаянье, прозвучавшее в его голосе, только насмешило Полину.
– Это мистер Джон Несмит. Оказывается, нужно не более пяти минут, чтобы стать гражданином Северо-Американских Соединённых Штатов. Это послабление сделано нарочно для тех, кто сейчас находится на Аляске и не пожелает в будущем возвращаться в Россию. Вся процедура только в том и заключается, чтобы привести в американскую комендатуру двух свидетелей. Они должны под присягой удостоверить, что такой-то или такая-то действительно находились здесь при перемене флага и что считают рекомендуемых порядочными людьми. После этого новым американским гражданам, конечно, надо отречься от верности российскому государству, пообещать, всеми силами поддерживать конституцию своей новой страны, поднять правую руку и сказать только: «I swear», то есть «Клянусь»! Представляете, князь, что такое настоящая демократия! Повторяйте за мной: «I swear!»
– Я не попугай, чтобы повторять чужие слова. У меня и своих собственных довольно. Но вы забыли меня представить, графиня…
Полина снова заговорила с Несмитом по-английски.
Панчулидзев свирепел всё больше и больше. Он собрал воедино все знакомые английские слова и, поглядев на Несмита почти с ненавистью, отчеканил:
– I don't understand you, Sir[68]!
Несмит спокойно выдержал этот взгляд и неожиданно ответил по-русски:
– Простите, князь. Мисс Полина и я решили немного разыграть вас. Я много лет сотрудничаю с Российско-Американской компанией, люблю русских людей и ваш язык. Особенно мне нравится Пушкин. Надеюсь, мы с вами ещё встретимся, – он с достоинством поклонился Полине, Панчулидзеву и отошёл.
Панчулидзев злобно хмыкнул: надо же, ещё один поклонник Пушкина сыскался! И едва Несмит удалился на приличное расстояние, накинулся на Полину с упрёками.
– Passons![69] – строго произнесла Полина и увлекла Панчулидзева в дальний угол гостиной. В стороне от людей она, в свою очередь, пошла в атаку:
– Вы, князь Георгий, ведёте себя, как дрянной мальчишка! Неужели вам не понятно, что всё, что я делаю, направлено лишь на то, чтобы помочь нашему Николя…
– И глазки строите этому Джону или Джеку, шут его возьми, тоже для этого?
Полина укоризненно покачала головой:
– Нет, князь Георгий, вы просто невыносимы! Конечно же, для этого. Да знаете ли вы, кто этот мистер Несмит?
– Откуда мне знать… – более сдержанно сказал он.
– Так слушайте и не перебивайте! Мистер Несмит – младший компаньон Гутчинсона. А именно господин Гутчинсон со своей компанией будет всем владеть на Аляске в самое ближайшее время. Неужели вы думаете, что знакомство с этими господами нам с вами не пригодится?
Панчулидзев слушал её с недоверием.
– Но это не главное, – заговорщицки понизила она голос. – Пока вы дуетесь и ревнуете меня ко всякому столбу, мне удалось узнать нечто важное от княгини Максутовой. Оказывается, и фон Коскуль – родственник главному правителю.
– Каким же это образом? – искренне удивился Панчулидзев.
Полина, довольная произведённым эффектом, сообщила:
– Я вам уже говорила, что капитан Пещуров состоит в родстве с матерью Марии Владимировны и к тому же родня канцлеру князю Горчакову. А фон Коскуль и князь Максутов роднятся по женской линии Врангелей и, значит, связаны кровными узами с нынешним правителем Российско-Американской компании Егором Егоровичем Врангелем, а также и с адмиралом Завойко, одним из членов попечительского совета компании. Адмирал Завойко, в свою очередь, был начальником князя Максутова во время Петропавловской обороны… Вам понятно?
Панчулидзев, честно говоря, ничего не понял. Запутанные родственные связи мгновенно перемешались у него в голове. Но, чтобы не выглядеть в глазах возлюбленной круглым идиотом, он попытался сделать какой-то вывод:
– Что же получается? Канцлер Горчаков и руководство Российско-Американской компании послали комиссарами на Аляску по сути членов одной и той же фамилии?
– Вот именно! И сама продажа Аляски предстаёт в этом свете уже не как дело государственное, а в той или иной степени дело семейное. Я вам об этом давно твержу!
Весь ревнивый пыл у Панчулидзева мгновенно улетучился. Он растерянно обвёл зал глазами. Его взгляд упал на портрет главного правителя, висящий на боковой стене. Лицо князя с раскосыми глазами и другими явно выраженными чертами его далёких кочевых предков было напряжённым. Несмотря на парадный мундир и парадную позу, в которой изобразил его художник, скрытое напряжение чувствовалось во всей его фигуре: