С опрятного вашингтонского вокзала ехали в лакированном, блестящем фиакре. К Несмиту вернулась его обычная самоуверенность. Он ослепительно улыбался, расхваливал Полине американскую столицу и вдруг спросил Панчулидзева:
– Вы слышали что-нибудь об иллюминатах, князь?
– Не приходилось. Но могу предположить, что это какая-то секта.
– О, нет! Это не секта, а особый орден, основанный немецким профессором Адамом Вейсхауптом в 1776 году в Ингольштадте. Первоначально Вейпсхаут рассчитывал создать орден на основе старых масонских традиций, однако позднее счёл «тайны» традиционных масонов слишком доступными для непосвящённых и лишёнными серьёзного содержания. И создал новое масонство.
– И какие цели преследовал Вейсхаупт? – смешался Панчулидзев. В записках Мамонтова масонские ордена были окружены ореолом таинственности. И Панчулидзев не был готов к тому, что Несмит открыто заговорит о масонах.
– Ну, официально целью иллюминатов было объявлено совершенствование и облагораживание человечества путём строительства нового Иерусалима. А фактически Вейсхаупт использовал свою организацию для распространения и популяризации либеральных идей. Он утверждал, что естественный человек по природе своей не является плохим – дурным его делает окружение и, в частности, религия, государство, внешние влияния.
Панчулидзев не сразу нашёлся, что сказать:
– А я с вашим профессором не согласен. Полагаю, что характер человека невозможно исправить никаким воспитанием, как бы ни убеждали нас в противном наследники Песталоцци или этот ваш Вейсхаупт… Конечно, можно научить человека носить приличную маску, но сущность человеческая остается прежней – греховной и страстной.
– Я и не настаиваю, а только излагаю вам позицию профессора. Его идеи в Америке и сегодня весьма авторитетны. Неужели это вам не известно, князь?
Полина тут поддакнула:
– Продолжайте, продолжайте, Джон. А вы, князь, как всегда умничаете! Прошу вас, перестаньте и, пожалуйста, не перебивайте!
– Таким образом, по мнению профессора, – продолжал Несмит, – если человек будет освобождён от давления общественных институтов и начнёт руководствоваться исключительно холодным рассудком, то проблемы морали отпадут сами собой.
– Простите, но как же совесть? В конце концов, как же страх Божий? – не сдавался Панчулидзев.
– Это всё старые догмы. Может быть, в Старом Свете они ещё и кажутся нерушимыми, а у нас идеи Вейсхаупта оказались очень кстати и во многом легли в основу нашего государства. Президенты Вашингтон и Джефферсон открыто заявляли о своих симпатиях лично Вейсхаупту и к созданному им ордену. Более того, говорят, что оба президента сами были иллюминатами. И архитектора для будущей столицы нашли в своей среде.
Панчулидзев почувствовав себя не в своей тарелке. Для него масоны по-прежнему оставались чем-то вроде чернокнижников, нигилистов, врагов православия и монархии. Одно упоминание о них в России повлекло бы полицейское преследование.
Несмит говорил о таинственном ордене как о чём-то само собой разумеющемся и, похоже, не испытывал при этом никакого страха:
– Обратите внимание, господа, сколько масонских знаков вокруг. Звёзды, колоны, пирамиды, Всевидящее Око… На каждом приличном строении Вашингтона они есть в том или ином виде. Проектируя город, Пьер Шарль Ланфан – архитектор Вашингтона, постарался, чтобы символы таинственного ордена были запечатлены не только в орнаментах строений, но и в очертаниях улиц, площадей и скверов.
Панчулидзев крутил головой, силясь отыскать все эти знаки на фасадах домов. Красоты Вашингтона стали казаться ему совсем не такими привлекательными, город приобретал некие зловещие и враждебные черты…
Полина, напротив, искренне восхищалась всем, о чём рассказывал Несмит.
– И где же эти знаки?
– Представьте, мисс, карту Вашингтона. На ней Капитолийский холм со зданием Конгресса, Белый дом, виллы сенаторов Керри, Рассела, Шелдона образуют очертание Всевидящего Ока – главного символа ордена Вейсхаупта, а окружающие их кварталы – пирамиду. В планировке улиц тоже без особого труда можно найти несколько звёзд и треугольников… Скажу вам больше, символы иллюминатов есть и на наших государственных атрибутах. Скажем, золотые звёзды на флаге и гербе. А на обратной стороне государственной печати Северо-Американских Соединённых Штатов – изображение недостроенной пирамиды со Всевидящим Оком. Пирамида окружена латинскими надписями «Annuit Coeptis» и «Novus Ordo Seclorum»…
– «Время начал» и «Новый вековой порядок»… – машинально перевёл Панчулидзев.
– Совершенно верно. Правда, первую фразу переводят ещё как «Он содействовал нашим начинаниям». Думаю, эти слова можно напрямую отнести не только к Вейсхаупту, но и к основателям Штатов. Есть ещё один аргумент в пользу этого. В основании пирамиды на Большой печати указана дата: «MDCCLXXVI – 1776». Но ведь это не только год принятия Декларации Независимости нашей страны, но и время основания «Общества баварских иллюминатов».
– Не поверю, чтобы тайное общество так себя демонстрировало, – покачал головой Панчулидзев: – Какие же тогда могут быть у него тайны?
– Не всё очевидное так очевидно, князь. Некоторые тайны лучше всего хранить, являя их миру. Особенно если главные члены тайного общества и составляют верховную власть в государстве. Скажите, мисс, – обратился он к Полине, – какой главный символ власти? – сам ответил: – Деньги! Конечно же, деньги! Так вот все знаки ордена иллюминатов можно увидеть и на наших деньгах, – Несмит извлёк из кошелька однодолларовую купюру. – Смотрите сами, господа…
Полина повертела в руках банкноту и передала Панчулидзеву. Он уставился на купюру, словно увидел впервые. Всё было точно так, как говорил Несмит, – символика иллюминатов украшала обе стороны купюры.
«Но зачем он мне рассказывает о масонах? Всё это похоже на провокацию… Наверное, Полина разболтала ему что-то про Николая… Или здесь, в своей столице, Несмит даёт мне понять, что ему бояться нечего?» – Панчулидзев вдруг заметил на мизинце Несмита золотую печатку с треугольным черным камнем в центре. Его пронзила догадка.
– Вы рассказываете обо всём этом с такой уверенностью, как будто сами – масон…
Несмит рассмеялся:
– Нет, дорогой князь, я – не масон, я – бизнесмен.
– А разве в Америке это не одно и то же?
Несмита это утверждение рассмешило ещё больше. Вслед за ним заливисто рассмеялась Полина.
Панчулидзев посмотрел на них с недоумением, не понимая, что такого смешного он сказал, и продолжал настаивать:
– И всё же, сэр, ответьте мне на мой, может быть, наивный вопрос прямо: вы – член ордена иллюминатов?.. Коль скоро вы обо всём говорите столь откровенно, должно быть, и членство в вашем ордене – вовсе не тайна…
Несмит резко оборвал смех и сказал назидательно:
– Признавший себя масоном публично, князь, уже по одному этому обстоятельству больше таковым не является, – и до самого отеля не проронил больше ни слова.
…Они устроились в роскошном отеле «Уиллард» на центральной Пенсильвания-авеню. Три номера располагались на втором этаже. При этом номер Полины, как будто случайно, оказался между номерами Несмита и Панчулидзева.
Расставшись с попутчиками, Панчулидзев, даже не распаковав чемодан, отправился по адресу, полученному от Остен-Сакена. После всего услышанного от Несмита о масонах, он счёл лучшим сначала поговорить с Николаем Мамонтовым с глазу на глаз.
Дом, где снимал квартиру Мамонтов, оказался в десяти минутах ходьбы от отеля, чуть в стороне от величественного Смитсоновского замка и Национальной библиотеки.
Отыскав двухэтажный особнячок, Панчулидзев с замиранием сердца дёрнул за шнур серебряного колокольчика. Открыла дверь чернокожая горничная в накрахмаленном переднике и чепце.
Панчулидзев спросил её о мистере Мамонтове. Горничная ответила, что не знает такого и спросит у хозяйки. Она пригласила Панчулидзева войти, приняла у него шляпу и трость.
В уютной небольшой гостиной вскоре появилась обаятельная, улыбчивая старушка в старомодном платье с шуршащим кринолином, в таком же, как у горничной, накрахмаленном чепце, из-под которого виднелись седые кудряшки.
Панчулидзев представился. Старушка назвала себя миссис Картер.
– Да, мистер Мамонтоф жил у нас, – смешно выговаривая фамилию друга, сказала она. – Он был очень хороший постоялец: скромный и чистоплотный. И главное, не водил женщин. За полгода – ни одной! – тут она по-пуритански сложила руки на груди. Однако спустя мгновение рассмеялась. – Ах, о чём это я? Такой красавец, этот ваш Мамонтоф. У него такой грустный и глубокий взгляд. Чувствуется, что он из хорошей семьи. Очень, очень обидно, что он так и не успел познакомиться с моей внучкой. Мисс Эн, она тоже такая милочка, такая душка, и всё ещё не нашла себе жениха…
– А где же теперь Николай? Где Мамонтов? – Панчулидзеву не терпелось скорее узнать о друге.
Миссис Картер развела руками:
– Я сама очень удивилась, когда узнала, что он уезжает. Ничего не предвещало этого отъезда. Он так быстро собрался и так поспешно уехал, словно за ним гнались. Правда, не стану гневить Господа, мистер Мамонтоф отдал мне все причитающиеся за квартиру деньги, и даже заплатил немного вперёд… Ничего худого о нём сказать не могу. Очень воспитанный молодой человек… – видно, что старушке и впрямь было жаль потерять такого жильца.
– Но куда он уехал и надолго ли, миссис Картер?
– Об этом я ничего не знаю, мистер…
Панчулидзев вышел на улицу в полной растерянности: все его мечты встретиться сегодня с Николаем лопнули, как мыльный пузырь. Он побрёл в сторону парка, терзаемый мыслями, куда так стремительно уехал его друг.
В парке было чисто. Платаны и дубы давали прекрасную тень. Дорожки посыпаны мелким гравием, хрустящим под башмаками. Панчулидзев, погружённый в свои думы, не заметил, как прошёл через весь парк и оказался на берегу городского канала. Вода в нём была грязной и с тяжёлым, неприятным запахом. Сразу за каналом начинались кварталы бедняков. Низкие, грязные лачуги, кучи отбросов. Между ними сновали люди в лохмотьях. Над некоторыми домами и в яркий день горели красные фонари…