– Мы – американцы, очень дорожим удобствами, даже мелкими… Very comfortable, very convenient[115]. И ни за что не хотим от этих удобств отказываться. Так вот, князь, думаю, всё дело в том, что писать сейчас об Аляске неудобно и не комфортабельно. Ни для президентских газет, ни для их оппонентов… Сделка уже состоялась, а оплата за неё не внесена. Для команды президента – это хорошо. Он приобрёл для страны новые земли и ничего не отдал взамен. Для оппонентов Джонсона молчать об Аляске – тоже хорошо. У них есть в запасе аргументы против президента и его сторонников на осенних выборах. Вспомните, как в картёжной игре: когда на кону высокие ставки, очень полезно иметь козырный туз в рукаве…
– Но как же наше соглашение?.. Ведь в нём прямо говорится, что деньги за Аляску должны быть переданы России не позже чем в десятимесячный срок… – выпалил Панчулидзев и тут же прикусил язык, боясь, что Несмит и Полина начнут расспрашивать, откуда он знает подробности договора.
Но Полина была занята пережёвыванием ростбифа, а Несмит не обратил внимания на его мгновенное замешательство.
– Князь, разве вы не знаете, что дипломатия – это обещания, а реальная жизнь зачастую сводится только к объяснениям, почему обещания остались невыполненными…
– Дьях, цховрэба а сетия…[116] – пробормотал Панчулидзев и сменил тему разговора.
Однако совсем неожиданно этот разговор получил своё продолжение через пару дней, когда Панчулидзев уже порядком подзабыл о нём.
Несмит, столкнувшись с ним в холле отеля, прямо спросил:
– Вы хотите побывать в нашем Конгрессе, князь? Вы наконец увидите, что значит американская демократия в действии. Тем паче на заседании будет обсуждаться вопрос, который, как я понял, продолжает волновать ваше воображение…
– О чём вы говорите?
– Ну как же, князь? О выделении денег правительству Соединённых Штатов по договору о покупке Аляски. Так вы хотите присутствовать при этом событии?
– Конечно, хочу. Но разве такое возможно?
– В Америке возможно всё, – Несмит не скрыл самодовольной усмешки. – Я же говорил, что если у тебя есть деньги, значит, есть и друзья. А верные друзья проведут, куда захочешь… – Несмит покрутил золотой перстень на мизинце.
– Кто себе друзей не ищет, самому себе он враг… Так говорил один поэт, – сердце у Панчулидзева забилось учащённо, как будто в Конгрессе будет решаться его судьба.
– Ол райт! Верно подмечено, – согласился Несмит и добавил: – Кстати, насколько мне известно, завтра в Конгрессе должен быть и русский поверенный барон Стекль. Вы, кажется, ещё не знакомы с ним?
– Не имел чести быть представленным, – пробормотал Панчулидзев.
– Вот и познакомитесь заодно.
Несмит на прощание крепко пожал Панчулидзеву руку:
– Да, князь, у нас с вами будет пропуск в ложу для газетчиков. Место, конечно, не самое престижное, но на безрыбье и рак рыба. Кажется, так говорят русские. В девять утра жду вас у входа и попрошу не опаздывать…
Здание Конгресса, чей чугунный купол с подножия Капитолийского холма много раз разглядывал Панчулидзев, вблизи потрясало воображение величием и архитектурной строгостью.
Поднимаясь по ступеням в зал заседания, Несмит то и дело почтительно здоровался. Мужчины в смокингах и дорогих костюмах отвечали ему, как старому знакомому.
В ложе Панчулидзев и Несмит оказались вместе с представителями газеты сторонников президента Джонсона. Оппозиционных журналистов в зал не допустили.
Панчулидзев с интересов разглядывал собравшихся, в основном немолодых и состоятельных.
– Посмотрите, вот и ваш посланник барон Стекль, – Несмит кивнул в сторону правительственной ложи.
В ложе Панчулидзев увидел уже знакомого ему Бодиско и статного, представительного мужчину. Стекль уселся в кресло, услужливо подвинутое ему Бодиско, и поднёс к глазу монокль, разглядывая присутствующих. Панчулидзев поспешил отвести глаза в сторону.
Раздался серебристый звук колокольчика.
– Заседания палаты представителей Конгресса Северо-Американских Соединённых Штатов объявляю открытым, – важно объявил председательствующий с вытянутым, лошадиным лицом и белыми бакенбардами. – Вопрос, который выносится на обсуждение, носит международный характер. Посему на заседание приглашены члены сенатских комитетов по иностранным делам и внешней политике. Прошу вас, мистер Бэнкс… – обратился он к сидящему в первом ряду сухопарому джентльмену в смокинге.
– Николас Бэнкс – председатель комитета по иностранным делам, – тут же просветил Панчулидзева Несмит.
Горбоносый, как ястреб, Бэнкс вышел за трибуну, окинул зал орлиным взором и сказал:
– Господа, президент Соединённых Штатов Эндрю Джонсон направил нам письмо для принятия решения по расчёту с Российской империей. Считаю своим долгом напомнить вам, что в июне прошлого года обе палаты Конгресса ратифицировали соглашение о приобретении Аляски с прилегающими островами. Согласно договору надлежит выплатить Российской империи семь миллионов двести тысяч долларов из бюджета Соединённых Штатов. Исходя из этого мы, члены комитета по иностранным делам, обращаемся к членам палаты представителей Конгресса о выделении этой суммы правительству в самое ближайшее время… У меня всё, господин председательствующий.
– Благодарю вас, мистер Бэнкс, – председатель благосклонно наклонил голову и обратился к конгрессменам: – Джентльмены, приступаем к обсуждению. Прошу вас…
Руку поднял седовласый старик из второго ряда.
Несмит прокомментировал:
– Это один из основателей республиканской партии сэр Тадеуш Стивенс. Главный политический оппонент президента и его компании… Это ему принадлежит знаменитая формула, которую выдвинули республиканцы при освобождении негров: «Сорок акров и мулл». Он считает главным делом своей жизни борьбу с рабовладельцами Юга. Думаю, сейчас, князь, начнётся потеха. Стивенс непременно уведёт всё собрание в сторону…
Председатель, явно недовольный тем, что первым собрался выступать Стивенс, поднял колокольчик, желая запретить ему выходить на трибуну, но ограничился предостережением:
– Мистер Стивенс, убедительно прошу вас не отклоняться от вопроса, вынесенного на обсуждение…
Старый аболиционист, очевидно, уже очень больной человек, с трудом вышел к трибуне, облокотился на неё и заговорил с отдышкой, но гневно и громко:
– Мы не можем говорить ни о каких выплатах правительству, пока собственность в сумме двух миллионов долларов, конфискованная у главных мятежников на Юге и переданная им распоряжением президента, не будет возращена обратно. Задумайтесь, джентльмены, семьдесят тысяч плантаторов владеют сегодня тремястами девяноста четырьмя акрами плодородной земли. Пока мы не лишим этих мятежных господ их экономического, а значит и политического влияния, пока вновь не конфискуем у них все земли, результаты Гражданской войны остаются под большим вопросом…
– Сэр, мы сегодня обсуждаем не наши внутренние вопросы, а проблемы внешней политики, – одёрнул Стивенса председательствующий.
– Мы, члены республиканской партии, настаиваем, чтобы депутаты в Алабаме, Флориде, Джорджии и Луизиане, а также в Северной и Южной Каролинах ратифицировали 14-ю поправку к Конституции. В противном случае предлагаю ввести в этих штатах режим военного управления… – резко закончил речь Стивенс и спустился в зал.
Республиканцы дружными аплодисментами проводили своего старейшину.
Слово попросил конгрессмен Робинсон.
– Он представляет в палате демократическую партию, – шепнул Несмит.
Робинсон был грузен и краснолиц. Он заговорил горячо и торопливо, словно боялся, что его остановят:
– Господа, внешняя политика нашего президента Джонсона полностью отвечает интересам американского народа. Америка для американцев! Это наш лозунг, и мы никогда не отступим от него! Завладев Аляской, мы не должны останавливаться. По предопределению всемогущего бога не только Аляска, но и Канада должна стать неотъемлемой частью наших Штатов.
Демократы дружно захлопали. Республиканская часть Конгресса хранила молчание.
Робинсона поддержал ещё один конгрессмен-демократ Майнард:
– В крови каждого настоящего американца с того самого момента, когда он только ступил на землю нашего континента, пульсирует дух экспансии, если хотите, агрессии. Именно этот отличительный дух пионера, покорителя диких земель, позволит в будущем сделать нашу республику владычицей всего мира.
Этому оратору зааплодировал уже весь зал.
Снова встал со своего места Стивенс и попробовал вернуть разговор к проблемам реконструкции.
Но патриотический порыв уже обуял большинство собравшихся. Панчулидзев скосил глаза на Несмита. Тот смотрел на происходящее как на захватывающее театральное действо. Его явно вдохновляло всё творящееся в зале.
А на трибуну взошёл следующий оратор. Он патетически воскликнул:
– Джентльмены! В целях симметричности территории Соединённых Штатов нам пора подумать о захвате всей Мексики. Ибо у меня есть достоверная информация, что эта страна всё более и более тяготеет к нам…
– А это кто? – спросил Панчулидзев.
– Конгрессмен Най от Южной Каролины. А сейчас будет выступать бывший вице-президент Конфедерации южан, а ныне сенатор от Джорджии Александр Стефенс. Вот видите, князь, у нас не преследуют бывших противников…
«Конечно, не станут преследовать, – подумал Панчулидзев, – когда бывшие противники дуют в ту же трубу, что и победители…» Но спорить с Несмитом не стал. Прислушался к очередному спикеру.
– Господа, господа! Мы не должны забывать и о Гаваях, и о других странах, которые могут представлять жизненный интерес для американского народа… – возвысил голос Александр Стефенс. – Например о Корее.
«Вот уж поистине, где Кура, где мой дом?» – Панчулидзеву пришла на ум поговорка отца. – Этак весь мир скоро станет предметом жизненного интереса милых американских друзей!»