Юрий встал и начал одеваться. Валенс остался за столом и за это время успел записать в его блокнот почти все задания. Вышли они вместе. У парадного их ждала машина. Валя не взглянула на Крайнева. Даже на директора она не обратила ни малейшего внимания.
«Норовистый шофер», — подумал Юрий.
Они сразу быстро поехали, и ветер, как всегда, вдохнул в сердце Юрия ощущение счастья. Он чему-то улыбался, и Валенсу жаль было прерывать течение его мыслей.
Завтракали в маленькой столовой института. Среди присутствующих Ганны не оказалось, и Юрий почувствовал себя удивительно одиноким. Молчание становилось невыносимым. Он должен с кем-нибудь говорить о Ганне, а лучшего собеседника, чем Валенс, нечего было и искать. Во всяком случае, можно полностью положиться на его скромность. И Юрий говорил, говорил с увлечением, и Валенс неожиданно обнаружил в себе отцовские чувства. Это даже несколько удивило директора.
А Юрий рассказывал о том, как вчера у них каждые пять минут портилась машина и как он разоблачил Валю. Когда Валенсу надоело слушать и кофе было выпито, он спросил грубовато и добродушно:
— Словом, когда свадьба?
— Свадьба? — Юрий вдруг поперхнулся. — Откровенно говоря, я еще не знаю, будет ли вообще свадьба. Тут еще ни черта не ясно… — неожиданно заключил он, и лицо его стало сумрачным.
— Однако, мы заговорились, — резко изменил направление беседы Валенс и поднялся. — Времени осталось в обрез, а тебе еще надо взять некоторые материалы.
И он пошел, легко неся крутые плечи, плотно обтянутые зеленым сукном военного костюма.
Очутившись в своем кабинете, Юрий вызвал лабораторию. Оттуда ответили, что товарища Ланко сегодня на работе не было. Он в отчаянии положил трубку.
«Где ее искать теперь? А может быть, она еще придет в институт?» — Эта мысль успокоила Крайнева, и он стал готовиться в дорогу. За полтора часа до отхода поезда он позвонил снова, но из лаборатории ответили то же самое— Ганны не было.
Юрия это вывело из равновесия. Он вдруг начал на всех срывать свою досаду, хотя никто ни в чем не был виноват.
Провожать его вышел чуть ли не весь институт. Друзья любили Крайнева, и у входа собралось много народа.
На вокзал ехали втроем — Валя, Ярина Михайловна Мороз и Юрий. Ярина Михайловна была довольно известным для ее лет химиком, работала с Крайневым уже давно, и Юрий часто пользовался ее прекрасным знанием языков.
Яриной Михайловной ее называли только в шутку. Все друзья звали просто Яринкой, да иначе и нельзя, было называть эту маленькую веселую круглолицую девушку.
Они приехали на вокзал минут за десять до отхода поезда. Все это время Юрий нервно шагал по перрону, ожидая — не придет ли Ганна.
Когда он выходил из машины, Валя демонстративно отвернулась от него и долго жала руку Яринке. Крайнев усмехнулся.
Перед самым отходом пришел Валенс. Он обнял Юрия, но сказать ничего не успел. Неожиданно подбежал инженер Орленко и протянул Яринке огромный букет красных тюльпанов. Она счастливо улыбнулась и тоже ничего не успела сказать. Поезд тронулся.
Юрий стоял на подножке, выше проводника, и смотрел на перрон. Вот уже он кончается… Вот уже проплывает последняя колонна…
Юрий вздрогнул: за колонной стояла Ганна. Лицо ее было бледным, напряженным, глаза горели особенно ярко.
Увидев Юрия, она сделала шаг вперед, будто хотела что-то сказать на прощание.
У Крайнева захватило дыхание. Он помахал рукой, но в этот миг Ганна уже скрылась из глаз. Поезд набирал скорость.
Взволнованный, Юрий вошел в купе и несколько минут молча стоял у двери. Потом коротким движением, словно сбрасывая с плеч тяжесть, скинул пиджак, сел на диван и сказал Ярине Михайловне, что до конгресса им придется много поработать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Международный конгресс по вопросам изучения стратосферы собрался в старинном здании Сорбоннского университета. По длинным коридорам ходили люди, имена которых были известны всему миру. Это были прославленные ученые, конструкторы, пилоты. Здесь же находились представители генеральных штабов почти всех великих держав. Тут же вертелся целый рой жадных до новостей журналистов.
Советские делегаты всегда приходили точно к началу работы. Они входили и неторопливо занимали свои места. Они старались не привлекать к себе особого внимания, но глаза всех присутствующих, словно в диковинном фокусе, были направлены на места советской делегации.
Докладчики, высказав какой-нибудь новый тезис или закончив доклад, как бы невзначай бросали взгляд в сторону. советских ученых. В кулуарах то и дело повторялась фамилия Крайнева. Его фотографировали чаще других, несмотря на то, что он был самым молодым из прославленных ученых, присутствовавших на этом конгрессе.
Его знали по нескольким чрезвычайно удачным полетам на стратостатах и субстратостатах. Кроме того, ходили слухи, будто ему удалось сконструировать и даже построить реактивный самолет. То обстоятельство, что при всем этом доклад Крайнева не значился в программе конгресса, вызывало у многих ученых искреннее недоумение и недовольство.
У самого Крайнева о конгрессе складывалось неприятное впечатление. Тут не было, да и не могло быть дружеского сотрудничества. Докладчики излагали общеизвестные истины, и казалось, будто основная цель их доклада состоит в том, чтобы не сообщить ничего нового. Каждый хотел рассказать поменьше, а узнать побольше. Это создавало неприятную атмосферу напряженности, чуть ли не враждебности. Крайнев поделился своими впечатлениями с товарищами, и все согласились с ним.
Пребывание на конгрессе оказалось отнюдь не таким полезным, как представлял себе Крайнев. Однако все-таки интересно было посмотреть на знаменитых ученых, послушать, как хитро и осторожно знакомят они со своими работами.
Когда, наконец, конгресс закрылся, Крайнев с наслаждением подумал, что через пять дней будет в Киеве.
Вдвоем с Яринкой они ходили осматривать город. Поднимались на Эйфелеву башню и смотрели па Париж сверху. Спускались в темные сырые туннели подземки, которую нельзя было даже сравнить с московским метро, долго ходили по ночному призрачно освещенному Парижу.
Но даже гуляя по городу, Крайнев ни на минуту не забывал о Киеве, о своей работе и особенно о КЖ-9. С нетерпением ждал он минуты отъезда. Советская делегация должна была еще посетить Бельгию, но Юрин от поездки отказался.
Через три дня после закрытия конгресса Крайней и Яринка должны были вылететь из Парижа на советском самолете, который возвращался в Москву без пассажиров.
Яринка и Крайнев приехали на аэродром Ле-Бурже за полчаса до восхода солнца. Проезжая в автомобиле по улицам и площадям полусонного Парижа, они отметили, что в этот час город особенно красив в своей тихой, почти торжественной величавости. Над высокими домами висела предрассветная мгла, утренний воздух был прохладен и свеж. Город казался на диво уютным.
На аэродроме, возле небольшого самолета с красными звездами на крыльях, стоял высокий парень в летном комбинезоне. Кожаный шлем он держал в руке. Свежий ветер трепал его светлые волосы. По лицу пилота видно было, что он очень раздражен. Про себя он тихо, но ожесточенно бранился.
Юрий подошел к нему и протянул руку.
— Доброе утро!
— Здравствуйте! — ответил пилот. — Только утро, по-моему, совсем не доброе, потому что никуда мы не полетим.
Заболел бортмеханик, а без него не выпустят. Нашел где болеть!
Пилот даже сплюнул с досады. Он должен был лететь в большой арктический перелет, а задержка с механиком могла испортить все дело.
— Не могу ли я заменить вашего бортмеханика? — улыбаясь и любуясь искренним возмущением пилота, спросил Юрий.
— Вы? — пилот пренебрежительно оглядел Юрия с головы до ног. — А кто вы?
— Моя фамилия Крайнев, — спокойно отрекомендовался Юрий.
Пилот вздрогнул и покраснел как мак.
— Простите, пожалуйста, — смущенно пробормотал он. — Я не узнал вас сразу. Это моя проклятая невнимательность: ведь во всех газетах помещены ваши портреты. С таким бортмехаником, как вы, я полечу хоть на Северный полюс.
Через четверть часа дело было улажено, паспорта и чемоданы проверены, и самолет с пилотом Марком Волохом, бортмехаником Крайневым и единственным пассажиром Яринкой легко оторвался от зеленой травы парижского аэродрома.
Они поднялись в воздух и сразу увидели солнце. Большое, оранжевое, оно выплывало из-за горизонта. Париж лежал под ними, далеко внизу, еще затянутый предрассветной дымкой. Только на верхушке Эйфелевой башни уже золотились первые лучи солнца.
Юрий махнул рукой:
— Прощай, Париж!
Самолет летел на восток, на солнце, и Юрий вспомнил, как недавно он вел машину по шоссе прямо в закат. Было такое впечатление, будто они мчатся на солнце. Но тогда с ним была Ганна… Казалось, все это было очень давно, а между тем не прошло и двух недель.
Волох вел самолет на высоте около тысячи метров. Мотор гудел уверенно и надежно. Земля проплывала под самолетом, напоминая рельефную карту крупного масштаба. Они делали около трехсот километров в час.
Пассажирская кабина в этой машине имела отдельный вход с крыла. С кабиной пилота она сообщалась только маленьким окошечком.
Юрий посмотрел через толстое стекло и засмеялся — Яринка спала в глубоком кожаном кресле, подложив под щеку кулачок. Во сне она казалась маленькой девочкой.
Волох вел машину так уверенно, будто ежедневно летал по этой трассе. На самом же деле он пролетал здесь всего один раз, но этого ему было достаточно: пилот запомнил трассу на всю жизнь. При таком пилоте, как Марк Волох, Крайневу нечего было делать. Он сидел на своем месте бортмеханика, время от времени посматривая то на приборы, то вниз на землю, и мечтал о той минуте, когда, наконец, увидит Киев. Под монотонный рокот мотора Юрий незаметно задремал. Волох его не тревожил.
Юрий проснулся, когда подлетали к Германии. Видимо, ему снилось что-то приятное, потому что он проснулся с улыбкой на губах. Волох, взглянув на него, засмеялся, и несколько минут в кабине пилота было очень весело. Потом Юрий взял карту и начал отыскивать место, над которым они сейчас пролетали, но Волох тронул его за плечо и, показав глазами вниз, сказал: