Тогда чего же мы... — Внезапно он рыгает в ладонь, сдерживая рвоту. — Чего же мы тут стоим? Найди мой бластер и какую-нибудь одежду. Полетели за ней.
Это не так-то просто.
Развернувшись, Джом тычет мозолистым пальцем в лицо бывшего имперца:
Это просто. Всегда было просто.
Не в этот раз, — мрачно отвечает Синджир. — Над планетой собрались все остатки Империи. Тотальная оккупация — примерно как на Акиве, только вдесятеро хуже. В сто раз хуже. Джом, мы даже не знаем, живы ли Джее и Норра. Но мы знаем, что, если туда доберемся, придется врезать Империи изо всех сил. А для этого нужно принять решение. Мы должны закончить войну.
Боюсь, это выше моих возможностей, Синджир.
Вовсе нет. У меня есть план.
Барелл скребет небритое лицо — когда-то аккуратно подстриженные усы и бакенбарды превратились в неровную щетину на щеках и подбородке.
У тебя есть план? Должно быть, гениальный.
Так и есть. Ты ведь теперь трудишься на Сенат?
Гм... угу, в охране.
Вот и хорошо. Как тебе Накадия в это время года?
И все же она садится, когда он предлагает ей стул. Стулне слишком удобен, но она вынуждена признать, что жесткое сиденье сейчас ей вполне подходит.
Вартол устраивается напротив Мон Мотмы, берет со стола чашку и протягивает гостье. В чашке постукивают мелкие костяные скорлупки, внутри которых кусочки сухого, покрытого пылью желтого мяса. Видимо, это еда, — по крайней мере, так ей кажется.
— Нектоды, — поясняет сенатор. — Маленькие ракушки, которые живут на бортах наших кораблей, отфильтровывая съедобную микрофауну. Они способны существовать в космическом вакууме и довольно жесткие, но если их вымочить в маринаде и медленно поджарить на слабом огне, получается неплохая закуска.
Мон доводилось из вежливости пробовать пищу бесчисленных рас — этого требуют приличия, и в этот раз она тоже не разочаровывает собеседника. Взяв костяную скорлупку, она вертит ее в руке. Толвар объясняет, что нужно поднести ее к губам и высасывать мясо из середины, что Мон и делает. Она ожидает, что вкус окажется... в общем, не из лучших — что-то вроде рыбного, мучнистого или грибного, но язык ее окутывает соленая, странно освежающая волна с цитрусовым привкусом.
Сенатор, не глядя, тоже съедает одну ракушку. Крестообразные зрачки его глубоко посаженных глаз как будто анатомируют Мон. Глаза слегка подрагивают, словно гипнотизируя. Слыша его властный низкий голос и глядя в его калейдоскопические зрачки, она начинает понимать, почему он столь популярен. Приходится признать, что незримая мантия властителя вполне ему впору.
«Знаешь, а ведь он может и победить... И что ты тогда будешь делать? Куда подашься? Какую роль будешь играть, Мон?»
От неприятных мыслей ее отвлекает лязг отсоединяемого от корабля топливного шланга. Двигатели оживают, и корабль начинает подниматься.
__ Сомневаюсь, что это банальный визит вежливости, — говорит Вартол.
- Он таковым и не является.
- В любом случае это довольно нетипично.
- Отнюдь. Что странного в том, что Канцлер хочет поговорить с одним из своих сенаторов?
- В смысле — с сенатором, который противостоит ей на выборах?
- Несмотря на выборы, у нас есть общие интересы, — улыбается она. — Мы ведь оба хотим блага для Галактики, разве не так?
Нижняя челюсть оришена разделяется надвое, и сужающийся розовый язык облизывает острые зубы с каждой стороны.
Здесь нет зрителей, Канцлер. Мы не в здании Сената. Отбросьте маскарад и говорите прямо — чего вы хотите и почему вы здесь?
Мне нужна резолюция, разрешающая атаковать флот Империи у Джакку.
Имеете в виду ту, которая не прошла?
Не хватило пяти голосов. Всего пяти.
Он бросает в чашку пустую скорлупку нектода. Корабль вздрагивает, покидая атмосферу, и вскоре космос и время словно утекают — корабль совершает прыжок в гиперпространство.
Сами знаете, порой такое случается, — пожимает плечами Вартол. — Голосование не проходит иногда из- за одного, иногда из-за тысячи голосов. Сенат, конечно, пока не настолько велик, чтобы иметь тысячу голосов, но псе впереди. Когда я стану Канцлером, к нам вернутся и Другие планеты.
~ Как вы сами сказали, здесь нет зрителей, так что незачем агитировать меня за свою кандидатуру. Мне хоте- Дось бы поговорить о тех пяти сенаторах: Ашмин Эк, Ри- тало, Дор Ваидо, Грэлка Сорка и Ним Тар. Все они в прошлом голосовали вместе с вами. Все пятеро работали с вами в разнообразных советах и собраниях. И тем не ме- нее, хотя вы голосовали за военное вмешательство, онц голосовали против.
Они не автоматы, — хмурится Вартол.
Да. Но они прислушиваются к вашим намекам.
Похоже, не в этот раз.
И все же у вас есть возможность их переубедить Повторное голосование завтра. — К счастью, действующие правила разрешают ей еще раз поднять вопрос и провести по нему новое голосование. И все это благодаря тому, что разница в голосах слишком мала, — если она составляет менее десяти голосов, механизм повторного голосования запускается автоматически. После этого ее уже ничто не спасет, и третьего голосования не будет, так что ее единственный шанс — свести эти пять голосов на нет. — Собственно, зачем вам вставать на пути прогресса, которого вы так жаждете? У вас есть влияние на тех сенаторов. Воспользуйтесь же им.
Как вы и сами заметили, я голосовал за вашу резолюцию, Канцлер. Я не меньше вас хочу, чтобы все закончилось. Империя должна пасть.
И потому я прошу вашей помощи, чтобы вы убедили тех сенаторов, — говорит Мон.
Помочь вам? Похоже, после Дня освобождения у вас и впрямь помутился рассудок.
Она наклоняется к собеседнику:
Мне казалось, вы говорили, что не меньше меня хотите, чтобы все закончилось, но, судя по всему, это не так. Воистину, вы политик, готовый с радостью поступиться собственными принципами ради победы.
Вам виднее.
Позвольте, я обрисую ситуацию, — холодно начинает она. — Вам известно, что если резолюция не пройдет, то это станет для меня черной меткой, отражающей мою неспособность к руководству. И потому вы убеждаете пятерых сенаторов проголосовать против резолюции, но в то же время защищаете себя, проголосовав за нее, — таким образом, мне нелегко в чем-то вас обвинить, не пытаясь искать во всем некий заговор.
Мне кажется, вы именно его и ищете.
Вы положили свои принципы на алтарь и принесли их в жертву.
Голос Вартола становится более раздраженным. Челюсть его раздваивается, язык дрожит.
Не стоит говорить со мной о жертвах, Канцлер. Ориш знает, что такое жертвы. Ориш знает, что такое отравить себя, ради того чтобы Империя не пожрала нас и нашу планету. Что вам об этом известно? Империя ведь так и не добралась до Чандрилы?
Да, но я добралась до Империи. Я сражалась с ними. Я теряла товарищей.
Но вы не теряли свою планету. Вы могли вести свое сражение. У моего народа такой роскоши не было. Сражение само пришло к нам. Нас поработили. Я смотрел, как нас заковывали в кандалы, как нас били, как начали хищнически лишать планету ее ресурсов. Наша планета, наш народ — все оказались под пятой Империи, пока мы не нашли способ обрести свободу.
Я никогда не отрицала упорства вашего народа.
Отрицали? Нет, вы попросту его не оценили. Вам не понять, что это значит. Я и другие оришены — мастера самопожертвования. Мы знаем цену жертвам. Мы знаем, для чего они нужны.
Так вот, значит, о чем речь? О жертвах? — спрашивает Мон. — Вы готовы обесценить наши военные усилия ради своего собственного завоевания Новой Республики? Пожертвовать собой, может быть, и благородно, сенатор. Но пожертвовать безопасностью всей Галактики? Это неприкрытая агрессия против нас, и я этого не п°терплю!
Толвар встает, нависая над Мон. Она пытается ничем Пе выдать, что ощущает исходящую от него угрозу, — он мог бы с легкостью ее раздавить, а затем выкинуть в космос, и на том все бы закончилось.
Не смейте мне этого говорить. У вас нет на это права. Возможно, правда в том, что меня больше всего заботит судьба возглавляемой вами Республики, — злобно шипит сенатор. — Вы слабы. Ваше правление чересчур бесхребетно и снисходительно. Что и продемонстрировал День освобождения.
Так, значит, вы и правда это сделали. Вы саботировали голосование.
Вартол не садится, а скорее падает на стул.
Не ждите от меня никаких признаний, — не глядя на Мон, почти пренебрежительно бросает оришен. — Я не намерен отдавать жизнь из-за ваших заговорщических фантазий.
Что ж, поговорим о другом заговоре. — Она раскрывает ладонь, покатывая на ней маленькое устройство. Наверху его — крошечный микрофон, а снизу тянется путаница обрезанных проводов.
Что это? — спрашивает сенатор, едва на него взглянув.
Вы сами знаете что. Подслушивающее устройство. Жучок.
Это вы так считаете.
Вы его подсадили.
Слишком серьезное обвинение. Полагаю, оно подкреплено доказательствами? — Вартол машет рукой, которая затем сжимается в кулак. — Да нет, конечно же. Всего лишь очередное голословное заявление от осажденной со всех сторон Мон Мотмы.
Вы все знали. Вы знали, что Империя на Джакку- Вы знали, что двое наших собирались полететь туда на «Соколе Тысячелетия», и помешали им. Гвардейцы, конечно, не признались бы, что это были вы, и они пытались заявлять, что «Соколу» помешала улететь я. Но они слушаются вас. У вас есть власть. Вы повсюду раскинули свои маленькие щупальца.
Вы ничего не можете доказать.
Верно. Не могу. Так что придется действовать старомодным способом — измутузить вас в кровавую кашу. — Ее глаза озорно вспыхивают. — На выборах, разумеется.
Хо-хо, удачи, Канцлер. Ваше драгоценное повторное голосование состоится утром, меньше чем через двенадцать часов. Скоро мы сядем; надеюсь, вы наскребете нужные вам голоса. Но времени все меньше.
Если бы только нашелся способ отложить голосование... — улыбается она.