Триг опять отчаянно замотал головой и заплакал.
– Мне страшно, – громко прошептал он. – Лицо отца…
– Послушай меня, – перебил Кейл. – Это был не отец.
Триг уставился на него.
– Это был кто–то другой. Мы же знаем, какой был отец. Мы помним, каким он был, и это был не он, – он помедлил. – Ты согласен?
– Но…
– Ты согласен?
Триг кивнул.
– Иди. Я догоню.
– Что с тобой будет?
– Мы с доктором Коди догоним вас, когда сможем.
– Обещаешь?
– Обещаю.
Кейл был рад, когда Коди взяла Трига за плечи и развернула его к Соло и вуки. Смотреть на испуганное и опечаленное лицо брата было невыносимо, но Кейл задержал взгляд ещё на мгновение.
– Триг?
Брат обернулся и сверкнул глазами.
– Я люблю тебя, – сказал Кейл.
– Тогда не гони меня.
– Доктор, возьмёшь бластер? – поинтересовался Соло.
– Ты дашь мне свой бластер? – удивилась Захара.
– Ну, – Хан отвёл взгляд. – Сама знаешь, если эти твари выберутся из шахты…
– Ничего, обойдусь.
– Уверена?
Она кивнула.
– Мы здесь долго не задержимся, – она глянула на Трига. – А с тобой ещё увидимся.
Кейл проследил за выражением лица брата, но Триг ничего не ответил и даже не кивнул. Он ушёл за Ханом Соло и Чубаккой.
Глава 28. Незабываемое
Они молча пошли по ангару.
Хан шёл первым, бластер болтался у него на боку. Казалось, они с Чубаккой знают, куда идти, так что Триг лишь сонно семенил следом. Вуки то и дело оборачивался, фыркал или ворчал, будто нюхал воздух и ему не нравился запах. В таких случаях Хан говорил: «Да, знаю», – но продолжал идти вперёд.
Тишина висела над ними чёрным облаком. Единственным звуком были шаги и эхо этих шагов от просторного стального пола, да скрип звёздного разрушителя в чёрном вакууме космоса. Больше никаких звуков не было вообще, что только подчёркивало размеры корабля и бесконечность окружающей его пустоты.
Триг всё это ненавидел.
В этой тишине его разум начинал блуждать, и «блуждать» ещё мягко сказано. Мысли просто дичали, носились в голове туда–сюда, будто сумасшедший, который порешил свою семью и останавливался то там, то здесь, чтобы покумекать над тем или другим результатом дел своих рук.
Откуда у меня такие мысли?
Ответ был хорошо известен.
Он вспомнил тварь, которая кинулась на него из спасательной капсулы. Он так и не рассказал о ней никому, даже брату. Эта тварь когда–то была заключённым, человеком, на нём была тюремная роба, но обстоятельства превратили его в нечто совсем иное. Одутловатое мёртвое лицо и впавшие чёрные глаза уже лишь отдалённо напоминали человеческие, а в злобном рычании, с которым она выпрыгнула из капсулы, и вовсе не было ничего человеческого. Тварь целилась ему в горло, и только благодаря быстроте реакции Трига ей не удалось осуществить свои намерения.
Он бросился в коридор и нырнул в техническую шахту, уцепившись за внутреннюю стену, а тварь упала вниз с безумным завывающим криком. Цепляясь за стену немеющими пальцами, Триг слышал, как тварь с хрустом ударилась о дно шахты – её лёгкое дыхание сорвалось, но, продолжая испытывать голод, она ещё карабкалась вверх, чтобы достать его.
Триг всё вспоминал этого заключённого, как бы страшны ни были воспоминания, и понимал, что главное – не думать о другом.
О другой твари, которая хромала по станции пилотирования к стыковочной шахте.
Той самой, с лицом отца.
То лицо, тоже распухшее и обвисшее, свисало с черепа, как плохо подогнанный противогаз, растянутый по линии глазниц. Эта картинка всё не выходила у Трига из головы. Он вспоминал, как это лицо улыбнулось ему, будто узнав. И всех остальных: стражников и заключённых.
«Это не отец, – повторял он себе. – Кейл сказал, что это не он, и ты мог сам в этом убедиться. Отец умер, ты с ним простился. Кем бы ни была эта тварь, это не отец».
И он почти поверил самому себе.
Почти.
Если не вспоминать глаза.
У отца самыми запоминающимися были глаза: тускло–синие радужки с золотистыми крапинками, тёмные проницательные зрачки, подвижные и ясные. Они выхватывали тебя, и тебе казалось, будто кроме тебя никого больше нет. Триг любил разговаривать с отцом. Отец умел рассмешить его одним взглядом.
У той твари были глаза отца.
Услышав позади в главном ангаре разрушителя какую–то возню, Триг резко обернулся. Он чувствовал, как кровь пульсирует в кончиках пальцев. Но там ничего не было, только широкий и плоский дюрастальной пол, а далеко позади, на другом краю, почти теряющиеся из виду съёжившиеся фигурки брата и доктора Коди.
«Я схожу с ума», – подумал он. Эта мысль совсем не напугала его. Наоборот, Триг почувствовал некоторое облегчение. За последние несколько дней он совсем потерял контроль над реальностью, и видения только усугубляли положение. Сумасшедший – почему бы нет? А что ещё думать, если мертвецы встают и впиваются тебе в шею?
А если мертвецом был твой отец?
Но Кейл сказал…
«Кейл ошибся, – пробормотал Триг, – просто ошибся». И он кивнул своим словам, ведь быть сумасшедшим значит иметь право говорить правду. Больше не надо притворяться, что ты в порядке, и это хорошо.
Он опять услышал тихую возню позади и резко обернулся, но ничего не заметил. Брата и доктора Коди больше не было видно – расстояние и недостаток освещения поглотили их очертания. Или преследующие твари уже их съели, и они умерли; что означало новую встречу вскоре, ведь так?
В конце концов болезнь вернёт их. Может быть, она всех возвращает.
Тригу казалось, будто он погружается в тёплую глубокую ванну. Слух притупился, в глазах помутнело, по доку побежали глубокие тени. Неудивительно, что Империя бросила звёздный разрушитель здесь, во всеми забытом углу галактики. Эта болезнь была страшнее всего, о чём он когда–либо слышал. Дарт Вейдер со своими неисчислимыми армиями казался невинным по сравнению с этой заразой. Триг размышлял, и ему хотелось одновременно блевать и смеяться, потому что так вели себя сумасшедшие, когда их отцы возвращались из мёртвых и нападали.
– Парень? Эй, парень…
Он заметил, что остановился. Перед ним стоял Хан Соло и смотрел на него через толстую и неподвижную воздушную подушку. Триг видел, как двигаются его губы, как он хмурит брови, задавая свой вопрос:
– Ты…
Но, хоть убей, Триг не мог понять, что же Хан говорит. Будто Соло говорил на другом языке. Мужчина стал трясти его за плечи, и мягкий воск, забивший Тригу уши, медленно растаял, прочистив слух.
– …в порядке? – спросил Хан.
При звуке его голоса Триг почувствовал, как застоявшийся воздух вокруг него зашевелился, утратил затхлость, как если бы он только что появился из невидимого кокона и сделал первый вдох. В носу закололо, а горло заболело, будто он проглотил слишком большой кусок. Триг понял, что сейчас опять расплачется. Даже если слёз больше не было.
Хан стоял и смущённо смотрел на него.
– Отец… – только и смог вымолвить Триг.
Хан открыл было рот, но промолчал. Стоявший слева Чубакка пригнулся и обнял Трига – будто обернул в тёплое, немного пахнущее плесенью одеяло. Триг чувствовал, как бьётся сердце вуки. Мягкий успокаивающий рык вырвался из глубины широкой груди. Он медленно высвободился.
– Ладно, – Хан прочистил горло. – Ты в порядке?
Триг кивнул. Это была ложь. Он был не в порядке, совсем не в порядке. Но ему стало лучше. Немного.
Мальчик огляделся. Они стояли у небольших кораблей, которые были видны ещё с другой стороны дока: старые ржавые посудины, использованные спасательные капсулы, захваченные повстанческие корабли и челноки, небольшой кореллийский фрахтовик. Техника лежала кучами вокруг них, как небольшая коллекция космического хлама.
Вуки вопросительно гаркнул.
– Неа, – отозвался Хан, – сомневаюсь, – он ткнул пальцем. – Можем подняться на основную палубу, не отставай.
– Ага, – сказал Триг, так как от него ждали какого–то ответа.
– На капитанский мостик дорога неблизкая. У таких штук дистанции на километры. Но если тут есть двигатель, то мы его заведём.
Триг кивнул, и они продолжили свой путь.
Где–то позади, вдали, раздался новый звук.
Крик.
Глава 29. Волна
Захара дёрнулась в сторону и оглянулась на стыковочную шахту. Доносящиеся изнутри крики были просто нечеловеческие. То был острый и полный ненависти визг сотен голосов: «И–и–и–и–и…» Математические склонности требовали начертить график волны его колебаний. Он давил на барабанные перепонки, потом пропадал вовсе, но вновь появлялся на той же частоте и уровне громкости.
Кейл простонал. Он что–то бормотал. Она пригнулась, чтобы лучше слышать.
– …трежьте её…
Захара посмотрела на него, удивлённая тем, что разобрала из его слов. А если бы не разобрала – то вот он, в полном сознании, смотрит в глаза и показывает на перебинтованную ногу.
– Доктор, пожалуйста. Вы должны её отрезать.
Поднялась новая волна криков: «и–и–и–И–И–И–и–и–и…» – и Захара переждала, пока звуки утихнут.
– Что?
«и–и–и–И–И–И–и–и–и…»
– Отрежьте её.
«и–и–и–И–И–И–и–и–и…»
– Это необязательно, – ответила она. – Не сейчас.
«и–и–и–И–И–И–и–и–и…»
– Я чувствую, как оно поднимается по мне. Отрежьте её, – его глаза были испуганные, но совершенно ясные. – Пожалуйста, мне плевать на боль. Просто отрежьте её.
«и–и–и–И–И–И–и–и–и…»
– Не могу.
– Тогда убейте меня.
Крики вновь усилились, ещё громче прежнего, звук поднимался и опускался по той же схеме. Это продолжалось в течение всего их разговора. Захара перекрикивала звуки, чтобы Кейл её слышал.
– Твой брат пошёл с Ханом и Чубаккой налаживать связь и искать медикаменты. Поверь, мы выберемся из всего этого. Нога сильно болит?
– Она не болит.
– Что?
– Это другое. Ноге не больно. Я просто чувствую, где отец… где меня укусили, – он широко раскрыл глаза, блестевшие как битое стекло, и она услышала, как воздух свистит у него в носу. Битву с паникой Кейл проиграл вчистую. – Развяжите ногу, чтобы я её видел. Я вам покажу.