Окаменев от сознания полного своего бессилия, они ждали конца.
И тут тётушка Тереза вскричала:
— Мало того, что настал наш последний час, так меня ещё снизу колет что-то! — С этими словами она сердито выдернула из-под себя… метёлку из белых перьев. Тётушка не успела сообразить, что именно она держит в руке, как их настигла погоня.
Эмилия взвизгнула так пронзительно, как ей не удавалось прежде.
Профессор Минорка кудахтал и бил крыльями.
Дорка, защищаясь, подняла флейту над головой.
Тётушка Тереза отчаянно лупила нападающих перьевой метёлкой, затем, грозно взмахнув ею, крутанула над головой и прогремела:
— Ах ты, будь оно неладно! Стоит ли из-за этого на стенку лезть?!
И в этот момент…
В этот момент…
Не знаю я, что делать с этими моментами! Искренне сожалею, но…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
тоже целиком и полностью выпадает.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Тётушка Тереза стояла у прилавка. Под мышкой у неё курица, рядом — племянница. Над прилавком в стройном, чётком ряду висели метёлки из перьев: от курочки рябы, чернушки, пеструшки, отливающие всеми оттенками сине-зелёно-жёлтых цветов. Единственную белую метёлку тётушка держала в руках и пыталась её сторговать.
— Да я согласен отдать её хоть даром, — сказал худенький продавец, сам лёгкий, как пушинка; под голубым халатом на спине какое-то вздутие — то ли небольшой горб, то ли спрятано что-то.
— Задаром?
— Да. Только вы должны пообещать, что не станете размахивать ею, тыкать, как указкой, никогда не выпустите её из рук и будете беречь пуще глаза.
— Обещаю, — самым серьёзным тоном произнесла тётушка Тереза и крепко стиснула ручку метёлки.
— От всей души желаю удачи, — вздохнул лёгкий, как пушинка, продавец.
Тётушка, девочка и торговец молча переглянулись, затем дружно перевели взгляд на курицу, а та, склонив голову набок, косилась на них.
Обменявшись взглядами, все четверо переключили своё внимание на рынок. Продавцы зазывали покупателей, торговки, как и положено, торговались, стараясь не слишком-то сбивать цену, Сласто Баста громогласно расхваливал свои безе и тянучки, а Сорока-младший, обрадовавшись возвращению матушки, сбежал из лавки «Аксессуары счастья».
Медный кран сверкал на солнце и по-прежнему подтекал: вода капала звонко и часто, как весенняя капель.
Тётушка схватила Дорку за руку, они распрощались с щуплым продавцом и отправились домой.
Через пять минут тётушка Тереза бережно опустила курицу на пол балкона, а Дорка исчезла в кухне и вернулась с полными пригоршнями кукурузных зёрен. Рассыпала их по полу, и курица принялась клевать.
Тётушка сняла шляпу и тщательно поправила седеющий пучок. Раздобыла бечёвку и с помощью Дорки крепко-накрепко привязала к балконной решётке метёлку из белых перьев. И лишь потом обратилась к племяннице:
— Как там у нас, кукурузы хватает?
— Два пакета.
— Запасы кончаются, купим на рынке, — тётушка призадумалась. — От вчерашнего ужина осталось немного докторской колбаски, ею и пообедаем. Ты не против?
— Ещё у нас есть редиска.
— Вот и устроим пир горой! — тётушка задорно прищёлкнула пальцами, но тотчас посерьёзнела. — M-да… с таких харчей не больно-то округлишься. Ну ладно, не беда, — лицо её вновь просияло. — Завтра ужо сварю тебе бульончику… — взгляд её упал на курицу, и тётушка вспыхнула от смущения. — Приготовлю вкусный пёркёльт из говядины.
— А на десерт глазированный сырок, — воодушевилась Дорка.
— Договорились, — согласилась тётушка с несвойственной ей уступчивостью.
Обед был готов в два счёта. Хотя тётушка Тереза неукоснительно придерживалась правила обедать исключительно лишь за большим, орехового дерева столом, сидеть выпрямившись и прижав локти к бокам, однако на сей раз и словом не возразила, когда Дорка посреди трапезы вдруг ни с того ни с сего вылезла из-за стола и вышла на балкон. Более того, сама проследовала за племянницей.
Под окном два дюжих битюга тащили громоздкий жёлтый фургон на высоких колёсах с туго надутыми шинами. На боку этого невиданного сооружения красовалась выведенная огромными красными буквами надпись: «ЦИРК ЦИММЕРМАНА».
Правил лошадьми господин с кустистыми бровями и мечтательным взглядом, его седеющая шевелюра выбивалась из-под чёрного цилиндра.
Тётушка Тереза едва не подавилась редиской. Мечтательный взгляд господина скользнул по балкону, мужчина вскочил на ноги, сорвал с головы цилиндр и, описав им широкую дугу, отвесил низкий поклон.
Тётушка Тереза проглотила редиску, перегнулась через балконную решётку и произнесла:
— Циммерман, мошенник вы эдакий! Да как же вы посмели показаться мне на глаза?!
— Ах, дорогая Тереза, — с мягкой улыбкой отвечал седовласый господин. — Кто старое помянет… К тому же я исправился. Был бы счастлив, если бы вы пожаловали к нам на шестичасовое представление.
— В прошлый раз тоже с этого всё началось! Но больше вам не удастся подцепить меня на крючок, коварный искуситель!
Циммерман печально кивнул и вновь отвесил поклон.
— На всякий случай я оставлю в кассе контрамарку, — с надеждой в голосе произнёс он, и огромный жёлтый фургон скрылся за углом.
Тётушка, потупясь, поправляла седенький пучочек.
— И как назло, я была без шляпы, — пробормотала она. — Ну да ладно, не беда. Вечером надену гипюровую. Ту, что бирюзового цвета.
— Ура, в цирк пойдём! — Дорка раскраснелась от радости. Затем, покосившись на тётушку, добавила: — Но ведь, насколько мне известно, все наездники — сплошь обманщики и негодяи.
— Не ковыряй пластинку! — тотчас обрушилась на неё тётушка Тереза, хотя Дорка — излишне говорить — вовсе и не собиралась этого делать.
Внизу, на площади, жил своей суматошной жизнью рынок, у ног хозяек клевала кукурузные зёрна курица, а тётушка и племянница уписывали за обе щёки бутерброды с докторской колбасой и с редиской вприкуску.
Над рынком ветер колыхал привязанную к балконной решётке метёлку из белых перьев.
Кто на свете всех умнее, всех отважней и добрее?
Ни за что не догадались бы, не прочтя очередную повесть-сказку замечательного венгерского писателя Пала Бекеша, имя которого уже известно читателю по книгам «Горе-волшебник», «Мудрый исправитель недостатков», «Победитель страха» и рассказам про Барсука. На сей раз мы опять встретились с необычным героем. Доктор философских наук, профессор Фёдор Минорка, рассудительность, ум и эрудиция которого способны вызвать восхищение, кроме того обладает и множеством других достоинств. Правда, принадлежит он к… птичьему племени. Да-да, Фёдор Минорка — курица, к тому же с несчастливой судьбой. Судите сами, каково жить на свете, если родители спят и видят обзавестись сыночком, а ты вылупляешься из яйца девочкой, то есть не петушком, а курочкой? Как это случается и в семьях людей, разочарованные родители дают своему детищу мужское имя и соответствующее воспитание, и в дальнейшем незадачливый Фёдор вынужден исправлять ошибку природы и доказывать свое высокое предназначение: в школе учиться лучше всех, в университете добиваться исключительных успехов и в научной деятельности — естественно, в области курологии — не знать себе равных в мире. Профессор Минорка, даром что мал и слаб, знает себе цену, и чувства собственного достоинства ему не занимать, но… Ни для никого не секрет, какая участь уготована курице, которую — несмотря на все её научные заслуги — продают на базаре наравне со всеми пеструшками, хохлатками, несушками. Вот и наш почтенный профессор, доктор курологии, едва не угодил в беду, как кур в ощип. Обстоятельства складывались крайне неблагоприятно, и не только для Фёдора Минорки, но и для тех, с кем его свела судьба: с доброй феей Эмилией, девочкой Доркой и её родственницей, тётушкой Терезой. На базаре разразилась очередная схватка между мясниками и торговками из овощных рядов, об исходе которой страшно и думать, тем более поразительны безоглядная храбрость и находчивость, проявленные нашим героем, выходцем из совсем не героического рода домашней птицы. «Вот вам и курица!» — ахнули опекаемые профессором Миноркой фея и девочка с тётушкой. Немало удивился и читатель, отчего-то издавна привыкший относиться с пренебрежением к этому виду пернатых. Много лишнего наговариваем мы на бедных кур, одни образные выражения чего стоят: «куриные мозги», «слепая курица», «нацарапала как курица лапой»… А может, стоит, стряхнув с глаз «куриную слепоту», иной раз взглянуть на мир и с точки зрения другого живого существа?
Впрочем, вдумчивому читателю автор предлагает задуматься и над другими, более заковыристыми вопросами. Например, о превратностях судьбы, о личном счастье. Тема любви намечена писателем очень деликатно, к тому же обильно сдобрена юмором и даже сарказмом, поэтому, кажется, и не стоит воспринимать ее всерьёз. Однако не случайно завязка и концовка повествования состыкованы напрямую: нелепая, вздорная старуха шляпница и владелец цирка шапито пронесли своё чувство через всю жизнь и счастливы этим, хотя Пал Бекеш недвусмысленно дает понять, что идиллического совместного существования для них не предвидится.
Тем не менее, и бурные происшествия на рынке, виновницей которых невольно стала тётушка Тереза, равно как и неожиданная встреча — спустя долгие десятилетия — с обаятельным цирковым наездником перевернули её душу, многому научили её и многое изменили в её взглядах. Даже к пресловутому вопросу об отношениях «отцов и детей» и к своей любимой племяннице Дорке она, конечно же, теперь станет терпимее и снисходительней. Ведь диалог на равных у них уже состоялся.
Какая сказка обходится без чудес, кто из нас не мечтает о чуде, которое изменило бы нашу жизнь (а то и нас самих), решило бы за нас наши проблемы, кажущиеся неразрешимыми? Чудо — неотъемлемая составляющая любой сказки: спасение героев из безвыходной ситуации, вожделенный поворот к лучшему, а порой и торжество добра над злом происходит благодаря чуду. Хотя не зря ведь народная мудрость призывает надеяться на помощь свыше, но и самим не плошать. И вправду, огромные запасы внутренних душевных сил человека способны творить истинные чудеса — была бы поставленная цель благородной, во благо не только себе, но и другим.