– Я звонила вам вечером домой, так дома была одна Ванда! Что-то случилось?
– Все в порядке, – сказал Стас. – Агата задержалась на работе.
– Я должна тебя предупредить, я пропадаю на неделю, – сказала Диана. – Ты не мог бы передать кое-что Агате. Когда она на работе, связаться с нею невозможно.
– Конечно, – сказал Стас.
– Просто тут появился ее бывший, – сказала Диана. – Я хотела предупредить.
– Бывший? – переспросил Стас. – Что, отец Ванды?
– Нет, что ты, – рассмеялась Диана. – Я не знаю отца Ванды. Года три назад у Агаты был близкий приятель, но они разругались. Он не смог ей простить отношений с Ланго, тогда все это только начиналось. Время от времени они переписывались в сети, и она была не против его возвращения.
– Его имя? – спросил Стас.
– Флинт. Адам Флинт.
– Я передам, – кивнул Стас. – А куда ты убываешь?
– По делам, – уклончиво сказала Диана. – Но сегодня я свободна, так что мы вполне можем развлечься.
– Что ты называешь развлечься? – нахмурился Стас.
– Не то, что ты подумал, – рассмеялась Диана. – Ты ведь интересовался современным религиозным искусством! В Воронеже гастролирует театр «Шаман», публика сходит с ума! Я понимаю, что ты далек от шаманства, но подумала, что тебе может быть интересно.
Стас невольно улыбнулся.
– Спасибо, дорогая, ты все правильно понимаешь.
– Так ты согласен? – удивилась Диана.
– Конечно нет, – сказал Стас. – Но мне приятная твоя забота. Мне будет тоскливо без тебя.
– Я скоро вернусь, – пообещала она. – А что, сегодня ты занят?
– Да, я ныряю в церковную жизнь, – сказал Стас.
– А мне с тобой нельзя?
– Может быть, позже, – сказал Стас. – Я еще сам не знаю, что из себя представляет современная церковная жизнь. Разберусь, и непременно приглашу тебя.
– Мне будет интересно, – сказала Диана.
Тут зазвонил телефон в кармане, и Стас извинился, и отключил Диану. Звонила Светлана, сообщить, что его уже ждут.
Стас быстро оделся, но все же решил спуститься к бассейну, предупредить о своем отсутствии Агату. И действительно, уровнем ниже располагался бассейн, в котором уже плавала Агата. Она плавала, как и обещала, погрузившись в ритм плавания, и не позволяя отвлечься. Стасу стоило некоторого труда окликнуть ее.
– Что? – спросила она, снимая плавательные очки.
– Я ухожу, – сказал Стас. – Меня не будет часов до пяти.
Он только тут заметил, что Агата плавает в чем мать родила, и поспешил отвести взгляд.
– Я буду дома, – отвечала она. – Поставлю какой-нибудь слезливый сентиментальный сериал, и буду пить ликер.
– Диана просила тебе сообщить, что появился твой бывший, Адам Флинт, – напомнил Стас.
– Я знаю, – вздохнула Агата. – Он уже звонил…
– Он придет?
– Смеешься, – фыркнула Агата. – Сейчас только его мне не хватает!
И она продолжила свой заплыв.
28
Квартира у церковного регента Романа Петровича тоже была довольно бедной, зато в гостиной стояло пианино, на котором кто-то из певчих наигрывал легкие мелодии, когда Светлана привела Стаса.
– Вот и наш новый чтец, – представила она его.
После чего началось знакомство, и все присутствующие, а собралось там человек восемь, кроме Светланы и Веры, называли свои имена. Старшим среди них был Роман Петрович, но и тому еще не было сорока, так что Стас вполне мог посчитать себя среди них старейшиной.
– Вот вы помните еще пение на церковно-славянском, – говорила Серафима, которая играла на пианино. – Вы всегда все понимали?
– Случались непонимания, – отозвался Стас. – Но редко. Я с пятнадцати лет был в храме чтецом, так что привык к языку сызмальства.
– К сожалению, я таким опытом похвастаться не могу, – признался Роман Петрович. – Я пришел к Богу только лет восемь назад, когда работал в Китае. У нас в группе был батюшка, и он меня поразил своим отношением к людям.
– А что вас влечет к старому языку? – спросила Светлана у него. – Вы же пришли в церковь, когда здесь уже торжествовал русский.
– Я не могу сказать, что меня влечет, – стал объяснять Роман Петрович. – Просто он в самом деле очень музыкален. Когда мы поем на церковно-славянском, я чувствую настоящий полет.
– Это молитвенная сила, – стала объяснять полная женщина по имени Клара. – Для меня родной язык немецкий, но когда я услышала пение на церковно-славянском, я поняла, что такое молитва.
Так они некоторое время посвятили разговору, в котором Стас участвовал без особого желания, и наконец вспомнили о своей сверхзадаче. Роман Петрович раздал всем тексты богородичного тропаря Державной иконе Божьей Матери «О, Преславнаго чудесе!» и сел к пианино. При первом исполнении Стас только слушал, потому что певцом он себя не считал, да и никто другой его не считал. Но когда его спросили, он стал делать поправки в тексте, и невольно был вынужден спеть несколько фраз. Здесь начались расспросы, и он стал объяснять и смысл слов, и историю песнопения. Потом уже они пели вместе, хотя Стас явно стремился стушеваться, чтобы не мешать петь специалистам.
Потом пели и другие богослужебные пения, причем некоторые из них Стас даже не знал, но участвовал в пении вместе с остальными, потому что вошел во вкус. Удивительная особенность церковно-славянского языка для него состояла в том, что в его звучании слышалось эхо истории. Все эти инверсии, выстроенные по греческим правилам, казалось бы создавали ненужные трудности, но именно в этих трудностях звучала реальность прошедших эпох. Потом они даже исполнили покаянный псалом, где Стас исполнял роль канонарха, зачитывая прежде стихи, чтобы хор повторил их в пении. Певчие были очень довольны, да и сам Стас испытал полное удовлетворение, сразу избавившись он своих прежних опасений.
После пения сели пить чай, и тут Стас должен был выдержать настоящий штурм вопросов. Не особенно желая выделяться среди верующих, он старался уйти от некоторых прямых ответов, не спешил давать оценки некоторым спорным моментам, и решительно отказался судить священноначалие.
– Вы что не видите, что происходит? – возмущалась Клара. – Христианство сдают, спускают на тормозах!.. Владыки погрязли в пороках, то и дело возникают скандалы, а уж о духовной жизни вообще говорить не приходится!
– Конечно, – сказал Стас мягко. – Ваше суждение безусловно справедливо, но это если считать, что церковь оставлена Богом. Но я так считать не могу, и потому воспринимаю эти трудности, как испытание, посланное мне лично для укрепления веры.
– Прекрасно сказано, – восхитился Роман Петрович. – Скажите, а внутри себя вы все еще считаете себя священником?
– Признаюсь, я тешу себя надеждами, но в любом случае самовольно я не рискну приступать к совершению таинств.
Так что в конце он мог похвалить себя за выдержку, и потому считал встречу вполне удавшейся. Конечно, возникал неприятный момент некоторой конкуренции в духовном авторитете с Романом Петровичем, который доселе был их лидером, но Стас постарался не претендовать на победу.
Когда они выходили, Светлана попросила:
– Могу я с вами поговорить?
Стас решительно не желал вести душепопечительские беседы, но настроение у него было благодушное, и он согласился пройти пару кварталов, чтобы проводить Светлану к ее дому.
– Я грешна, батюшка, – сказала она с самого начала.
– Так это исповедь? – насторожился Стас.
– Это просьба, – сказала Светлана. – Я хочу вас попросить о помощи.
– Чем же я могу вам помочь?
– Вы уже знаете про моего мужа? – спросила она дрогнувшим голосом.
– Не очень, – сказал Стас. – Вера что-то говорила, но я не понял.
– Мы с ним вроде как разошлись, – сказала Светлана. – Потому что в самом конце Великого поста, на шестой неделе, он не выдержал и отправился в Дом Любви.
Стас кивнул.
– То есть, он не выдержал супружеского воздержания?
– Он не выдержал всего, – сказала Светлана. – Не выдержал поста, не выдержал церковных служб, не выдержал моих упреков… Особенно моих упреков.
– Так он ушел от вас?
– Нет, – сказала Светлана. – Мы все еще живем вместе. Я пытаюсь смириться с тем, что мой муж ходит от меня к другим женщинам. Он уже несколько раз приносил в дом деньги за произведенное зачатие.
Стас вздохнул.
– Кажется, в обществе это поощряется, не так ли?
Она тяжко вздохнула.
– Больше всего меня угнетает то, что я не могу его прогнать, – произнесла она жалобно. – Я люблю его, понимаете? И он меня любит, если судить по его желанию. Просто у нас не может быть детей…
– Что вас угнетает? – спросил Стас. – То, что он ходит в Дом Любви, ли то, что вы сами уже не против?
Она вскинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Да, я не против, – сказала она. – Наши отношения теперь лишены напряжения, лишены истеричности… Понимаете, я говорила с нашим батюшкой, и он сказал, что все правильно, пусть он ходит, главное, что остается в семье… А я не знаю…
Стас остановился. Вопрос был серьезен, и надо было отвечать с того уровня, на котором он себя ощущал.
– Что я могу вам сказать, Светлана? Формально получается, что ваш муж отпал в язычество, живет по законам угождения плоти. Но посмотрите вокруг, так живут почти все. Сохранить веру в таком окружении неимоверно сложно, но ведь Господь призвал нас в такое время именно потому, что для нас это единственный путь к Богу. Решите для себя, что вам важнее, угодить сластолюбивому мужу, или прогнать его и остаться в одиночестве. Только в одном случае вы остаетесь с Богом, а в другом предаете Его. Я не могу вас осуждать за угождение мужу, но если вы мне остаетесь сестрой по вере, то я призываю вас собраться с силами и решить вопрос. И я вас уверяю, что с Богом вы никогда не будете в одиночестве.
У нее вдруг скривилось лицо, она заплакала. Стас испугался, но она быстро пришла в себя.
– Спасибо, батюшка, – сказала она. – Мне нужен был именно такой совет, потому что никто другой так и не осмелился мне его дать. Будьте уверены, я этот вопрос решу. Вы только молитесь обо мне.