ком горек был тон несчастного Ланго.
– Пусть вам примером будет все тот же Трускальд, – сказал Стас. – Кажется, он нашел пользу в своем изучении человеческой культуры.
Ланго покачал головой.
– Ваша версия ничем не подтверждается. На центральной площади Гультанура есть пантеон для великих рептилидов, и памятник Трускальду там на самом видном месте.
– А могила на Луне, – сказал Стас. – Вы пробовали проверить этот вариант, или решили ограничиться официальной информацией?
– Я ищу подходы, – вздохнул Ланго. – Не могу же я открыто спросить, где там могила Трускальда?
– Я хочу заметить, – напомнил Стас. – Что если его все же похоронили по земному обычаю, то, наверное, остались те рептилиды, которые пошли на это!
– У него было много учеников, – кивнул Ланго. – Не большая часть из них погибла на войне, особенно когда вы взорвали орбитальную станцию. Там были тысячи погибших!
Стас вспомнил, как была взорвана орбитальная станция, и как все они ликовали по этому случаю. И даже теперь он не нашел в себе сил посочувствовать давно прошедшей трагедии.
– Кто-нибудь точно остался, – сказал он.
– Я поспрашиваю, – пообещал Ланго.
Стас вздохнул и поднялся из-за стола.
– Я понимаю ваши переживания, Ланго, – заговорил он тоном проповеди. – Но и вы должны понять, что у Господа не бывает лишних народов, даже если те и рептилиды. Если Господь допустил ваше появление прежде времени, то на то были свои причины, которые нам неизвестны. В конце концов, наше общество не настолько далеко ушло от каннибализма, если говорить прямо. Сейчас вы поводите программу роста народонаселения, чем бы это ни было вызвано, а в предшествующую эпоху тенденция была на уменьшение народонаселения, причем участвовало в этом все общество. Люди искусственно охранялись от зачатия самыми разными способами, вплоть до убийства младенцев в утробе, оставляя себе только область удовольствия. Которая, кстати, очень скоро переходила в извращения от естественного пресыщения. И я представляю, что ваше нашествие было попущено нам именно для того, чтобы мы опомнились. Теперь, в другой крайности мы начинаем совсем забывать о смысле продолжения рода, и это является нам безусловным предупреждением от последующих заблуждений в этом вопросе.
Стас остановился, почувствовав, что совсем скатился на менторский тон. Но Ланго слушал его с искренним воодушевлением, и когда он закончил, зачаровано спросил:
– Значит, вы полагаете, что и у нас есть свое предназначение?
– Безусловно, – подтвердил Стас.
Ланго откинулся на спинку кресла, испытывая очевидное возбуждение.
– Это тема! – сказал он. – Это может стать темой для моей работы! Я долго не мог найти точки сопряжения наших культур, но вы мне подсказали ее.
Стас сдержано поклонился.
– Я рад, что могу вам помочь, – сказал он. – Но давайте вернемся к нашей главной задаче. Какие у вас есть предположения о содержании той информации, которую поручили на мое хранение?
– Никаких, – отвечал Ланго.
– Трускальд был фенцером, верно?
– Он был Предвестником, то есть одним из верховных вождей.
– Значит, он участвовал в этих церемониях по призыву воли Создателей?
– Да, конечно.
Стас стал медленно вышагивать по комнате.
– А не могло ли быть связано сообщение маршала Гремина с какими-то особенностями этого ритуала?
Ланго усмехнулся.
– Мне льстят ваши попытки придать религиозные черты действиям фенцеров, но все же надо признать, что это технология. Просто время от времени фенцеры включают свою аппаратуру, и задают вопросы, на которые получают ответы.
– Аппаратуру? – повернулся к нему Стас.
– Я говорю условно, – сказал Ланго. – У них есть некие артефакты, которые они используют для подключения. Как вы понимаете, никому кроме фенцеров наблюдать эти церемонии не приходилось.
– Веритиан? – спросил Стас.
Ланго поднял голову.
– Что это?
Стас перевел дыхание.
– Вы никогда не слышали это слово?
– Нет. О чем это вы?
– Это только предположение, – сказал Стас. – Я тут натолкнулся… – он осекся. – В общем, есть версия, что ваш Трускальд основал здесь некое сообщество единомышленников. Я имею в виду, среди людей. Маршал Гремин вероятно был членом этого сообщества.
– Потрясающе, – произнес Ланго. – И я ничего об этом не знаю!
Стас, который пришел к предположению о сообществе буквально несколько мгновений назад, испытал смущение от того, что подал свои фантазии, как факт. Но тот так обрадовался предполагаемому сообществу, что разочаровывать его было бы еще большим злом.
– И я думаю, – продолжал Стас, – не посвятил ли он своих новых учеников в некие тонкости вашего ритуала?
Ланго на мгновение замер. Такой вариант развития событий безусловно представлялся весьма революционным, но слишком уклонялся в область предательства интересов Болотного общества. Ему понадобилось время, чтобы взвесить все доводы за и против.
– Как вы думаете? – прервал его рассуждения Стас.
– Я не знаю, – уклончиво отвечал Ланго. – Учитель Трускальд был вознесен на уровень пророка, и трудно представить, что это могло бы случиться, если бы он в самом деле… Совершил то, о чем вы говорите.
– Вы полагаете, что воля Создателей адресована только вам? – спросил Стас.
– Мне ничего не известно про тонкости ритуала, – стал объяснять Ланго. – Да мы никогда этим особенно не интересовались. Но ваше предположение… Оно все меняет!
– Что меняет?
– Всю картину! – сказал Ланго. – Если учитель на самом деле решился на такой подвиг, это по сути означает, что мы способны преодолеть свою судьбу!
– Я об этом сразу сказал, – заметил Стас. – Человек сам определяет свою судьбу, почему бы и рептилидам не поступать так же?
Ланго закачал головой.
– Мне это надо обдумать!
– Конечно, – успокоил его Стас. – Но давайте не забывать, что Цингали дал нам всем срок исполнения задания, и нам надо торопиться.
– Простите, – кивнул Ланго. – Я помню, конечно. Так что вы от меня ждете?
– Освобождения тех людей, о которых я вам говорил.
Ланго окончательно поднялся.
– Хорошо, – сказал он. – Я отдам распоряжение. Наша задача приоритетна, и со мной не посмеют спорить. Вы позволите мне перед уходом попрощаться с Агатой?
– Да, конечно, – отвечал Стас.
Ланго кивнул ему и прошел в стороны комнаты Агаты. Стас проводил его взглядом, оставаясь в сомнении, какой эффект могло произвести его предположение о Трускальде. Или он ему поверил, и воспарил духом по поводу судьбы рептилидов, или он обнаружил в этом предательство коренных интересов своих сородичей.
В любом случае, все это должно был дать скорый результат.
41
Уже с утра он был в храме, потому что отец Глеб был занят со своими благотворительными делами, и Стасу пришлось служить отпевание покойного. Покойный был довольно молод, и причиной смерти в документе было указано «отравление наркотическими веществами». Мать покойного сказала, что парень страшно стеснялся женщин, но под влиянием друзей был вынужден посещать Дом Любви, и для этого потреблял наркотики.
– Хоть будущее поколение будет нормальным, – говорила она со вздохом.
Стас не стал с ней обсуждать эту тему, отпел покойного по всем правилам, тем более, что на клиросе оказались знакомые певчие, хоть и не в полном составе. Светлана успела сообщить ему, что ее муж сам заинтересовался встречей с батюшкой, но только в плане творческой дискуссии.
Потом Стас беседовал в притворе с неким сомневающимся господином, который пытался разобраться, какое место среди творений Божиих занимают реплитиды. Позже появился отец Глеб с группой своих стариков, которые горели желанием поработать в саду, что принадлежал церкви, и потом они вместе трапезничали. Стариков, как уже понимал Стас, оставалось совсем немного, но их немощь и слабости воспринимались, как досадные помехи. Как правило со стариками после шестидесяти уже никто не жил, их сдавали в пансионаты, где было довольно приемлемое обслуживание, и там они доживали в своем кругу, вспоминая прошлое и занимаясь всякой чепухой. Отец Глеб взял их под свое попечение, чем доставил им немало радости, потому что комфорт пансионата явно не был для них достаточным.
– Меня вчера тронула ваша проповедь, – сказал отец Глеб за трапезой Стасу.
– Спасибо, – кивнул тот.
– Главное в ней было то, что вы явились к нам из другого мира, – продолжил отец Глеб. – Конечно, это был нелегкий удел, все же тюрьма, но вы явно не тронуты основными пороками нашего современного общества. И это радует.
– А что вы считаете основными пороками? – заинтересовался Стас.
Отец Глеб неторопливо утер губы.
– Лицемерие, – сказал он просто. – Люди давно уже отвыкли от искренних чувств и слов, с ранних лет у них начинается какой-то затяжной спектакль, где они фактически играют персонажей популярных сериалов, даже не замечая этого.
Стас располагающе улыбнулся.
– Батюшка, дорогой, ведь все мы пользуемся словами и категориями, которые не мы придумали. Это действительно похоже на спектакль, но на самом деле это просто язык, на котором люди говорят. А то, что сериалы являются основным окном в мир, это очевидно.
– Это не просто язык, на котором говорят, – сказал отец Глеб. – Это язык, на котором они думают. Этот язык подсказывает им выбор решений, заменяет им волю.
Стас покачал головой.
– Не знаю, – сказал он. – Я сериалы совсем не смотрю, и потому не знаю, о чем они там говорят. Меня больше угнетают эти чудовищные свинофермы, называемые Домами Любви.
Отец Глеб с улыбкой покачал головой.
– Не приведи Господь, батюшка, вам такое на проповеди сказать. Нас владыка на каждом собрании предупреждает, что политика роста народонаселения, это политика развития общества, и выступать против нее недопустимо.
– Ну, – сказал Стас. – Он-то понятно, почему так говорит. Но посмотрите сами, хоть мы и позволяем себе молчать по таким важным вопросам, но люди в церковь еще идут. Разве само это не чудо?