Он ещё раз внимательно оглядел меня:
— Ну, вылитый Джо Бонфорт! Никак не могу поверить, что ты и есть Лоренцо!
— Однако я именно Лоренцо.
— Да я верю, верю! Помнишь ту комедию, ты там бродягу играл? Сначала корову пытался подоить — та ни в какую! А в конце хотел поужинать из кошачьей миски, да тебя кот прогнал!
Я подтвердил.
— Плёнку, где это было записано, я до дыр протёр! Смотрел — и смеялся, и плакал одновременно!
— Так и было задумано.
Поколебавшись, я добавил, что пастораль «Побродяжка» играл, подражая одному из величайших мастеров прошлого[32].
— А вообще я драматические роли предпочитаю.
— Как сегодня, например?
— Ну уж нет! Этой роли с меня хватит — в печёнках уже сидит!
— Ясно. Значит, ты скажи Роджу… Нет, ничего не говори. И вообще, Лоренцо, лучше никому не знать, как мы провели этот последний час. Если ты скажешь Клифтону, хоть просто передашь, что я просил не беспокоиться, он же на нервы изойдёт! А ему — работать… Давай-ка сохраним это между нами, а?
— Как скажете, повелитель.
— Оставь ты, бога ради. Просто — так оно будет лучше. Жаль, не могу навестить дядюшку Джо, да и чем бы я ему помог? Хотя некоторые считают, одного прикосновения короля достаточно, чтобы случилось чудо… В общем, никому ничего не скажем; я ничего не видел и не слышал.
— Хорошо, Виллем.
— Теперь тебе, наверное, пора. Я и так дольше, чем следовало, тебя задержал.
— Да сколько пожелаете!
— Дать Патила в провожатые, или сам найдёшь дорогу? Постой… Погоди минутку.
Он полез в стол, бормоча про себя: «Опять эта девчонка тут порядок наводила! А, вот…» Из ящика он вытащил небольшой блокнот.
— Похоже, мы больше не встретимся. Не мог бы ты перед уходом автограф оставить?
9
Роджа с Биллом я нашёл в верхней гостиной. Они грызли ногти от нетерпения. Завидев меня, Корпсмен вскочил:
— Где ты шляешься, чёрт бы тебя побрал?!
— У императора, — холодно ответил я.
— Да за это время пять или шесть аудиенций можно провести!
Я не удостоил его ответом. После памятного спора о речи мы с Корпсменом продолжали работать вместе, но… «Сей брак был заключён без любви». Мы сотрудничали, но боевой топор не был зарыт в землю и мог в один прекрасный день вонзиться мне между лопаток. Я не предпринимал шагов к примирению, и причин к этому не видел. По-моему, его родители переспали спьяну на каком-нибудь маскараде.
Я и представить себе не мог, что поссорюсь ещё с кем-нибудь из нашей компании. Только Корпсмен считал единственно мне приличествующим — положение лакея: шляпа в руках, «я-с — человек маленький, сэр». На такое я не мог пойти даже ради примирения; я, в конце концов, профессионал, нанятый для работы, требующей высокой квалификации. Мастера не протискиваются с чёрного хода, их, как правило, уважают! Так что Билла я игнорировал и обратился к Роджу:
— А где Пени?
— С ним. И Дэк с доктором — тоже.
— Он здесь?
— Да. — Поразмыслив, Клифтон добавил:
— В смежной с вашей спальне, она предназначалась для супруги лидера официальной оппозиции. Там — единственное место, где можно обеспечить ему необходимый уход и полный покой. Надеюсь, вас это не стеснит?
— Нет, конечно.
— Мы вас не побеспокоим. Спальни соединены гардеробной, но её мы заперли, а стены звукоизолированы.
— Ну и отлично. Как он?
— Лучше. Много лучше — пока.
Клифтон нахмурился:
— Почти всё время в сознании.
Подумав, он добавил ещё:
— Если хотите, можете навестить его.
Над ответом я размышлял долго.
— А что док говорит — скоро он сможет выйти на люди?
— Трудно сказать. Похоже, ещё не так скоро.
— А всё же? Три, четыре дня? Тогда можно отменить пока что всякие встречи и убрать меня наконец со сцены. Так? Родж… как бы вам объяснить… Я с радостью повидал бы его и выразил моё уважение… Но не раньше, чем выйду на публику в его роли последний раз. Иначе я… Словом, увидев его больным и немощным… Такие впечатления запросто могут всё испортить.
Когда-то я допустил ужасную ошибку, пойдя на похороны отца. Долгие годы после, думая о нём, я видел его лежащим в гробу, и только очень много времени спустя снова стал представлять его себе таким, каким отец был при жизни — мужественным, властным человеком, твёрдой рукой направлявшим меня и обучившим ремеслу. Я боялся, что с Бонфортом может выйти то же самое. До сих пор я играл бодрого, здорового мужчину в расцвете сил, каким видел его в многочисленных стереозаписях. Меня пугала мысль о том, что, увидев Бонфорта больным и слабым, я могу вспомнить об этом не вовремя, и тогда…
— Не смею настаивать, — ответил Клифтон, — вам видней. Можно, конечно, отменить все встречи и выступления, но хотелось бы, чтобы вы остались с нами до его полного выздоровления и продолжали выдерживать роль.
Я чуть было не ляпнул, что император просил меня о том же, однако вовремя прикусил язык. Разоблачение несколько сбило меня с панталыку; воспоминание же об императоре напомнило ещё об одном деле. Я вынул из кармана исправленный список и отдал его Корпсмену.
— Билл, это одобренный вариант для служб новостей. Одно изменение: вместо Брауна — де ла Торре.
— Чего-о?!
— Джезус де ла Торре вместо Лотара Брауна. Так пожелал император.
Клифтон был поражён, а Корпсмен вдобавок — зол.
— Какая ему разница?! Нет у него такого права, чёрт бы его побрал!
Клифтон тихо добавил:
— Билл прав, шеф. Как юрист, специализирующийся по конституционному праву, могу вас заверить, что утверждение списка императором — акт чисто номинальный. Вы не должны были позволять ему вносить какие бы то ни было изменения.
Мне жутко захотелось гаркнуть на них; сдерживало лишь успокаивающее влияние личности Бонфорта. Денёк нынче выдался тяжёлый — такая неудача, несмотря на все старания; я просто с ног валился. Хотел было сказать Роджу, что если бы император не был бы действительно великим человеком, царственным, в лучшем смысле слова, нам всем такую кашу довелось бы сейчас расхлёбывать!.. А все они виноваты — не натренировали меня как следует! Но вместо этого я раздражённо буркнул:
— Изменение внесено, и кончим об этом!
— Это ты так полагаешь! — взвился Корпсмен. — А я уже два часа, как передал список журналистам! Теперь иди назад и возвращай всё на свои места, ясно?! Родж, ты свяжись ещё раз с дворцом, скажи…
— Тихо! — сказал я. Корпсмен заткнулся, и я взял тоном ниже:
— Родж, вы, как юрист, может, и правы, не знаю. Зато знаю, что император в Брауне усомнился. Если кто из присутствующих желает пойти поспорить с императором — пожалуйста. Лично я никуда больше не собираюсь идти. А собираюсь я — снять эту допотопную хламиду, сбросить башмаки, высосать бочку виски и задать храпака.
— Погодите, шеф, — возразил Клифтон, — у вас ещё пятиминутное выступление по всеобщей сети с объявлением нового состава правительства.
— Сами объявите. Как мой первый зам в этом правительстве.
Клифтон растерянно заморгал:
— Л-ладно…
Но Корпсмен настаивал:
— А с Брауном что делать?! Ему ж обещано было!
Клифтон изумлённо вытаращил глаза:
— Когда это, Билл, и кем?! Его, как и всех прочих, лишь спросили, согласен ли он работать в правительстве — это ты имеешь в виду?
Корпсмен замялся, словно актёр, спутавший роль:
— Ну да! Это ж — всё равно, что обещание!
— Ничего подобного — пока состав кабинета не объявлен.
— Говорю тебе, он был объявлен! Ещё два часа назад!
— Н-ну… Боюсь, придётся созвать твоих парней и сказать, что ты ошибся. Или хочешь, я их соберу и заявлю, что им, по недоразумению, достался вариант, не одобренный мистером Бонфортом окончательно. Но сделать это следует до оповещения по всеобщей сети.
— Погоди. А этому — так всё и спустить с рук?
Похоже, Билл имел в виду скорее меня, чем Виллема, однако ответ Роджа свидетельствовал об обратном:
— Да, Билл. Сейчас не время заводить конституционные склоки. Не стоит оно того. Ну как, объявишь сам? Или лучше мне?
Повадками Корпсмен напоминал кошку, которая вынуждена подчиняться лишь потому, что её держат за шкирку. Он сморщившись, пожал плечами:
— Ладно уж, сам скажу. Хотел только убедиться, что сформулировано всё, как надо. А то — где налажаешь, потом такие разговоры пойдут…
— Спасибо, Билл, — мягко ответил Родж.
Корпсмен направился к выходу. Я окликнул его:
— Кстати, Билл! Заявление для газетчиков!
— А? Что там ещё?
— Ничего особенного. — Я буквально с ног валился от усталости. Роль постоянно держала на пределе. — Только скажи им, что мистер Бонфорт простудился, и врач прописал ему постельный режим и полный покой. Я вымотался, как собака!
Корпсмен фыркнул:
— Лучше скажу — пневмония.
— Это — как тебе больше нравится.
Стоило ему выйти, Родж наклонился ко мне:
— Шеф, я бы так делать не стал. В нашей работе от нескольких дней — вся жизнь порой зависит!
— Родж, мне, правда, нехорошо почему-то. Можете вечером по стерео об этом упомянуть.
— Но…
— Короче, я иду спать, и всё тут! Почему, в конце концов, Бонфорт не может «простудиться» и оставаться в постели до тех пор, пока он не придёт в норму? Каждый выход в этой роли увеличивает вероятность того, что кто-нибудь в один прекрасный день углядит фальшь! Да ещё Корпсмен этот — со своими вечными подковырками!.. Даже мастер ни на что путное не способен, если под руку постоянно тявкают! Так что — пора кончать. Занавес!
— Да не обращайте на него внимания, шеф. Я уж постараюсь, чтоб Корпсмен вам не докучал. Здесь ведь не в теснотище на корабле — масса возможностей не мозолить друг другу глаза!
— Нет, Родж, я уже всё обдумал. Сколько можно тут с вами валандаться?! Останусь, пока мистер Бонфорт не сможет на люди показаться — но выступать буду лишь в самом крайнем случае.