— Как оно?!
— Да, — согласился Родж, — а шкурой Кироги мы дверь обобьём. Шеф, вот список по «тихим» округам, посмотрите. Его сдавать через двадцать минут.
— А, опять! Чёрт бы побрал эти совещания! Зачем он мне сейчас? Что-то с ним не так?
Я быстро просмотрел список. Все кандидаты были знакомы мне по ферли-храну, а некоторые и лично. Почему каждый из них попал сюда, я тоже знал…
И тут в глаза мне бросилось: Корпсмен, Уильям Дж.
Подавив приступ вполне понятной досады, я спокойно заметил:
— Родж, я смотрю, и Билл попал сюда.
— Да, верно. О нём я и хотел сказать. Понимаете, шеф, всё мы знаем — у вас с Биллом нелады. Кроме Билла в этом никто не виноват. И всё же… Вы ещё не заметили, но у него просто гигантских размеров комплекс неполноценности, вот он и готов любому в глотку вцепиться. Таким образом мы это прекратим.
— Прекратите?
— Да. Он спит — и видит себя в парламенте, ведь все мы, кто с вами работает, — члены ВА. И Биллу это постоянно покоя не даёт. Он сам как-то, после третьего бокала, жаловался, что он здесь — просто чернорабочий. Понятно, его это угнетает… Вы ведь не против, верно? А от партии не убудет; она одобряет и считает это умеренной платой за прекращение трений в штаб-квартире…
Я уже совсем успокоился.
— Но мне-то что за дело? С чего я буду возражать, если мистер Бонфорт так хочет?
Заметив быстрый взгляд, которым обменялись Родж с Дэком, я добавил:
— Ведь это он так хочет, верно?
— Родж, скажи ему, — сурово велел Дэк.
— Мы с Дэком сами так решили, — нехотя признался Клифтон. — Похоже, так будет лучше.
— Значит, мистер Бонфорт этого не одобряет? Вы его спрашивали?
— Нет.
— А почему?
— Шеф, ну нельзя его тревожить из-за каждого пустяка! Ведь он — старый, больной, измученный человек. Я решаюсь беспокоить мистера Бонфорта лишь по серьёзнейшим политическим вопросам — а этот вовсе не таков! Тут мы и сами справимся.
— Тогда зачем вам моё мнение?
— Мы хотим, чтобы вы знали, кто, где и почему. Думали, вы поймёте и согласитесь с нами…
— Я?! Вы просите от меня решения, словно я — сам мистер Бонфорт! Но я же — не он!
Я нервно забарабанил пальцами по столу — совсем как он:
— Если вопрос такого уровня, вам всё же следует спросить его. А если всё это неважно — зачем спрашивать меня?
Родж вынул изо рта сигару:
— Ну, хорошо. Я вас ни о чём не спрашивал.
— Нет!
— Э-э… Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду «нет». Вы именно спрашивали, значит, в чём-то сомневаетесь. Так что — если хотите, чтобы я от имени Бонфорта представил этот список в исполнительный комитет, пойдите и спросите его самого!
Некоторое время они молча глядели на меня. Дэк со вздохом сказал:
— Да выкладывай уж всё, Родж. Или давай я.
Я ждал. Клифтон вынул изо рта сигару:
— Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад был удар. Его ни в коем случае нельзя беспокоить.
Я оцепенел. В голове вертелась старая песенка[35]: «Там шпили башен терялись в облаках, дворцы сияли неземною красотою…»
Немного придя в себя, я спросил:
— А с головой у него как?..
— Полный порядок, но он измучен до смерти. Та неделя в плену совсем его подкосила, мы и не ожидали такого. Он двадцать четыре часа пробыл в коме. Сейчас пришёл в себя, но полностью парализована левая сторона лица и, частично, — тела.
— А что говорит доктор Чапек?
— Полагает, всё должно пройти, стоит тромбу рассосаться. Но и после его придётся беречь от нагрузок. Шеф, он действительно серьёзно болен. Завершать кампанию придётся нам самим.
Я чувствовал, что выжат, как лимон, — то же было со мной, когда умер отец. Правда, я не видел Бонфорта, даже ничего не получал от него, кроме нескольких небрежных поправок в текстах. Однако, всё это время я учился у него. И многое делало возможным для меня его присутствие за стеной…
Глубоко вздохнув, я проговорил:
— О'кей, Родж. Постараемся.
— Постараемся, шеф, — он поднялся, — собрание скоро начнётся. Как с этим решим?
Он указал кивком на список по «тихим» округам. Я задумался. Может, Бонфорт и впрямь хотел бы утешить Билла, подарив ему право добавлять к фамилии «Достопочтенный»? Просто так — чтобы сделать его счастливым. Бонфорт на такие вещи мелочен не был — не заграждал ртов волам молотящим…[36] В одном эссе о политике он писал: Не то, чтобы у меня был такой уж высокий интеллект. Весь мой талант в том, что я нахожу способных людей и не мешаю им работать.
— Родж, давно Билл у него работает?
— Уже четыре с лишним года.
Значит, его работа Бонфорта устраивала…
— С тех пор одни всеобщие выборы уже прошли, так? Почему же Бонфорт ещё тогда не ввёл Билла в ВА?
— Почему… Не знаю. Не поднимался как-то такой вопрос.
— А когда Пенни стала Достопочтенной?
— Три года назад. На дополнительных.
— Ну что ж, Родж, вот вам и ответ!
— Не совсем вас понимаю…
— Бонфорт в любое время мог сделать для Билла место в парламенте. Однако не стал. Так что — ставьте в список «подмену». Если мистер Бонфорт сочтёт нужным, всегда успеет назначить дополнительные выборы после выздоровления.
Выражение лица Клифтона не изменилось. Он взял список, сказав лишь:
— Хорошо, шеф.
В тот же день Билл уволился — вероятно, Родж сообщил ему, что фокус не удался. Но узнав о его уходе, я чуть инфаркт не схватил: только теперь сообразил, что своим упрямством, возможно, поставил под удар всех. Я сказал об этом Роджу. Он покачал головой.
— Но он же знает всё! Это с самого начала был его план! Он же столько грязи в стан Партии Человечества приволочёт…
— Забудьте вы о нём, шеф. Тля он, конечно, раз бросил всё в разгар компании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так не поступили. Но — не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайн клиентов, даже если навсегда распрощались.
— Ваши бы слова да богу в уши…
— Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.
Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал Билла лучше, чем я. О нём никаких вестей не было; кампания близилась к концу и становилась всё напряжённее. На разоблачение — ни намёка. Я начал забывать об инциденте и с головой ушёл в составление речей, выкладываясь целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся. Мистер Бонфорт шёл на поправку, однако док Чапек прописал ему полный покой.
Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на Землю — некоторые дыры издалека не залатать. Голоса уже, в основном, распределились, и работа на местах значила теперь больше, чем изготовление речей. Тем не менее, речи также были нужны, выступления на пресс-конференциях — тоже. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни. Конечно, с приходом опыта стало легче — на многие вопросы я отвечал теперь, даже не задумываясь.
Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции, проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и тихонько вскрикнула.
— Ещё в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но, как обычно, оглядев присутствующих, сказал:
— Доброе утро, джентльмены!
— Доброе утро, господин министр, — отвечали многие.
— Доброе утро, Билл, — добавил я, — вот уж не думал вас здесь встретить. Кого вы нынче представляете?
Воцарилась тишина. Каждый здесь знал, что Билл ушёл от нас, а может, его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:
— Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я — от синдиката Крейна.
Я уже сообразил, для чего он здесь, но изо всех сил постарался унять тревогу и не дать ему порадоваться моим испугом.
— Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они вас оплачивают по заслугам. Итак, к делу. Вначале — письменные вопросы. Пенни, они у вас?
С этим я разделался в два счёта, ответы были обдуманы заранее; потом, опустившись на стул, сказал:
— Ну что ж, джентльмены, будем закругляться? Или ещё вопросы?
Задали ещё несколько вопросов, и лишь однажды мне пришлось ответить: «Разъяснений не будет». Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал честное «нет». Поглядев на часы, я заметил:
— На сегодня — всё, джентльмены.
Но не успел подняться с места…
— Смайт! — крикнул Билл.
Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.
— Эй, «мистер Бонфорт»! Самозванец! Я к тебе обращаюсь, Смайт!
Билл был зол и кричал в полный голос.
На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свёклу:
— Ты самозванец! Актёришка! Обманщик!
Представитель лондонской «Таймс», сидевший справа от меня, шепнул:
— Сэр! Может, мне за охраной сбегать?
— Не нужно, — ответил я, — он, похоже, не опасен.
Билл нехорошо заржал:
— Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! С-час поглядим!
— Так я сбегаю всё же, сэр, — настаивал «Таймс».
— Сидите, — резко ответил я. — Довольно, Билл. Уйдите лучше по-хорошему.
— Ага, сейчас; разбежался!
И он взахлёб принялся излагать основные детали всей истории. О похищении, равно как и о своём участии в подмене он ни словом не обмолвился, зато ясно дал понять, что увольнение его впрямую связано с нежеланием способствовать нашим махинациям. Подмена, по его словам, вызвана была болезнью Бонфорта, а сама болезнь — скорее всего — нашими происками.
Я слушал терпеливо. Большинство репортёров попервости сидели с видом сторонних наблюдателей семейного скандала, однако вскоре некоторые начали делать заметки в блокнотах, либо вытащили диктофоны.
Когда Билл замолк, я спросил:
— Билл, у вас всё?