Карин разбудил очень знакомый голос:
— Какого черта! Пустите меня, я только взгляну на нее!
Некоторое время продолжался приглушенный спор неведомо о чем, а затем дверь открылась.
— Карин!
— Привет, сэнсей! — Она слегка приподняла голову, а затем опять бессильно уронила ее на мягкую подушку: это было единственное, напоминавшее поклон движение, которое у нее получилось. — Я рада вас видеть.
Но она не видела ничего. Мир вокруг был во тьме.
— Слава Богу! — Его борода коснулась щеки Карин, когда он легко поцеловал ее, затем взял за руку, все еще слабую, и сжал в своих загрубевших руках.
— Я слышала, вы там спорили с кем-то из персонала.
— Мне сказали, что ты все перенесла отлично, но я должен был увидеть тебя сам…
Вокруг была сплошная тьма, но Карин чувствовала, как под ее тяжестью прогибается мягкая постель, а одеяло казалось тяжелым, обволакивающим коконом. Не похоже, что она все еще на своем корабле…
— Сэнсей. Дарт… Он не…
«Я же не могу плакать, — вспомнила она. — Они забрали мои глаза».
— Не разговаривай! — Большие руки нежно пожали ее ладонь. — Мне коротко обо всем рассказали.
— Он спас нас. — Это было сказано шепотом. Вероятно, потом она провалилась в сон. Иногда различить, где явь, а где сон, было попросту невозможно.
Когда она полностью пришла в себя, сэнсей все еще был рядом — от него шли успокаивающее тепло и сила.
— Сэнсей?..
— Все в порядке, Карин.
— Они прячут от меня моего ребенка.
«Ребенка Дарта», — поправила она себя мысленно.
Кажется, раздавались какие-то пререкания, но она не была в этом уверена. Впрочем, теперь она была спокойна. Поскольку сэнсей Майкл проделал столь долгий путь сюда, на станцию «Метроном», он не допустит, чтобы ему помешали. «Уступай и соглашайся, когда возможно, — говаривал он иногда, — а когда необходимо — иди напролом».
Дверь приоткрылась, и сэнсей помог ей приподняться и сесть.
— Здравствуйте, — у женщины был чуть уловимый славянский выговор. — Я — Дороти… А вот ваша дочь.
Карин нежно провела руками по крошечному тельцу ребенка.
«Ребенок, — подумала она. — Новая реальность… Другая личность, но часть меня и Дарта».
Внезапно, сильно встревожившись, она протянула дрожащую руку, кончиками пальцев ощупала теплое личико ребенка, его голову с похожими на шерстку волосами и тельце, один за другим пересчитала все пальчики.
— Она красивая, — сказал сэнсей.
— Несомненно, — согласилась женщина по имени Дороти.
Напряжение спало, и Карин откинулась на подушку, прижимая крошечное тельце дочери. Губы ее невольно растянулись в улыбке.
Не думала она, что сможет когда-нибудь снова улыбнуться.
— С нею… действительно все в порядке? — Она повернулась в сторону Дороти, определив ее местонахождение по голосу и по шелесту одежды. — Вы ничего не заметили?
— Ой, я не знаю… Я — астрофизик, а не врач.
— Именно Дороти приняла твой сигнал, — сказал сэнсей.
— О-о! — Карин чуть покачала головой. — Я просто не знаю, как вас благодарить.
— Не велика заслуга! — Фраза была беззаботна, но Карин уловила, как от волнения у Дороти перехватило горло.
— Скажите мне прямо, сэнсей… — она склонила голову набок, повернув лицо в его сторону и зная, что он будет смотреть в серебряные глазницы, где больше не было ее глаз. — Это ведь ваша внучка. Почему ее прятали от меня?
— Потому что вам нельзя волноваться… — начала было Дороти.
— Я хочу забрать ее домой. — Сэнсей избегал прямого ответа — Я могу отойти от дел или работать неполный день… Я еще не все до конца обдумал. Тебе не о чем беспокоиться.
— Не о чем беспокоиться? — Карин усилием воли взяла себя в руки. Сэнсей был последним человеком, на которого она могла бы злиться.
— Я имею в виду, что ей, твоей дочери, не придется жить в приюте.
Дороти торопливо добавила:
— На тот самый корабль прибыли два укомплектованных экипажа.
Мю-пространственный корабль: Карин было интересно, кто же стал пилотом.
— Когда ты поправишься, прямо здесь пройдешь дообучение.
Если сэнсею придется заниматься воспитанием внучки, будет ли это означать, что он решит посвятить ее в священнический сан?
Впрочем, это не имело значения, потому что Карин уже приняла решение. Просто она осознала это только сейчас.
— Я не собираюсь возвращаться в мю-пространство, — сказала она спокойно — Я намерена быть матерью на Земле.
— Но ты будешь…
— Слепой?.. Да, я знаю… Но я поступлю, как решила. Потом она ощутила себя в кольце обнимающих ее рук, все молчали, а по щеке Карин катились теплые слезы, которые могли выкатиться из глаз и Дороти, и сэнсея, но Карин казалось, что плачет она.
Через минуту, когда объятия разжались, она снова спросила:
— Так почему же они прятали ее от меня?
— На самом деле нет серьезных отклонений, — сказала поспешно Дороти.
— А какие есть?
Молчание. Уж не подают ли они втихомолку друг другу сигналы?
— Ее глаза…
«О Господи! — взмолилась Карин. — Нет!»
— Похоже, зрительный рефлекс нормальный. — Рука сенсея сжала ее запястье. — Она следит глазами за движущимися объектами.
— Это сложно объяснить, — начала Дороти и тут же замолкла.
— Они черные, — очень осторожно сказал сэнсей.
— У меня тоже черные. То есть — были.
— Он имеет в виду — совершенно черные, — сказала Дороти. — Вообще нет белков. Это совершенно… сверхъестественно.
«О Боже! — подумала Карин. — Моя дочь…»
— Но она очень красива, — сказал сэнсей.
Глава 57
Том снял с себя черный шнурок с фигуркой жеребенка, положил на стол.
Помещение было просторным, длинным и широким, но низким, и большая его часть была в полутьме. Там прятались технические блоки, которые никто не обслуживал, и голографические дисплеи, с их сложной циклической программой, за которыми никто не наблюдал. В техническом зале, предназначавшемся для пятидесяти человек, находилось всего двое.
— Не похоже, что кому-то из нас удается поспать, — сказал Том. И добавил про себя: «Разве заснешь, когда там, во сне, тебя ждут мертвые дети?»
— Это хорошо, милорд!.. Значит, мы делаем кое-какие успехи. — Крутанувшись на стуле, программист подключил дополнительные дисплеи. — Посмотрите-ка на алгоритм перемещения…
Том не прерывал его несколько минут, стараясь по возможности понять, о чем он говорит. Потом, задав несколько вопросов — у программиста хватило такта не удивиться их наивности, — Том поздравил его с успехом и вышел.
Хотя в собственных владениях не было особой необходимости постоянно носить талисман с кристаллом, Тому это казалось вполне уместным. Была, однако, одна вещь, по поводу которой все сходились во мнении: восстановить ничего не удастся.
Тем не менее сотни мужчин и женщин занимались во дворце Тома тайной конкретной инженерной задачей: они пытались разгадать устройство кристалла-ретранслятора, используя фемтоанализ его компонентов и топологии. Позже, как только они начнут производить собственные кристаллы, область исследования должна будет переместиться в другую плоскость.
Но до этого шага пройдет, по крайней мере, год.
— Святая Судьба, спаси и сохрани! — взмолился Том.
Синий потолок и пол внезапно раскололись, закружились, и машина начала опускаться вниз, а затем пошла в сторону. Зажатый в тесном пространстве за пилотским креслом так, что приходилось сидеть, обхватив колени, Том почувствовал дурноту.
— Всего-то одну минуту… — Из-под шлема голос Эльвы звучал приглушенно.
— Надеюсь… что… так… — Том то и дело сглатывал подступившую желчь.
Наконец черная паукообразная машина со свистом влетела в узкий извилистый туннель.
— Вот и приехали, — удовлетворенно сказала Эльва. — Побили парочку мировых рекордов!
— А заодно и мои кости, — добавил Том.
Когда они добрались до широкого зала, в маленькую кабину ворвался яркий свет. Чтобы остановить машину, Эльва нажала на рычаг выброса педипальп. Несколько раз качнуло, вновь подступила дурнота, и наконец арахнабаг застыл на месте.
— Пассажиры, наружу! — скомандовала Эльва, прекрасно понимая, что Тому придется выбираться из машины вторым, вслед за нею.
— Только после вас.
Она хлопнула по корпусу арахнабага, свесила ноги за борт и по узкому трапу-педипальпе спустилась на землю.
Не обращая внимания на то, что сводит мышцы, Том тоже уцепился за трап.
В зале находилось около двадцати руководителей со своими многочисленными помощниками. Здесь оказался и Чжао-цзи, поднявший в приветствии руку, а навстречу уже спешил виконт Вилкарзье, цокая ботинками по полупрозрачным фиолетовым плитам.
— Том. Как приятно тебя видеть!
— Привет, Алексей! — Они сжали друг другу запястья. — Ты можешь пояснить мне, что за суета вокруг?
Оглядевшись, Том насчитал троих представителей Совета Планирования: доктора Сухрама, крупную женщину по имени Гальвина Чальвиро и массивного мужчину, которого он все еще знал только по псевдониму — Сентинел.
— Теперь спешить некуда, — говорил тем временем Вилкарзье, — раз ты здесь.
— Приятно это слышать!..
В углу зала был устроен небольшой буфет. Том с облегчением заметил, что Эльва отказалась от вина и выбрала гриппловый сок: если обратный путь по скорости будет хоть вполовину таким же, как сюда, было бы весьма желательно, чтобы она сохранила ясный разум.
— Совещание перенесли на более ранний срок. Хотя оно в любом случае должно было состояться. Через три декады…
— Я понимаю…
— Раз бета-сеть уничтожена, мы вынуждены…
— Уничтожено что? — Том повернулся так резко, что Вилкарзье вздрогнул.
Затем он отступил на шаг, закашлялся, пытаясь скрыть свое смущение. И быстро проговорил: