Малкорил предоставил ему информацию о ее местонахождении, и Том нашел Эльву, чтобы уговорить ее достать восемь удостоверений личности, и она сделала это.
Он прикрыл глаза, делая вид, что молится.
Впрочем, никаких признаков того, что ему уделяли какое-то особое внимание, не было. Полторы сотни охранников наблюдали за всеми.
И он, успокоившись, открыл глаза и взглянул на голограммы. Трое из судей были ему незнакомы, но четверых он знал. Их изображения были настолько увеличены, что казалось, можно протянуть руку и прикоснуться к ним: нежно провести пальцем по щеке или впиться ногтями в глаза — выбирай, что хочешь, все зависит от твоих чувств.
Том переводил взгляд с одной голограммы на другую.
Сентинел: массивный, с седыми волосами, выглядевший очень внушительно.
Эльва: бесстрастное лицо, глаза, по которым ничего невозможно понять.
Виконт Вилкарзъе: в простой форме, без регалий, один из пролетариев, пытающий своих бывших сотоварищей.
И знакомое бледное веснушчатое лицо… Рыжевато-каштановые волосы, красивые глаза, один из них, незрячий, при этом увеличении подобен бирюзово-аквамариновому драгоценному камню с янтарными вкраплениями. Находится здесь, чтобы судить свою бывшую хозяйку.
Арланна.
Том попытался встретиться взглядом с Кордувеном, но другие зрители заслоняли обзор.
Похоже, кристалла нет.
Если бы люди Кордувена справились с делом, кристалл был бы уже здесь.
— Ты уверен, что тебе удастся достать его? — спросил Том перед началом всего.
— Мои люди — профессионалы, — ответил Кордувен…
Теперь уже получалась совсем парадоксальная ситуация.
Кордувен не мог двинуться ни на шаг без Тома; Тому был необходим кристалл.
Выражение лица леди Даринии спокойно: крупным планом ее глаза, они неестественно неподвижны.
— Леди Сильвана выберет наказание для мальчика. Широко открыв синие глаза, дочь оценивающе разглядывает Тома.
Широко раскрытые, голубые глаза. Чистый молодой голос:
— Может быть, отнять у него руку?
— Прекрасно, — говорит леди Дариния. — Прежде чем доставить его во дворец, отрубите ему руку.
Бесстрастный взгляд серых глаз.
— Все равно — какую.
Почему судебный процесс начат с этой иллюстрации?
А именно из-за того, о чем говорил тогда Тэт: Однорукий был мучеником за правое дело, и толпа наверняка это знала.
Между тем дисплей показывал пузырящуюся жировую ткань, поднимающийся вверх дым от сгоревшей крови, режущий инструмент и пронзительно кричащего молодого Тома Коркоригана.
— Обвиняемая…
Засветились триконки, в письменной форме показывая то, что произносила Арланна.
— …Сильвана Лирголан, бывшая леди Сильвана…
Далеко-далеко вверху, на самой высокой части потолка, из центра мембраны пошли световые круги.
— …Совершенные преступления: измена народу…
Медленно поднимается ярко освещенный крест из железа и графита.
— …против человечности…
Крест опускается вниз.
Ее лицо попало на дисплеи, и у Тома мелькнула мысль, не случилось ли это по ошибке: привязанная к распятию, с разметавшимися чудесными светлыми волосами, она было невыразимо прекрасна.
О Сильвана! Он был прав, что пришел сюда.
Заговорила представительница защиты.
— Этот судебный процесс несправедлив уже тем, что его исход предрешен. Мы стоим в преддверии новой эпохи, перед лицом мира, построенного отважными людьми, — она повысила голос, заглушая поднявшийся в зале ропот. — Да, у тех, кто правил раньше, были ошибки… Но мы не должны повторять их ошибок, товарищи сограждане. Представители обвинения будут утверждать, что она виновна; но мы должны признать, что подзащитная оказалась под давлением определенных обстоятельств…
На дисплее появился представитель обвинения.
— Требования защиты вынуждают нас показать это, пусть оно и кажется несправедливым…
Изображение сменилось: вновь показали Сильвану.
Том затаил дыхание, боясь, как бы не выскочило из груди сердце.
Сильвана вскрикнула.
Том вцепился рукой в свою ляжку, с силой впился пальцами в плоть. Зрители вокруг затаили дыхание: даже после многих лет насилия такие жестокие кары потрясали…
Десять тысяч железных прутьев и графитовых волокон, по мере того как магнитное поле распятия выталкивает их наружу…
Он со всей силой прикусил губу, ощущая во рту соленый вкус крови.
…проникают в тело Сильваны, корчащееся в центре крестовины…
Донеслось приглушенное рыдание. Рядом с Томом женщина спрятала лицо под капюшоном.
…и кровь ее стекает струйками, капая с прутьев, пока она умирает.
На дисплее снова появился обвинитель:
— Это виртуальное изображение, полученное с помощью находящегося в нашем распоряжении Оракула, показывает, что подсудимая не только, вне всякого сомнения, виновна, но и даже сам вид наказания, которому она должна подвергнуться в ходе суда, уже предопределен…
— Ваше преподобие? — послышался рядом тихий голос.
— Мир вам, — Том скрестил пальцы в мудру. — Я всего лишь молюсь.
И это была почти правда.
— Поскольку мы уже знаем, — продолжал обвинитель, — что обвиняемая будет казнена, нам остается лишь провести эту процедуру!
Выродки!
Другая Сильвана, реальная, неотрывно смотрела на виртуальное голографическое изображение. Никакой паники; хотя нет и надежды на смягчение приговора.
А диалог «защита — обвинение» продолжался, хотя Том теперь улавливал лишь обрывки фраз.
— …рассматривая это прежде всего как… в соответствии с доводами обвинения… Судьба заставила ее принять решение…
— …защита не доказала… вынуждены будем признать ее виновной… так велит Бог… и вынести приговор трибунала, тот, который мы уже видели…
— Я дам тебе знать, — сказал тогда Том Кордувену.
— Это небезопасно. — Кордувен был все время мрачен: ему предстояло рисковать жизнями своих людей.
Но Том отрицательно покачал головой:
— Может быть, выход на связь и не проявится так явно, как в тот раз. Только достань мне этот проклятый кристалл!..
О Сильвана! О распятие!
«Я не смогу сделать это без кристалла», — говорил себе Том.
У него действительно не было таких сил. Но не было и выбора.
Глава 67
Голубое пламя.
Этого не должно происходить.
Тот барьер.
Прорваться сквозь него.
У груди — жар.
У меня нет кристалла.
Люди, сидящие рядом, потянулись ближе, как будто хотели помочь, затем отпрянули. На лицах их появился страх, а голубое пламя уже скользило по лиловым одеяниям Тома.
У меня есть кристалл. Но он не действовал. Так ведь?
Засунув руку под рубашку, он раскрыл талисман и достал кристалл, спрятал его в ладони. Даже через нуль-гель чувствовалось исходящее от него тепло, а уж когда он вскрыл оболочку и извлек кристалл из нуль-геля!..
Жеребенок остался разделенным на две половины: одна — на шнурке, другая упала под рубашку, поверх которой были надеты одежды священника.
Рука просто горела.
Он снова положил кристалл в талисман, закрыл его, но без нуль-гелевого футляра.
— Вперед, Том! — скомандовал он себе.
Теперь не было уже никакого барьера, и поэтому он рывком бросился вперед, расстегивая легко снимающиеся застежки, его лиловая одежда спадала с плеч, и янтарные лучи резали воздух, и кто-то пронзительно кричал.
Высоко вверху левит-диски судей меняли свои формы: у них появлялись грани, из них лился свет. По периметру запускались поисковые сканеры и нейроспиндлеры. Приводились в боевое состояние фемтоорудия…
Вперед!
Десятки лучей брызнули в ответ во все стороны, зрители начали прятаться за сиденья. Некоторые запаниковали и устремились к пандусам, но первых тут же сразило наповал.
Идти надо без оружия. Так считал Том — да и другие согласились с ним — по одной простой причине: когда придет время, они могли взять оружие у охранников.
И вот время пришло.
Бежать быстрее!!!
Ему и в голову не могло прийти, что возможно такое развитие событий.
— Сложить оружие! — кричал кто-то сзади.
Слышались какое-то бряцание, грохот, неразборчивые крики.
Обе стороны целились, как снайперы, пытаясь не задеть невинных граждан — если зрителей можно было назвать таковыми, — но против семи человек были сотни, и к этому моменту все уже должно бы закончиться…
Он ступил на пандус. Взбегая по нему, он ощущал в бедрах напряжение, как во время быстрого подъема на холм. Бросил беглый взгляд вниз: молодой человек, в котором Том немедленно узнал чжунгуо жэнь, вскочил со своего сиденья и, схватившись со стоящей рядом охранницей, разоружил ее. И эту возможность Том не учел: Кордувен пришел сюда отнюдь не без союзников.
«Я должен был предвидеть это». — Он испытал смешанное с горечью восхищение тактической смекалкой Кордувена, но времени размышлять об этом не было — на пандусе перед ним стояло три охранника. Они растерялись, увидев одного невооруженного человека, бегущего от места схватки, и слишком поздно поняли свою ошибку.
Через мгновение один уже лежал, согнувшись, на земле с раскинутыми руками.
Том взмахнул ногой, словно серпом, и рухнул второй охранник. У последнего оставалось время на то, чтобы вскинуть оружие, но снизу примчался острый, как игла, луч, и охранник упал.
Зашипели другие гразеры, отыскивая Тома огненными пальцами, но он уже затаился среди скульптур, скрывавшихся в полутьме у стены.
Лучи исчезли — охранники перенесли огонь на присутствующих в зале.
Но Том не смотрел вниз, и у него для этого имелось целых две причины: нельзя было тратить ни секунды, и лицо его могло быть замечено на фоне теней.
Путь выглядел не слишком удобным — выступающие вперед декоративные металлические пластинки свисали повсюду, словно скульптуры подверглись пытке. К тому же приходилось петлять в поисках затененных мест. У него было уже с десяток порезов, по лбу струилась кровь.