Два часа спустя Ли уже склонилась у монитора Маккуина, просматривая снятый камерой системы безопасности колеблющийся поток пассажиров, поднимавшихся по эстакаде на приписанный к Фритауну грузовой транспорт.
— Вы уверены, — спросил Маккуин, когда она остановила запись, показывая пальцем.
— Уверена.
Больше не было шелковой блузки и дорогих украшений ручной работы. Гоулд надела недорогую одежду и дешевую обувь. На плече она несла дешевую сумку из вирукожи. Она либо обрезала свои прекрасные волосы, либо убрала их под шляпу — Ли не разобрала. Гоулд наклонила голову и двигалась быстро, чтобы камеры не могли четко снять ее. Прямая тонкая линия рта, надменные изгибы скул и ноздрей, вид несгибаемого неоспоримого превосходства — все это заставляло Ли испытывать какую-то странную радость от того, что эта женщина уходила от нее.
Она отбросила эти ощущения, почувствовав себя дурочкой, и сказала себе, что не рождена для службы в полиции.
— Проверь расписания телепортации, — сказала она Маккуину. — Посмотри, сможем ли мы перехватить корабль до скачка.
Когда Гоулд переносила свою сумку через посадочный пандус, у нее на шее что-то блеснуло. Ли улыбнулась. У Гоулд на шее был милый кулончик: полоска квантового конденсата в вакуумной упаковке в медальончике в форме сердечка из полупрозрачного пластекса. Абсолютная дешевка. Такие безделушки уличные торговцы предлагают туристам вместе с поддельными «ролексами» и бейсбольными кепками с названиями команд первой лиги.
И вряд ли можно было заставить Гоулд носить такую вещь без серьезных причин даже под угрозой смерти. Эту женщину ни в коем случае нельзя было назвать небрежной.
— Я не могу найти их в очереди на телепортацию, — сказал Маккуин, сокрушаясь.
Ли сама проверила расписание транспортов, затем вышла на открытый сервер, чтобы найти полетный план, который заполняется на каждом судне, на всех телепортационных станциях маршрута. Но полетного плана не было. Они ничего не заполняли.
И только тогда до нее дошло.
— Мы опоздали, — сказала она. — Это не корабль скачка. Он летит до Фритауна на субсветовой скорости. И они уже в медленном времени. Нам не догнать ее до того, пока они не выйдут из медленного времени и не попадут на орбиту.
Маккуин тяжело опустился на один из побитых временем офисных стульев.
— Зачем ей понадобилось делать это? И почему во Фритаун?
— Почему во Фритаун? Это простой вопрос. Там за проезд принимают наличные и не вписывают твое имя в судовую роль. Там можно укрыть информацию, которую не доверишь банкам данных ООН. Туда хорошо летать, чтобы хранить нелегальные данные. Конечно, медленное время труднее рассчитать, но она будет там… — Ли сверила орбиты Земли и Юпитера со временем отправления «Медузы» и рассчитала ее прибытие на одну из орбитальных станций Фритауна. — Девятого ноября. Через двадцать шесть дней.
— Может, она просто бежит, — сказал Маккуин. — Люди не всегда думают нормально, когда испуганы. Может быть, она запаниковала, а это был первый уходящий рейс или что-то в этом роде.
Ли вспомнила спокойное бледное лицо Гоулд, ее блеклые глаза, четкую высокомерную складку между бровей.
— Я не думаю, чтобы Джиллиан Гоулд когда-либо впадала в панику в своей жизни, Брайан. Если она направляется во Фритаун, то у нее есть свои соображения. И у нас осталось меньше месяца, чтобы узнать, в чем они заключаются, и предпринять меры противодействия.
Маккуин закрыл лицо руками.
— Ну как я мог ее упустить? Как я мог?
— Бывали ошибки и похуже, Брайан. Я иногда их делала сама.
— Я понимаю, но… Боже милостивый, какая досада! Ли вытянула ногу и постучала по носку башмака Брайана.
— Веселее! — сказала она. — По крайней мере, мы знаем, по какому следу идти. А строго установленный предельный срок — это то, что всегда подгоняет.
Маккуин вздохнул и провел веснушчатой рукой по лбу.
— Расслабься, — сказала Ли. — Давай начнем с того, что разузнаем, что может привести нас к Фритауну. Мне нужны все записи всех передач с этой станции на Фритаун за неделю до смерти Шарифи. Затем давай проверим, чем Шарифи здесь занималась. И не только официальную версию. Мне нужен каждый отрывок спин-информации, посланный ею со времени первого предложения провести этот эксперимент. Я хочу знать обо всем, что она делала с момента прибытия на станцию. С кем беседовала, с кем ела, спала, ругалась. Все и всех. Даже то, что касается личной жизни. Особенно личной жизни.
Маккуин схватил блокнот и принялся записывать все инструкции, вылетавшие из Ли как из пулемета.
— Это, возможно, будет хорошей подсказкой, — сказала она, вынимая журнал Шарифи из кармана и бросая его на стол перед ним.
— Я понимаю, — сказала она в ответ на его взгляд. — Я должна была зарегистрировать его. Но он написан ее собственной рукой, черт возьми. Возможно, на нем остались следы ее ДНК. И вроде бы никакого сомнения в том, кто делал в нем записи, нет.
Конечно, она хотела оставить этот журнал у себя, пока она не смогла бы внимательно изучить его вместе с Нгуен.
— Нет, — сказал Маккуин. — Вы не поняли. Это — Хаас. Он звонил целый день. Он хотел что-то из вещей Шарифи. Что-то, чего, я сказал ему, у нас не было. Поскольку его не было в описи вещей.
— Черт.
Ли повернула стул спинкой вперед и села на него верхом, сложив руки на груди. Она начала связываться с кабинетом Хааса, но остановилась.
— Сообщи Хаасу, что мы нашли журнал, но должны доложить о нем в Техком, чтобы получить разрешение передать журнал Хаасу. Объясни ему, что мы стараемся ускорить ход событий. Если у него возникнут вопросы, то соедини его со мной.
— Сколько времени понадобится, чтобы получить разрешение от Техкома? — спросил Маккуин.
— Такие вещи просто не решаются, — с улыбкой ответила Ли. — Официальные каналы такие медленные.
Маккуин улыбнулся ей в ответ, но его улыбка быстро угасла.
— Но откуда, черт возьми, он узнал, что журнал у вас?
— Смешно, — ответила Ли. — Но как раз об этом я и думаю.
К тому времени, когда Ли вышла из офиса, все было уже давно закрыто. Витрины магазинов в галереях погасли. Вокруг было тихо. Она пошла к своей квартире, чувствуя себя настолько усталой, что не было сил на поиски места, где поужинать. Ей повезло, что у станции была слабая вращательная гравитация. Когда она подошла к своей двери, она, несмотря на усталость, заметила, что поле безопасности в ее отсутствие нарушалось.
Сделав шаг назад, она внимательно осмотрела пол и дверную раму. Подумав о том, что у нее — паранойя, она заметила уголок карточки, выглядывавший из-под закрытой двери.
Она приоткрыла дверь носком ботинка и увидела, что это была не карточка, а лист плотной бумаги цвета сливочного масла, сложенный пополам.
На бумаге было размашисто выведено: «Майору Кэтрин Ли, комната 4820, 12-й луч, станция Мира Компсона». Она подняла лист и развернула его.
На долю секунды бумага оставалась чистой. Затем выше складки появилась массивная рельефная монограмма со словами «130 Авенида Бош, зона Энжел», а ниже появились слова, написанные тем же самым размашистым почерком:
«Моя дорогая К. Перестань упрямиться и приходи на чай. В то же время и в том же месте. Завтра. К.».
После того как она прочла эти слова, они рассыпались, разбились на слоги и буквы, поднялись со страницы и, превратившись в стайку птиц, умчались по пустому коридору, то взмывая вверх, то устремляясь вниз, словно ласточки.
Глава 3
В этом месте читатель почувствует себя не вполне комфортно, выстраивая карточный домик. И несмотря на то что мы ввели поправки, что, если и они сами по себе неверные, как и бывает в любой реально существующей системе?
…«реалистичный» квантовый компьютер очень отличается от идеализированной бесшумной модели. Последняя представляет собой затаившегося призрачного зверя, на которого не следует смотреть, пока он не закончил свои вычисления, тогда как первый — это громоздкий объект, на который мы «пялимся» все время при помощи устройств регистрации ошибок, но так, чтобы не препятствовать темной логической машине прятаться внутри нее.
ЗОНА ЛИБРЕ, АРК 17: 15.10.48
Она позвонила в Калле Мехико прямо из Зокало. Здания-иглы в милю высотой сверкали в преломленном солнечном свете, указывая на тщательно откалиброванное атмосферное поле и далеко, далеко за ним — на синеву морей и белизну ледников Земли.
Это было сердце Кольца, точка отсчета всего пространства ООН, несколько квадратных километров самой дорогой недвижимости во Вселенной. Его интерфейс представлял собой лучшее творение из всех, продававшихся за деньги: это был квантовый многопользовательский интерактивный симулятор реального пространства, способный сотворить все, что только возможно вообразить, как точную копию реальности. Поначалу примыкавший к центральной банковской зоне, интерфейс разросся на всю длину и ширину Кольца. Любой, способный заплатить невероятно высокую цену за вход, мог зарегистрировать компанию, пообедать в трехзвездном ресторане, снять шлюху, замести следы или купить что угодно от сумочек Прада до психологических программ с черного рынка.
Возбужденная модная толпа нахлынула на нее, как морской прибой, — восемнадцать миллиардов человек, просчитывающих, планирующих и потребляющих в этом абсолютном центре исполнения желаний. Она огляделась, чтобы сориентироваться. Дневной трейдер оперся об интерактивную скульптуру Комиссии общественных искусств, внимательно изучая виртуальный тиккер, делая быстрые жесты на покупку и продажу в биржевом зале, который был виден только ему. Туристы и корпоративные содержанки спешили за покупками с дизайнерскими сумками, что-то говоря в элегантные клипсы наружных ВР-устройств.
Из любопытства Ли погрузилась в числа, чтобы увидеть, кто здесь был настоящим, а кто — нет. Половина людей, окружавших ее, исчезла в сжатые кодовые пакеты. Цифровые привидения. Подобие, видимость. Из праздного интереса она на ходу погрузилась в некоторые из кодов и, как всегда, удивилась количеству людей с косметическими программами. В ее собственном интерфейсе не было почти ничего лишнего в сравнении с теми, кто проходил мимо. Он отсканировал Ли, упаковал и сжал данные сканирования и передал ее живое подобие в потокопространство. Она не могла себе предста