Когда охранник закончил, он слегка расслабился и улыбнулся.
— Привет, майор. Рад вас видеть.
— И я тебя, Момо.
Ли протянула руку, и они обменялись шуточным секретным рукопожатием солдат, служивших в Космической пехоте.
— А где Джимми?
— В отпуске, — ответил Момо, пожав плечами. — Такой ленивый.
— Ну и ладно. Передай ему, что я его помню. Коэн здесь?
— Вы знаете, куда пройти.
Коэн ждал ее в своем кабинете — залитой солнечным светом комнате с портретами чьих-то предков в изящных рамах. Стеклянные двери вели в огороженный стеной сад. Антикварные вещи наполняли воздух запахом старого дуба и воска, которым натиралась мебель.
Вся комната жила и дышала. В ней была особая атмосфера, заполненная пылинками из шерсти персидских ковров и частичками лака со старинных картин, гусиных перьев и конского волоса, которым когда-то набивали мягкую мебель. И само здание роняло частицы дерева, штукатурки, прохладную и сухую пыль известняка. Оно оставляло след, как живое существо. Оно проникало внутрь тебя, как и сам Коэн, очаровательное, опьяняющее до такой степени, что уже и не понять, где граница между ним и вами. Коэн сидел на низком диванчике рядом с открытой дверью. В руке у него была книга, старый томик в твердой обложке, золото букв облетело с ее потрескавшегося корешка. Сегодня он шунтировался через Роланда, одетого в летний костюм цвета свежескошенной травы, как на портрете Эклипса работы Стаббса, висевшего на стене за его спиной. Полуденное солнце вспыхивало на кружившихся в воздухе пылинках, отливало золотом в глазах Роланда и окрашивало все вокруг в яркие земные тона.
— Кэтрин, — сказал он, вскочил, поцеловал ее в щеку, взял за руку и усадил рядом с собой на диван. — Снова на Мире Компсона, да? Что, там очень плохо?
Она скривила лицо. Он не отпускал ее руку, а отдергивать ее сейчас было слишком поздно. Его пальцы ощущались горячими, сухими и чистыми на коже.
— Хочу признаться, был удивлен, что ты согласилась на это задание.
— У меня не было большого выбора.
— Да, — сказал он, улыбаясь еще шире. — У Хелен настоящий талант на такие вещи. Я могу себе представить, как она это разыграла. Насколько элегантно она бросила тебе спасательный круг после того, как попыталась сломать тебе карьеру.
Ли прищурила глаза.
— А откуда ты знаешь, что тут замешана Нгуен?
— Ну, ты ведь знаешь меня, любопытного. Виноград?
Он предложил ей неглубокое блюдо с несколькими зелеными кистями мелких ягод.
Она вынула свою руку из его руки и оторвала ягоду с ветки. Потом положила ее в рот и начала осторожно жевать.
Оказалось, что этот виноград по вкусу совершенно не был похож на виноград. У ягод была жесткая кислая кожа. И они лопались у нее на зубах, неожиданно выбрасывая сочную мякоть с какими-то острыми деревянными кусочками.
— Осторожно, косточки, — предупредил Коэн, когда она чуть не подавилась одной. Он внимательно смотрел на нее, очевидно ожидая какого-то комментария.
— Он неплохой, — сказала она, кивая.
— Ты — страшная лгунья.
— Ты — прав. Виноград ужасный. Если не сказать, что еще и опасный. Для чего есть эту гадость?
Вот так они и перешли к прежнему привычному доверительному общению. Тема Метца была отложена в сторону. Они просто продолжали разговаривать, словно там ничего не произошло. Такая манера была ближе всего по форме к извинению. Большего никто и никогда не добивался от Коэна. Или от самой Ли.
Они проговорили весь день, пока длинные полосы преломленного солнечного света медленно ползли по кабинету, играя яркими голубыми и желтыми цветами узбекского ковра. За виноградом последовал чай, оладьи, сливки и маленькие зелено-белые бутерброды с кресс-салатом — все настоящее. Не было большего великолепия, чем чай с Коэном — будь то в потокопространстве или в реальности.
Когда они, сидя за чаем, завершили обмен личными новостями, слухами и наболтались о политике, Коэн поставил чашку и взглянул на нее.
— Ты понимаешь, что тебя чуть не убили тогда?
— Да брось ты!
— Тебя абсолютно и безоговорочно выключили.
— Ерунда, — ответила она, на самом деле не подозревая, что все было так серьезно.
— А что, если бы меня там не было? Я не всегда смогу прискакать на белом коне, чтобы спасти тебя. Понимаешь?
— Думаю, что в случае, о котором мы говорим, ты шел спасать меня медленной походкой с дорогой сигарой в руке. И кстати, я не просила тебя о помощи.
— Верно, — немного раздраженно ответил Коэн. — Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы ожидать благодарности. Но давай сделаем так, чтобы такое впредь не повторялось, хорошо?
— Почему ты думаешь, что это было не случайное нападение?
— Тебе, наверно, будет интересно узнать, что сигнал передавался через полевого AI компании «Анаконда Майнинг»?
Ли изумилась:
— Это невозможно! Полевой AI отключился, когда произошел взрыв на шахте.
— Это всего лишь история, распространенная Секретариатом для общего пользования. В действительности он живой и здоровый. Это понятно любому даже без установления контакта с ним.
Он зажег сигарету и смотрел на нее сквозь клуб дыма.
— Он просто с нами не говорит.
Ли с подозрением посмотрела на него.
— А ты откуда знаешь?
— Так получилось, что мне это стало интересно. И определенному числу моих коллег.
— То есть, другими словами — ALEF.
— Хм-м-м. Секретариат, кажется, под впечатлением, что у нас в АМК есть свободный полевой AI.
— А это действительно так и есть?
— Конечно нет. Действительно. — Он закатил глаза. — Ты загружаешь слишком много дешевых интерактивных программ.
— Хорошо, — сказала Ли. — Здесь вы были ни при чем. Насколько ты веришь другим AI из ALEF?
Он посмотрел на нее снисходительно.
— Этот вопрос почти по-человечески тупой. При чем здесь доверие? Все дело в протоколах обмена информацией. Кроме того, здесь и речь об этом не может идти. Полевые AI — это зомби. Ты видела циклы обратной связи, запрограммированные в них? Их едва чувствуешь.
— Тогда кто это сделал?
— Зачем спешить с выводами? Может быть, этот полевой AI контролирует сам себя?
— Думаешь, он пошел вразнос?
— Ох, как я ненавижу это слово, — сказал Коэн, глядя в потолок. — Это звучит так, словно каждый AI, который попытался контролировать свой собственный код, ведет себя как разбушевавшийся слон.
Ли не останавливалась.
— Я думала, что полевые AI не могут по… ой, переписывать свой собственный код.
— Ну, конечно, подразумевается, что они не могут это делать. — Он улыбнулся. — Но тогда и мне это было бы не по силам, если верить отдельным так называемым экспертам. Лучше скажи мне, какой глупый предлог использовала Нгуен, чтобы отправить тебя на Компсон? Какую легенду она придумала? И сколько она рассказала тебе о том, что происходит в действительности? — Он закинул голову, закрыл глаза и выпустил изящное кольцо дыма. — Если ты не желаешь делиться со мной, то тогда мне непонятно, зачем вообще мне с тобой играть.
Она стала рассказывать. Коэн откинулся на высокую спинку дивана и слушал. Медленное дыхание живота Роланда было единственным свидетельством того, что он — жив. Когда Ли закончила, он посмотрел в потолок и выпустил несколько колец дыма, прежде чем ответил.
— Три вещи. Первая. Хелен ничего тебе не рассказала. Ничего существенного, по крайней мере. Вторая. Это эпизод зачистки, а не настоящее расследование. Третья. Она изо всех сил старается утаить то, чем занималась Шарифи, иначе она не выбрала бы тебя для этой работы.
— Ей не из кого было выбирать, — солгала Ли. — Я была ближе всех.
— Хм… как удобно, что ты была рядом, да?
— Еще бы, я думаю.
— Прекращай изображать из себя солдата-простака, — вежливо хмыкнул Коэн. — Я знаю тебя лучше. Нгуен отдала тебя под трибунал, или как они его еще там называют, а затем заставила плясать под свою дудку. Ты в большой опасности. Нгуен хорошо тебя знает и понимает: ты предпримешь все возможное, чтобы выбраться. Просчитай, Кэтрин. Попробуй сделать хоть что-нибудь не так — и можешь биться об заклад на свои точки Фромхерца, что не пройдет и десяти минут, как она вежливо напомнит тебе, что держит твою карьеру в своих руках. Ли беспокойно зашевелилась, почувствовав себя неудобно на этом роскошном диване.
— Ну, нельзя быть таким подозрительным.
— Можно. И я догадываюсь, что ты уже думала об этом. — Он улыбнулся. — Кроме того, я очень уважаю Хелен. Она удивительно безжалостна, но всегда поучительно понаблюдать мастера за работой. К слову сказать, я бы не рекомендовал тебе говорить ей о том, что ты встречалась со мной. Она сейчас на меня слегка сердита.
Ли едва сдержалась, чтобы не сказать, что у Нгуен, возможно, есть причины, чтобы быть им недовольной. Но вместо этого спросила:
— Что ты можешь мне рассказать о Ханне Шарифи?
Коэн улыбнулся.
— А что ты хочешь узнать?
— Все. Ты знал ее лично?
Улыбка стала шире.
— Боже, Коэн, ну есть хотя бы кто-нибудь, с кем ты не спал?
Его лицо приняло самодовольное выражение.
— Ну, оставь эту пуританскую мораль шахтерской дочери. По крайней мере, я всегда разговариваю с моими «бывшими». Не так, как некоторые, кого я знаю.
— Я все еще говорю с тобой, не так ли? — спросила Ли без всякого смущения.
Они посмотрели друг на друга по-настоящему впервые с момента встречи.
Коэн отвернулся первым, наклонившись вперед, чтобы стряхнуть пепел.
— Не думаю, что это надо ставить себе в заслугу.
Ли встала и прошлась по комнате.
Портреты давно забытых графинь и маркиз восемнадцатого века смотрели на нее со стен, оклеенных зеленоватыми обоями. Кукла-автомат Жака Дро на карточном столе, способная писать сообщения объемом до сорока штрихов, пользуясь любым алфавитом, кивнула своей головой и вздохнула набитой тряпками грудью под смокингом с помощью зубчато-блочной имитации настоящего дыхания. На книжных полках стояли фотографии ученых, дурачившихся перед камерой на фоне покрытых плющом стен. На одной из них она увидела подлинного Гиацинта Коэна на какой-то исторической по значе