— У вас контракт с АМК, правда?
Рот Беллы стал напряженным.
— С Синдикатом Мотаи. АМК — вторичный держатель контракта.
— Извините, — сказала Ли. — Я ничего не знаю о… как все это организовано. Возможно, я сказала что-то очень глупое.
Она подняла глаза и обнаружила, что Белла пристально смотрит на нее.
— Что? — спросила она.
Белла прижала руку к жилке, пульсировавшей у основания ее шеи, жестом, который Ли узнала сразу же по вызвавшему смутное беспокойство проявлению дежа вю. Это был прием проверки работы биосистемы, которым пользовались солдаты Синдикатов.
–. Ничего, — ответила Белла, уронив руку себе на колени. — Вы просто… напомнили мне кое-кого.
— Кого? — спросила Ли, хотя прекрасно знала ответ.
Белла улыбнулась.
— Вы хорошо знали Шарифи? Она рассказывала вам о своей работе?
— Не очень. — Белла нервно потерла покраснение за ухом, быстро убрав руку, как ребенок, сковырнувший болячку. — Извините, — сказала она. — Но я действительно ничего не знаю.
— Я уверена, что вы знаете больше, чем вам кажется. Просто нужно все вспомнить и сопоставить. Расскажите, что вы помните о пожаре. Может быть, мне удастся что-нибудь связать.
— Не могу вам сказать. Я не помню.
— Просто начните сначала и рассказывайте все, о чем помните.
— Но я все вам рассказала. Больше нечего рассказывать. Я ничего не помню.
И она принялась плакать.
Она плакала, не издавая звуков, слезы катились по щекам, как капли дождя по вырезанному из камня лицу статуи. Ли поставила локти на колени и смотрела, чувствуя себя неловко и неуютно. Она никогда не видела, чтобы взрослая женщина так плакала. Казалось, что внутри нее что-то раскрылось, освободив ее от странного чувства стыда, заставляющего плачущих закрывать свои лица. Или, может быть, у нее никогда и не было этого чувства?
Ли прокашлялась.
— А что было до того, как вы спустились на планету? Или во время спуска? Вы, наверное, спускались на челноке? Может быть, говорили о чем-то по пути? О чем?
— Нет, — ответила Белла. — Я уже сказала. Ничего не помню.
Она встала так неожиданно, даже не закончив фразу, что столкнула чашку с кофе со стола.
Ли поймала ее, не раздумывая. Рука оказалась под ней как раз вовремя. Ложка упала на пол. Блюдце приземлилось на ладонь. Чашка немного подребезжала и замерла в вертикальном положении. Ни капли не пролилось. Ли поставила чашку на стол и наклонилась, чтобы поднять ложку.
Когда она подняла глаза, Белла в упор смотрела на нее, открыв рот от удивления.
— Как вы ее поймали? — прошептала она.
Ли вытянула руку и показала сеть волокон под кожей.
Белла смотрела так, словно никогда не видела внутреннего оборудования. На ее лице появилось выражение удивления, смешанного с отвращением, какое бывает у тех, кто смотрит на цирковых уродцев.
— Что… как это засунули в вас?
— Вирусная хирургия.
— Как у Войта, — сказала она и вздрогнула всем своим стройным телом, произнося имя погибшего, — В Синдикатах вы были бы монстром.
— Хорошо, что мы не в Синдикатах.
Белла подняла руку и дотронулась до контакта в голове.
— Даже это… отклонение от нормы.
— Да, если хочешь работать на планетах ООН, нужно иметь доступ в спин-поток. Иначе — никакого бизнеса. Так нам легче общаться между собой.
— Общаться…
Было ясно, что она никогда не думала о значении этого слова, находясь внутри потока.
— В яслях нас было две тысячи. Я никогда не смотрелась в зеркало, поскольку такое же лицо было у всех в группе. Я никогда не задумывалась над тем, кем я была, поскольку, чтобы понять это, мне стоило всего лишь оглянуться вокруг. Я никогда не думала об одиночестве, поскольку знала, что оно невозможно. А теперь я здесь. Я ничего и никого не понимаю. Я наблюдаю, как они разговаривают со мной, говорят вокруг меня. Я — отклонение от нормы. И нет никакого выхода.
— Выход есть всегда, — сказала Ли.
— Не для меня. Даже в палате эвтаназии. Я думала, что у меня… все нормально. До того, как повстречалась с Ханной. Но когда я встречаю кого-нибудь, подобного ей, подобного вам… — Она вытерла лицо, смахнув густые черные волосы со лба. — Мне трудно удержаться, чтобы не поговорить с вами, чтобы хоть на минуту не чувствовать себя одинокой. А тут вы показываете мне… это. И я не знаю, что думать.
— Шарифи была воспитана людьми, — сказала Ли. — Как и я.
Впервые за пятнадцать лет она почти призналась в том, что не была рождена естественным путем.
— А есть ли в этом большая разница?
— Думаю, есть.
Белла вытерла глаза и снова заговорила.
— Я помню день перед пожаром. Я работала с Ха… с Шарифи. Мы договаривались о том, чтобы спуститься на следующий день, но конкретно ничего не решили. Ничего определенного. А следующее, что я помню, — это пробуждение в шахте после пожара.
Ее рука снова потянулась к шее, и Ли заметила, как вена, словно птичка в силках, пульсировала под ее пальцами.
— Было темно. Я… они исчезли.
— То есть как это они исчезли? С вами был кто-то еще до этого?
— Нет. Может быть, — произнесла она смущенно. — Я не знаю.
— Где вы были, когда очнулись?
— В сияющей воронке. Я это не сразу поняла. Свет потух, а у меня не было лампы. Я… стала ползать вокруг. Искала приставную лестницу. Тут я и наткнулась на Войта.
— На Войта? — удивленно спросила Ли. — А вы уверены, что это был Войт?
Войт должен был находиться на уровень выше, у основания лестницы, ведущей в «Уилкс-Барре».
— Я дотронулась до его усов, — ответила Белла.
Ли снова заметила, как она вздрогнула от… чего? От страха? Отвращения?
— Хотя я так и не нашла свет. И… там было еще одно тело.
— У ступенек лестницы. — Это должна была быть Шарифи.
— Нет. У приставной лестницы. Рядом с Войтом. В сияющей воронке. — Белла закрыла рот ладонью. — Так это была Ханна, да?
Ли кивнула. Это должна была быть Шарифи. Больше мертвых под землей не нашли. Но если считать, что Белла говорила правду, то кто-то перетащил и Войта, и Шарифи на уровень выше и оставил их у основания главной лестницы, которая вела в «Тринидад», чтобы спасатели могли их обнаружить. Почему? И кто это сделал?
— Я на нее наступила. И даже не остановилась.
Казалось, что Белле сейчас станет дурно.
— К этому времени она уже давно была мертва, — солгала Ли. — Вы уже ничем не могли ей помочь.
Белла хотела что-то сказать и уже открыла рот, когда у дверей офиса раздался голос Хааса.
— Мне нужно идти, — сказала Ли.
— Нет! Подождите.
Ли уже встала, чтобы уйти, но остановилась и наклонилась к ней, заглянув в ее невероятные глаза, стараясь найти разгадку в совершенном овале ее лица, какой-нибудь намек, хоть что-нибудь.
— Они останутся безнаказанными? — шепотом спросила Белла. — Они убили ее. И их никто не накажет.
Ли была сейчас так близко к ней, что чувствовала ее запах. Так близко, что могла разглядеть скорбные складки у прекрасного рта и царапины на бледных щеках. Белла была похожа на боксера, получившего нокаут и ожидавшего падения. А в темно-лиловой глубине ее глаз Ли увидела черную пустоту, похожую на ту, что она видела в забое.
Только сейчас у этой пустоты было имя.
Ненависть. Ненависть, которая зрела, росла, набирала силы, пока не прорвалась наружу и не поглотила все пространство.
ШЭНТИТАУН: 19.10.48
Солнце Мира Компсона освещало Шэнтитаун мутным бутылочно-зеленым светом, равнодушно игравшим на беспорядочно раскиданных повсюду, покрытых плесенью крышах. Плохо откалиброванные атмосферные процессоры производили грязную изморось, делавшую весь Шэнтитаун похожим на подводный город, а слякоть, которая впитывалась в обувь Ли, отдавала нечистотами.
Она шла следом за Маккуином мимо ломбардов, тату-салонов, витрин с рекламой агентств, бравших на поруки и дававших займы под залог зарплаты. Здесь они были уже вне «решетки», поэтому вывески светились неоновыми и галогенными лампами, а не спин-вещанием: «ШАХТА», «ЗАЛОГ ПОД ЗАРПЛАТУ», «ОТДЫХ ШАХТЕРА», «ДЕВОЧКИДЕВОЧКИДЕВОЧКИ».
Шла первая смена. Об этом говорили тишина в барах и отсутствие здоровых мужчин на улицах. Когда они свернули с главной торговой улицы и пошли по примыкавшим к ней улочкам, то стали привлекать к себе повышенное внимание. Стайка бледных оборванных ребятишек прекратила бросать мяч и уставилась на них. Женщина, возвращавшаяся домой после сбора мелкого угля из отвалов, обернулась и наблюдала, пока они проходили мимо. Ли обернулась и увидела, как тело женщины согнулось под тяжелой ношей. Маккуин пробирался через ничем не обозначенные перекрестки так, словно шел по карте. Каждый поворот уводил их все дальше и дальше от дневного света в темноту самой бедной части Шэнтитауна.
Жилые модульные блоки уступали место гниющим крышам убогих жилищ эпохи первопоселенцев, крытым черепицей из вирустали и керамики. По пути они миновали все еще работавший переходный шлюз, лампочки контрольной панели которого мелькали, показывая рабочее состояние этой давно уже бесполезной системы жизнеобеспечения. Попадавшиеся теперь все чаще и чаще остатки первоначальной колонии представляли собой просто старый хлам, составлявший вместе со строительным мусором нижний слой осадочной породы.
Только Ли подумала, далеко ли еще Маккуин собирается вести ее, он нырнул в проход между двумя витринами, спустился на три ступеньки вниз и повел ее по проходу настолько узкому, что, казалось, мокрые стены почти сходились над их головами.
Двери с обеих сторон прохода, открывавшиеся внутрь, были закрыты. Редкие окна либо заколочены, либо закрыты пластиковыми ставнями. Из домов, словно дым, струился вонючий чад от вегетеина, впитываясь в твердое покрытие мостовой. Все это пробуждало в Ли глубокие смутные воспоминания двадцатилетней давности, воспоминания детства. Запах пота. Неисправная канализация. Пустые бутылки из-под пива, оставшиеся после вечерней попойки. Нищета.