Но, несмотря на надвигающуюся катастрофу, Ли вспомнила о всеми теперь забытом возгорании на «Тринидаде», с которого все началось.
Они сели на вертолетную площадку девятой, более чем в шести километрах от пожара. Даже здесь снижаться пришлось сквозь сильную дымовую завесу, и само приземление оказалось таким же неожиданным, что ощущение при этом было похоже на то, когда спотыкаешься о ступеньку, о которой не подозревал.
Ли обнаружила Шарпа с подветренной стороны дробилки, вокруг было полдюжины еще не разгруженных грузовиков с медицинским оборудованием. Она схватилась за ремень медицинской сумки, которую он бросил ей, и последовала за ним.
Она насчитала почти восемьдесят человек, лежавших на носилках, как попало разложенных рядом с грузовиками. Один из помощников Шарпа уже ходил между ними и привешивал к раненым бирки. Зеленые — легкораненым, которые могли подождать врачебной помощи до тех пор, пока не прекратится давка. Красные — для неотложных случаев. Белые — для безнадежных. Количество белых уже бросалось в глаза, а спасатели еще не скоро достигнут непосредственного очага взрыва — может, в течение долгих часов, может быть, даже дней.
— По крайней мере, похоже, что они быстро вытаскивают их на поверхность, — сказала Ли.
Шарп мрачно посмотрел на нее, сжав губы.
— До сих пор они доставили только две партии. Все остальные получили ранения здесь, наверху.
— О Боже!
— Вы что, не слышали, что говорят шахтные священники, майор? Мы — за пределами Божьего суда.
После этого Ли потеряла чувство времени. Сначала раненые снизу поступали медленно. Затем спасатели начали спускаться по стволу четвертой по тросу, вытаскивая раненых на руках. В течение нескольких минут сортировочное отделение было переполнено. «Оракул» Ли загрузил все медицинские справочники, и она погрузилась в длинный темный автоматический туннель перевязок, повязок, разрезов, инъекций.
В какой-то момент стало не хватать носилок. Спасатели стали искать среди раненых тех, на ком были белые бирки, затем проверяли пульс и вынимали носилки из-под тех, кто уже умер.
— Эй! — закричала Ли, когда молодой шахтер скинул с носилок обожженного с белой биркой неподалеку от нее.
— Нет времени, — ответил спасатель.
Голос его звучал молодо и зло. Обожженный раненый, оказавшийся на земле между ними, очнулся, позвал кого-то по имени и умер.
— Христос Всемогущий, я подумал, что он уже умер, — сказал спасатель, отвернулся, и его стошнило.
Ли еще на какой-то миг задержала на нем свой взгляд, потом вытерла лицо рукавом и вернулась к работе.
— Эй! — окликнул ее кто-то со спины через какое-то время.
Она почувствовала тяжесть руки на плече, обернулась и увидела Рамиреса. Он был едва узнаваем под маской запекшейся угольной пыли, крови и солярки.
— Вы нужны нам внизу, — сказал он.
Ли поискала глазами Шарпа и увидела, что он беседовал с только что прибывшими из Хелены медиками.
— Сколько вам не хватает людей? — спросила она Рамиреса.
— Чего нам не хватает, так это оборудования. В основном дыхательных аппаратов. Мы не успеваем заряжать те, что у нас есть, чтобы следовать за спасателями. — Он задумался, затем быстро заговорил снова: — А шахта взорвалась в ночную смену.
Сначала Ли не поняла, к чему клонил Рамирес. Затем почувствовала, как холодок пробежал по ее спине. Ночная смена была сменой для вольноопределяющихся. Она была ночной и по станционному, и по планетному времени. Это была единственная смена, которая начиналась и заканчивалась под покровом темноты, и самая удобная для независимых шахтеров, чтобы тайком выносить добытое ими из шахты через заброшенные штреки и скважины, не обозначенные на картах компании.
В это ночное время под землей могли быть десятки, даже сотни вольноопределяющихся, которые никогда не заносили своих имен в журнал на входе и не оставляли своих жетонов внизу. Штейгеры смены могли знать, где находились вольноопределяющиеся, но признаться в этом означало признаться и в том, что они получали взятки деньгами или конденсатами за молчание. Но сейчас это не имело значения — большинство сменных штейгеров уже погибли.
Хуже всего — и именно об этом и говорил Рамирес — что большинство генетических конструкций, работавших в шахте, были независимыми. Если бы шахта взорвалась в любую другую смену, то среди спасателей было бы достаточно «генетиков» — опытных шахтеров, которые могли бы выжить, дыша отравленным воздухом без дыхательных аппаратов, по крайней мере достаточно долго, чтобы вытащить хотя бы нескольких уцелевших. Теперь как раз эти шахтеры попали в ловушку под землей и сами нуждались в спасении, а люди сверху не могли спуститься к ним без дыхательных аппаратов.
Ли посмотрела на медиков с Хелены, которые уже разошлись по всей сортировочной площадке, наклоняясь у носилок, раскладывая комплекты для обработки ожогов и перевязочный материал.
— Все еще не найдено двести семьдесят шахтеров, чьи имена были занесены в журнал, — сказал Рамирес. — Может быть, еще сотня независимых находится в боковых туннелях.
— Хорошо, — сказала Ли. — Дайте мне только минуту. Спустя полчаса она почувствовала, как клеть ударилась о дно шахты, рывком открыла дверь и вышла в ад.
Спасательные работы походили на тренировку в контролируемом хаосе. Спасатели искали повсюду, часто возвращаясь, чтобы доложить не об уцелевших шахтерах, а об очередных спасателях, вышедших из строя из-за отравления дымом или ранений вследствие обрушения породы. Собаки старались найти кого-нибудь по запаху среди зловония горящего угля и обгорелых электрических проводов и радостно лаяли, когда им удавалось изредка обнаружить живого, или озабоченно подвывали, когда найденные ими тела не шевелились и не разговаривали с ними.
Остаток ночи Ли провела, работая бок о бок с Рамиресом. К ее удивлению, он успевал за ней. И даже неплохо успевал. А поскольку он не был специально оборудован, то держался только на нервах и грубой решительности.
К исходу ночи она стала замечать, что люди здесь, на дне шахты, старались сделать так, чтобы у Рамиреса были носилки тогда, когда он в них нуждался, или бак со свежей водой, когда он подносил пустые фляги. К нему относились по-особому, и было за что: он находил людей и вытаскивал уцелевших с такой скоростью, которая могла означать, что он рисковал там, где другие не осмеливались.
Да, он вел себя как герой — по крайней мере здесь, внизу. Ли давно перестала удивляться тому, на что способны люди, когда речь идет о жизни и смерти. Она видела стойких ветеранов, сгибавшихся от страха под огнем, и не раз встречала маменькиных сынков, которые вели себя как настоящие герои. Некоторые люди просто созданы для критических моментов. Оказалось, что Рамирес был одним из них.
Ли обладала способностью выживать, но в ней не было героизма. Любые иллюзии на этот счет выжгли из нее еще там, на Гилеаде. Но здесь и не требовалось проявлять героизм. Здесь, внизу, нужно было уметь дышать. И она старалась. А ночь уже начала бледнеть, превращаясь в дымный день на земле в трех километрах над ними.
Она и Рамирес, проработав подряд с тремя сменами спасателей, натолкнулись на Маккуина уже ближе к рассвету и продолжили поиски вместе с ним. Они бросались всюду, где существовал хоть малейший шанс найти живых людей, даже если кто-то просто показывал куда-то пальцем или где-то лаяла собака. Они помогали разбирать завалы и править опасно ослабевшую крепь. Они поднимали тела, живые и мертвые, и несли их, чтобы передать дальше.
Между тем внутренние устройства Ли следили за степенью загрязнения воздуха, звуковыми сигналами предупреждая ее об опасности. Она игнорировала эти сигналы, и они выслали армию вирионов-камикадзе для борьбы с отравлением, которое начало распространяться по всему телу. После первых нескольких часов воздействия зараженного воздуха компоненты ее внутренних устройств, которые были изготовлены не из вирустали, начали перегреваться, и ее «оракул» переключил все заменимые системы в режим экономии энергии. Через четыре часа она начала выкашливать черные от угольной пыли сгустки мокроты с мертвыми вирионами. Через четырнадцать часов ей пришлось подняться наверх и просидеть почти час, подключившись к подаче кислорода, чтобы восстановить дыхание и дать своим системам передышку. Затем она снова спустилась в шахту, заставляя себя не думать о том, какой вред она наносит себе. И все началось снова.
Во всех спасательных работах, в которых участвовала Ли, как и после боя, наступал момент, когда продолжать поиски уже бесполезно. Иногда он наступал через несколько часов, а иногда и через несколько дней, но рано или поздно это происходило. Тогда энтузиазм сменялся тоскливой обязанностью выносить тела, и приходили сомнения в необходимости рисковать собственной жизнью ради этого. В это время Ли всегда больше всего жалела собак. И эта спасательная операция не была исключением. В их поведении было столько трогательной искренности: неуверенность, скулящая нотка сомнения, переходящая в лай, беспокойное лизание рук и лиц тех, кто уже пришел в себя. Когда человек-спасатель ломался и сдавался внутри, собак не покидала надежда.
Для Ли такой момент наступил где-то на уровне 3700 в шахте «Анаконды». Она пробиралась по разрушенному штреку с включенным локатором человеческого пульса, который не обнаружил никого живого за последние четырнадцать часов. Даже Рамирес начал говорить, что пора завершать работу.
И тут неожиданно прибор указал на относительно неповрежденный участок коридора, находившийся далеко от основных направлений циркуляции воздуха, а следовательно, как они надеялись, и от самого сильного задымления. Но когда они добрались до этого участка, они нашли только пустой коридор, уходивший в темноту.
— Что за черт? — сказала Ли.
Ее локатор все еще подавал звуковые сигналы. Маккуин вытащил из стены кусок крепи и достал маячок, спрятанный в нише за ним.
— Вольноопределяющиеся, — сказал он голосом, приглушенным загубником дыхательного аппарата. — Если они еще живы, то должны быть где-то на расстоянии крика отсюда.